Отель «Прага»
Шрифт:
Алехандро мгновенно пришел в ярость.
– Как – что? – заорал он в трубку. – Я тебе с утра звоню! Ты почему не отвечаешь, идиот?
Инма, уже одетая в красное с блестками платье до колен, но еще босая, подошла к нему, взяла его под руку, положила подбородок ему на плечо. Он раздраженно оттолкнул ее. Пожав плечами, Инма присела на край кровати и начала надевать босоножки со сложной системой ремешков и застежек.
– Извини, – зевнув, сказал Эрнесто. – Я забыл телефон дома, вот только вернулся. Смотрю – восемнадцать звонков…
Голос у него был спокойный, но это еще ни о чем не говорило.
– Не знаю, о чем ты думаешь, – раздраженно сказал Алехандро, тем не менее чувствуя невероятное облегчение от того, что
Инма уже была готова и теперь крутилась перед зеркалом в коридоре, судя по выражению лица, не слишком довольная своим видом.
– А что случилось? – поинтересовался Эрнесто.
– Ничего. Ты почему не поехал с нами в Прагу?
– Ты хочешь, чтобы я приехал?
– Не хочу. Но мне не мешало бы знать, почему ты не поехал, тебе не кажется?
Эрнесто явно так не казалось, но возражать он не решился.
– Слушай, Алехандро, у меня тут свои дела. Я собирался рассказать тебе позже, когда ты вернешься, но если ты настаиваешь…
– Какие еще дела?
Эрнесто, вздохнув, выложил свои секреты. Оказывается, он решил расширить сферу деятельности и заняться раскруткой двух молодых художников, на которых в свое время обратил его внимание сам Алехандро. Художники, по словам Эрнесто, были просто счастливы, что к их работам проявил интерес агент Алехандро Пулитца, дали ему карт-бланш и теперь затаились в своих каморках в ожидании результата.
– Ты не обижаешься, Алехандро? – с беспокойством спросил брат.
Алехандро не обижался. Он давно говорил Эрнесто, что не стоит зацикливаться на нем одном, если он хочет всерьез заниматься профессией. Прежде, до того, как Эрнесто вздумал стать его агентом, кем он только не был. Помощником повара, курьером, официантом, продавцом, дорожным рабочим (два дня), секретарем известного испанского писателя (один день), певцом в ресторане (пятнадцать минут).
На родине, в России, он закончил экономический факультет университета, но и по специальности проработал всего четыре месяца, сходу втянувшись в какую-то махинацию и едва не загремев за решетку. Хорошо, что отец вовремя заметил неладное и, вытряхнув из сына правду, быстро сделал ему липовую справку о пошатнувшемся здоровье, с помощью которой Эрнесто уволился буквально за три недели до того, как на предприятие нагрянула проверка. Конечно, его искали, но было поздно – отец, наученный горьким опытом прошлого, сразу после увольнения отправил младшего сына к дальним родственникам в Пермскую область, в город Очер, и, когда в дом приходили сыщики, – а они приходили трижды, – делал большие глаза и говорил: «Не знаю, где он, сам волнуюсь».
Алехандро – тогда еще Александр, тридцати трех лет, обремененный женой и больным сыном, малюющий афиши для местного кинотеатра и с каждым днем теряющий надежды на лучшее – тоже делал большие глаза, хотя ему хотелось провалиться сквозь землю, а перед этим убить брата.
Затем, в эмиграции, сначала в Германии, потом в Испании, Эрнесто перебрал множество профессий и работ, нигде не задерживаясь дольше чем на год. Это была головная боль всей семьи, а потом, после смерти родителей, – одного Алехандро. Энергичный от природы, без дела Эрнесто не мог, но и удержаться на одном месте не мог тоже. Много лет в его жизни не было ничего и никого постоянного, кроме Алехандро. Он менял работы, съемные квартиры, жен, любовниц, друзей, мечты. Метания его приносили лишь неудовлетворенность собой и всевозможные проблемы, большую часть которых Эрнесто перекладывал на брата.
Несколько лет назад он неожиданно решил стать агентом Алехандро, к тому времени уже довольно известного художника. Алехандро не возражал. Агента у него не было, а необходимость в нем была, причем чем дальше, тем серьезнее. Он был уверен, что Эрнесто, поиграв
немного в новую игру, потом опять куда-нибудь переметнется, однако время шло, а брат продолжал заниматься его делами. У него все получалось. Он словно попал вдруг в свою стихию. Ему нравилось ездить, договариваться, созваниваться; у него обнаружился художественный вкус и проявилось чутье – все работы Алехандро за последние годы так или иначе были пристроены либо получили своего ценителя на различных выставках.И теперь Алехандро опасался лишь того, что когда-нибудь Эрнесто все-таки наскучит это дело и он вновь примется за старое, мучая себя и окружающих. Так что мысль о том, чтобы расширить поле деятельности брата, дабы удержать его на удачно найденном поприще, приходила ему и раньше. Он говорил ему об этом, но Эрнесто отмахивался – ему вполне хватало забот с одним Алехандро, тем более что тот с каждым годом набирал вес в мире искусства и становился все востребованнее. И вот наконец Эрнесто сделал еще один шаг вперед. Это не могло не радовать, потому что означало, что он больше не собирается ничего менять.
Распрощавшись, уже вполне мирно, с братом, Алехандро опустил трубку в карман пиджака, подошел к Инме, успевшей за это время поменять красное платье на белое, обнял ее.
В большом, до полу, зеркале они смотрелись как отец с дочерью, хоть и не были похожи. Прорва лет между ними бросалась в глаза, но Алехандро это не расстраивало, он давно привык не обращать внимания на условности. Инма была ему почти что жена, даже не почти, а жена, если не считать отсутствия регистрации брака, а разница в возрасте его не волновала. Как и ее. Любви нет дела до прожитых лет. Так говорила бабушка Инмы, на удивление разумная женщина, в отличие от ее дочери. И пусть в зеркале отражался немолодой мужчина, в кольце рук которого замерла тонкая высокая фигурка юной красавицы, в действительности они были, как полагал Алехандро, почти ровесники. Да, их жизни немного разминулись во времени, но в общем и целом все-таки попали примерно в один период. Что же касается возраста – это понятие гораздо более сложное, чем количество лет, и состоит из множества компонентов, таких как состояние души, взгляд на мир, живость мысли и прочее.
Алехандро вплоть до недавнего времени считал, что еще полон сил и энергии. Но потом что-то сломалось, одновременно с тем досадным нарушением сна, и он начал чувствовать усталость уже как признак недалекой старости. Это ощущение еще не было острым, еще не утомляло и не пугало, но все-таки уже существовало. Чаще оно проявлялось в периоды упадка, депрессивного настроения.
Сейчас настроение пришло в норму. С братом все было в порядке, а Инма стояла рядом, обнимала его за шею ладонями, с улыбкой чмокала то в щеку, то в нос, и Алехандро снова чувствовал себя молодым и здоровым.
– Любовь моя, – прошептала Инма. – Я так соскучилась…
Алехандро усмехнулся. Он знал это. И он тоже соскучился.
– Хочешь, погуляем сегодня по городу? – спросил он, решив ради нее принести себя в жертву. Он так устал за эти дни, что вообще не выходил бы из номера.
– Конечно, хочу. Но сначала в ресторан. Я первый раз надела сегодня это платье, я же должна в нем куда-то сходить?
– Ты купила его в Дрездене?
– Да. На распродаже. Оно мне идет?
– Тебе все идет, – сказал Алехандро, целуя ее волосы. – А красное почему сняла?
– Красное я надену завтра. Сегодня я не в том настроении.
Алехандро кивнул, хотя никогда не понимал этой логики Инмы. Он не раз видел, как она надевала черное или фиолетовое, будучи в прекрасном расположении духа.
– В поезде я долго смотрела в окно, Алехандро. И сочинила стихотворение. Для тебя. Я все пишу только для тебя, ты знаешь.
Он снова кивнул.
– Ты мой Ромео. Иногда я едва не теряю сознание от любви…
– Перестань, – сказал он, поморщившись.
– Как ты не любишь банальностей!