Отходняк после ящика водки

Народ заметно разбежался, оставшиеся сдвигались потесней.

– Есть более значимые авторы, у которых миллионные тиражи.

– А вот Орлов вообще не хочет издаваться.

– Да, я пока решил не печататься.

– Вот у нас Андрей написал про Ксению Собчак. Самое главное, что ей понравилось.

– А N. сказала, что мне за стихи про нее разобьют ебало бейсбольной битой.

– Ну, бейсбольная бита – это пафос, – сказал Петров.

– Пафос – это пока ты по ебалу не получил, – прочувствованно отозвался Орлов.

– …а эта дурочка обиделась.

– А NN?

– Пытались люди от него меня пугать. Меня чуть не убил один олигарх… И еще он подарил девушке на день рождения полет на истребителе – хотя кому он, на хуй, нужен, этот полет?

– Лучше б подарил город Ленск накануне затопления.

– …пугали меня от NN, два раза, и один раз за стих про NNN.

– Но ничего же не случилось.

– Я использовал те же технологии, что и в советское время. Тогда, чтоб обезопаситься, надо было засветиться. Тебя так просто не тронут, если ты появляешься на второй странице «Нью-Йорк-таймс», которая про меня не раз писала.

– Какой был информационный повод?

– А я сделал концерт в Тушино, 60 тысяч человек, пели AC/DC и «Металлика». Там у них один из менеджеров попался и должен был потратить 6 миллионов долларов на благотворительность. Что он и сделал, проведя в Москве бесплатный концерт «Рок против наркотиков». А я тогда за две недели заработал 370 тысяч долларов.

– Это сколько сейчас новыми?

– Что-то около 2 миллионов 500 тысяч долларов.

– А по недвижимости если считать?

– За 62 тысячи я тогда купил четырехкомнатную квартиру в Трехпрудном переулке.

– Которая сейчас сколько стоит?

– Ага, ты еще в джинсы переведи по курсу 1972 года!

Снова галдеж.

– Ни хуя не наливают! – раздается возглас.

Как мне нравится этот гомон, лепет, шум, бормотание, дружеское и пьяное.

Орлов:

– Иртеньев назвал меня сетевым парнишкой. Меня! А ведь мы с ним знакомы с 1977 года…

– Он имеет право называть тебя парнишкой, потому что ему 60.

– А мне 50.

– Он уже ебался, а ты еще азбуки не знал.

– Когда он ебался, я азбуку знал.

– Ну, об этом можно дискутировать.

Гринберг:

– Вот говорят: «Наши люди пива по утрам не пьют, они пьют апельсиновый сок в фитнесе». Херня! Мои читатели – нормальные люди. Я пишу для того, чтоб мои книжки читали в сортире.

Орлов:

– Я в сортире не читаю. Я там, извините, сру.

– Судя по сказанному, Орлов не страдает запорами.

Началась оживленная дискуссия – следует ли в сортире читать книги и кто из знакомых великих что там читает. Один участник признался, что читает английский учебник и Джойса, в оригинале, 17-ю главу «Улисса». Это было уже слишком.

Орлов:

– Вот у меня есть любимая книга Пруста, но я не читал ее дальше седьмой страницы. Потому что, дочитав до седьмой, охуеваю и читаю сначала.

– А я от Джойса в восторге.

– Рассказы у Джойса очень херовые. А «Улисс» – ничего. Там есть очень убедительная глава про минет, где эта тварь сравнивает мужиков, кому делала минет, кто какой на вкус.

Петров:

– 90 процентов людей читали Джойса в переводе. Они могут оценивать переводчика, скажем Иванова, но не автора. Люди читают литературу в переводе и думают, что они образованные.

– А ты англоговорящий вообще? – спрашивает Петрова Орлов.

– Он преподает синхроный перевод в инязе, – подсказывают Орлову.

– Меня не ебет, что он преподает! Я спрашиваю, знает ли он английский!

– …я начал читать и с первых страниц… Я раньше был музыкант и уехал в Турцию, у меня была депрессия. И я начал читать Гринберга – и не мог оторваться! Он наебщик страшный! А сам я теперь не музыкант, я пишу, вот написал продолжение Анны Карениной…

– …заебало, заебали… – то ли Орлова цитируют, то ли развивают самостоятельную тему.

Гринберг:

– На сцене была доменная печь. И у меня, блядь, когда домна горит и поет хор, мой персонаж поворачивает круг, и все видят, как народный артист нагибает актрису. Скандал! – Это Гринберг начал пересказывать свои рассказы, которые вышли в новой книге. За столом меж тем остались только самые стойкие.

– Отстаньте от человека, чего ты приебался!

– Я просто хотел сказать тост… Когда Гринберг излагает рассказ на бумаге, то ему не удается передать мимику и жесты.

– Но я стараюсь! – обижается Гринберг.

– Довлатов никогда не был писателем-юмористом. Он просто писал коротко и ставил слова в другой последовательности, в той, в которой получается смешно.

– Я б с большим удовольствием слушал Андроникова, чем Гришковца. Обаяние личности – это такая вещь…

– …мы алкоголики, но нормальные ребята…

– …был тост!

– …Валера, не только за тебя, за всех удивительных людей!

Под занавес пришел еще один приглашенный – он не мог раньше, много работы. Его приход был прокомментирован так:

– Если б он пришел раньше, то увидел бы компанию властителей дум, а так видит группу алкоголиков, которые орут и плохо выглядят, а некоторые вообще уже уехали домой и там валяются поперек диванов.

– Я буду записывать аудиокниги, – объявил Гринберг. – Выпью пару рюмок, возьму свою книгу и начну диктовать…

– Ну прочти, Орлуша! – пристают к поэту.

– Ну зачем заставлять человека работать, когда он отдохнуть пришел? А если б он был дрессировщик тигров, что, тигров тут бы гоняли по кабаку?

Орлуша тем не менее поет на мотив «Сотня юных бойцов» про Прохорова:

Над страною шумела ночная метельВсей страной Новый год отмечали.А в далеком французском селе КуршевельШабаш ведьмы в ночи собирали.Он был Путина выше на две головыИ красивый, как Барбара Брыльска.Не курил сигарет и афганской травы,А любил только никель Норильска.

– Орлуша! Ты, сука, ты, блядь, наше все! – кричали восторженные слушатели.