Отходняк после ящика водки
Шрифт:
Гринберга перебивает Григорьев и говорит весьма значительные слова, которыми мог бы начать свое выступление хоть даже и сам президент:
– Русская литература XIX века…
– Подожди, Вова, я не о том, – в свою очередь, Гринберг перебивает Григорьева, который перебил его. – Я о другом: на хера мне человек по ТВ ночью рассказывает, как надевать презерватив? На хер это нужно?
– Ты евреев не любишь просто! У нас же все ток-шоу ведут евреи.
– Ха-ха-ха, – низкопробно смеется стол.
– Я бы хотел слушать Андроникова, но он умер, – делает пессимистический
Ему отвечает Новоженов:
– Да… Это проблема человека, который книг не читает уже, на карты денег нету, он не пьет, потому что давление… Ракетку зачехлил, и что ему остается, кроме как слушать радио и смотреть ТВ?
Включается Куприянов:
– А сериалы смотреть не пробовал?
– И «Дом-2», – подсказывает еще кто-то.
Он на гвоздь повесил бутсы,А другие все ебутся!– «Дом-2» я тоже смотрю, – смело признается писатель. Он уже настолько там, на олимпе, что может себе позволить такое пренебрежение к работе над имиджем; ну сериалы, ну «Дом-2», что хочу, то и смотрю… И плевать ему, что вы про это думаете.
Это признание удивило даже медийного профессионала Григорьева:
– Да ты просто аддикт масс-медиа! Зачем ты все это смотришь?
Да… Люди, которые руководят отраслью, похоже, не думают, что их деятельность находит такой отклик. Может, теперь они наконец ужаснутся по поводу содеянного.
Ответа нет. Гринбергу, похоже, нечего сказать.
– Ну а как быть нам? – спрашивает кто-то.
Григорьев подсказывает:
– Джозеф Хеллер…
Гринберг подхватывает:
– «Уловка-22».
– Ну вот почитай, как там!
Куприянов:
– Я как вице-президент клуба говорю тебе, Валера: пьесу напиши.
Григорьев подает маркетинговую идею:
– Название: «Вид сзади». Ломиться будут!
– Название? – задумывается Гринберг. – Я вот придумал как-то назвать свой рассказ «И корабль плывет». Но потом подумал – скажут, это уже было, ты еще назови «Мера за меру». Я поделился своими сомнениями с Левой, и он сказал: «Да пиши что хочешь, сейчас никто на это не обращает внимания».
Григорьев все-таки сомневается:
– А «Нагорная проповедь» если?
Свинаренко тоже:
– С «Нагорной проповедью» не очень корректно получается. Но можно дать другое название: «Метро "Нагорная"». И плагиата как не бывало.
Люди за столом своим смехом одобряют название.
Кох замечает:
– Я знаю, почему Гринбергу не удаются диалоги: второй все время пиздит.
И снова смех – то есть реплика засчитывается.
Слово берет Новоженов, и все замолкают, перестают на время орать пьяными голосами и звенеть посудой: все-таки человек заслуженный. Он говорит:
– Я дал Валере книгу Чарлза Буковски и посоветовал прочитать рассказ с началом приблизительно таким: «Я дрочил и слушал Третью симфонию, к примеру, Брамса».
Григорьев:
– Ну, Буковски – это не Платонов, после него хочется писать и писать.
Гринберг подтверждает:
– Это точно… Помню, я прочел рассказ «Фро» в книге «В прекрасном и яростном
мире» и подумал: «Блядь, ну как после этого писать?» А вот если я вычеркну из своей памяти Платонова или скажу Леве, что «Мастер и Маргарита» – это хуйня…Дружный хохот был ему ответом. И реплики, которые посыпались одна за другой:
– Чистая хуйня!
– Зачеркнем еще человек 12, и будет вообще не о чем разговаривать!
– …а на этом поле, где работают лауреаты премии «Большая книга»…
– Короче, если б не братья Валуевы и не Кличко, я б занялся боксом.
– Ну а кто еще, Хэм, Уоррен? – Это Куприянов.
– Ну, человек 30 надо все-таки… Не меньше, – добавляет Григорьев. Он знает, он же и этой отраслью тоже руководит.
– Ну 40, – вставляет кто-то.
– Валера, пиши пьесу! – Куприянов снова за свое. – Трудный жанр, конечно…
Абрамов:
– Что бы ты ни написал, мы прочтем с удовольствием.
Гринберг:
– Я хочу резюмировать. Правда в другом! Реально! У меня нет ощущения, что вот если я не напишу, то умру. Но мне неприятно, когда я в три часа ночи открываю в Интернете журнал, а там Курицын ведет обозрение… Я не понимаю, что эти люди обозревают! Если это искреннее желание обозревать текущую литературу… Пусть Григорьев ответит!
Григорьев:
– На что ответить?
– Вот я прочел в «Тайм-аут», там писатели отвечали на анкету… Были крайние суждения… Был вопрос: кому дать Нобелевскую премию?
– И тебя там не было, в списке кандидатов?
– И Пелевина не было тоже.
– Так на что я должен ответить?
– Вопрос такой: почему под твоим руководством выходят такие обзоры?
– Слава Богу, осталась сфера, которой не руководит никто.
– Да? А вот меня еще спросили: хочешь, чтоб твою книгу обозрел (тут мы снова упираемся в некрасивую проблему наличия в русском языке огромного количества недостаточных глаголов. – И.С.) такой-то?.. 700 долларов.
– Ну, могли попросить и больше.
– Причем половину агенты заберут… После того как вышла в свет работа Робски и Огородниковой, вопрос с литературой закрыт. Стартовый тираж 500 тысяч!
– А это кто пришел, кто такой?
– Это Дмитрий Петров, он 30 языков знает!
Григорьев (в телефон):
– Извини, не могу говорить – я присутствую на литературном обеде.
И он же, громко:
– Друзья, давайте не пускать пьянку на самотек!
Свинаренко:
– Кстати, о русской литературе: есть тут русские? Если есть, поднимите руку!
Некоторые подняли.
– Я считаю, что трех русских мало, – по квоте должен быть контрольный пакет у них.
– А ты чего примазываешься?
– Я? Я сказал – «у них». Я по русской квоте не могу, будучи украинцем. Если должны остаться два еврея, Грин не обсуждается, он автор вечера. Надо выбрать еще одного, который останется.
– Инородцы начинают сваливать! (Кто-то ушел.) Новоженов:
– Есть теория, что евреи – это русские. Народ книги – это евреи, а русские как раз самый читающий народ. И так далее.