Откровенные записки

Я направилась к Триумфальной арке. Именно она казалась мне символом Парижа. Я заскочила в вагон на станции Мишель Бизо, которая располагалась рядом с моим отелем и стала ждать заветной встречи. Когда я вышла из метро, то поняла, что свидания с аркой не случится, потому что на улице лил дождь, которого я никак не ожидала, ведь ещё полчаса назад ничего не предвещало такого развития событий. Я начала судорожно оглядываться в поисках кафе, где можно было укрыться. По тротуарам текли огромные ручьи и уже промочили насквозь мои кеды. Окружающие из ниоткуда доставали зонтики и раскрывали их над своими головами. Что ж, видимо, это в Париже частое явление. Мне сразу вспомнилась фраза главной героини Сабрины из одноимённого фильма: «В первый день в Париже обязательно должен идти дождь!», я усмехнулась своим мыслям и остановилась. Я перестала бежать от холодных капель, потому что за пару минут успела вымокнуть насквозь, и оглянулась вокруг. Я в Париже! Боже мой, подумать только! Под дождём он особенно красив! Вдалеке виднелась Триумфальная арка, которая ещё пять минут назад была моим пунктом назначения. Господи, как она огромная! – подумала я. Гораздо больше, чем я ожидала. Я обернулась и на другой стороне улицы увидела кафе, где можно было скоротать время и попытаться отогреться горячим кофе, а может быть и не только им.

На следующий день я встречалась с Николь. До этого момента я видела её всего один раз в жизни – пять лет назад в Ницце. Я могла тысячу раз забыть о том, как выглядел человек, которого я видела лишь однажды, к тому же так давно. Но только не Николь. Она была похожа то ли на диснеевскую принцессу, то ли на героиню из мелодраматического фильма, то ли сразу и на ту и на другую, в общем, выглядела она очаровательно. Это самое подходящее слово для описания внешности Николь. У неё не было кричащей красоты, но если бы я была мужчиной, то предпочла бы её всем красоткам Голливуда. Она была невысокого роста, очень стройного телосложения, её так и хотелось положить к себе в карман, чтобы носить везде с собой и покупать кофе с маршмеллоу. У неё были волосы медного оттенка, которые лежали на плечах плавными волнами. Но самым-самым главным достоинством Николь была её улыбка. Когда она улыбалась, я ловила себя на мысли, что никогда не видела ничего более милого (разве что ямочки на щеках моего бывшего Дениса, но сейчас я старалась о нём не думать).

Я сидела на веранде кафе, расположенного на проспекте Домениль, где мы условились встретиться, и без труда узнала её, когда она шагала вдалеке по тротуару с противоположной стороны улицы. На ней была чёрная шёлковая юбка до колен, которая струилась по её бёдрам, и бардовый топ с лёгким кружевом на тонких бретелях из такого же материала. Погода сегодня нас радовала. Волосы Николь слегка разлетались то ли от её поспешного шага (она хоть и немного, но опаздывала), то ли от слабого ветра. Я одной рукой умудрялась держать сигарету и чашку кофе (моё сердце окончательно и безвозвратно было отдано этому городу, когда я поняла, что курить здесь можно практически везде). За курением я успела хорошенько рассмотреть её. Даже когда она не улыбалась, её лицо сияло. Она смотрела под ноги, видимо, боясь оступиться на невысоких каблуках. На ней были классические чёрные туфли, которые я бы посчитала скучными, если бы увидела их на любой другой девушке. Но они были на Николь, поэтому они сразу стали казаться особенными и парижскими. Как говорится, не место красит человека; ну, или не туфли. Не знаю, узнала бы она меня так же, как я её, и уже не узнаю, но как только девушка подошла к террасе, я вскочила с места и обняла её. Сначала я испугалась собственного порыва и того, что она могла посчитать это странным, ведь мы не были подругами, мы даже приятельницами не были, но она ответила мне таким же по глубине объятием, и мои страхи рассеялись.

Мы обменялись дежурными приветствиями и классическими вопросами, вроде «как долетела?» (зачем их вообще задают?), заказали бутылку вина и закурили.

– Расскажешь, как ты здесь оказалась? – спросила её я, когда официант отошёл от нашего столика.

– Если коротко, то вышла замуж, – ответила она.

– А если не коротко?

– Насколько не коротко?

– Настолько, насколько это вообще возможно…

Она пару раз затянулась, выпустила дым, посмотрела в небо и начала свой рассказ:

Глава 3. Николь

– Вообще, Клод – мой муж, точнее, мой действующий муж, он третий, – она сделала небольшую паузу, чтобы посмотреть на мою реакцию, но меня это совсем не удивило. У меня тоже за плечами был один развод и ещё не понятно сколько будет, когда я достигну возраста Николь. – Это мой третий брак, представляешь? А ведь мне ещё даже нет тридцати…

Я решила как-то разбавить её не совсем позитивно начатый рассказ, но вышло это не так вдохновляюще, как мной задумывалось:

– Ну, ты настоящая красавица, готова поспорить, в Париже много мужчин, которые бы желали претендовать на роль четвёртого и последующих мужей…

Но Николь не польстилась на мой комплимент, и я испытала чувство неловкости за то, что помышляла расположить её к себе этой пошлостью. У меня было ощущение, что её не трогают такие банальные вещи, за что она понравилась мне ещё сильнее. Николь ответила:

– Нет-нет, внешность тут совсем не причем! – закурила ещё одну сигарету и продолжила, – Знаешь, самое интересное, что жизнь сложилась так, как я вообще и не предполагала. Я – классическая хорошая девочка, которая окончила школу с отличием, а потом получила красный диплом филолога в Риге, сейчас преподаю на кулинарных курсах в Париже. Хотя, по большей части выполняю организаторскую работу. Мне бы такое даже в голову не пришло ещё двенадцать лет назад! Я представляла свою жизнь гораздо более предсказуемой и, наверное, гораздо более банальной: работа в офисе с девяти до шести, муж, которому нужно приготовить ужин, и ребёнок. Правда, ребёнок у меня есть. Ну, ты в курсе… Да и муж сейчас тоже. Но я имею в виду классическую семью, где муж – это ещё и отец ребёнка, а у меня не так. Если честно, то я даже не знаю кто его отец. Точнее, не совсем…

Сильнее заинтриговать меня было уже нельзя. Я стряхнула пепел с сигареты и заворожено смотрела на неё. Мне не хотелось перебивать Николь никаким комментарием, тем более пошлым или банальным, вроде того, какой я уже умудрилась опустить. Судя по тому, что тон её монолога стал неровным, я сделала вывод, что она сама до конца не пережила этот опыт. У меня сжалось сердце, потому что я представила какая тяжёлая судьба у этой крошечной и невероятно красивой женщины.

Тем временем Николь продолжила:

– Как я уже сказала, школу я окончила с отличием, причем не могу сказать, что мне было тяжело. Нет, я не хвастаюсь, учёба всегда давалась мне легко. Родители наседали на меня гораздо сильнее, чем этого требовалось для получения такого результата. Сейчас я думаю: Господи, зачем? Я просто преподаю кулинарные курсы и всем здесь плевать есть ли у меня аттестат с отличием из Рижской школы и диплом филолога! И, тем более, всем на это было плевать, когда я в Ницце несколько лет подряд продавала мороженое. Но пока я училась в школе, мне было строго-настрого запрещено ходить на вечеринки и другие тусовки, я могла только один раз в неделю гулять с подругами, и то не более трёх часов подряд. Всё остальное время в моей жизни занимала учёба. Если я тихонько включала музыку в своей комнате, то отец тут же кричал через стену, чтобы я «убирала этот разврат», – она печально ухмыльнулась. – В общем, я сдала экзамены и поступила в университет на филологический, не испытав ничего, кроме облегчения, потому что родители от меня отстанут хотя бы на пару месяцев, пока не начнётся новый учебный год уже в университете. К счастью, так оно и вышло. Они отправили меня погостить к двоюродной бабушке в маленький городок на берегу очень живописного озера. Он был очарователен: население небольшое, в основном, пенсионеры, потому что работать там было негде, но на лето к ним приезжали внуки, вроде меня, поэтому я быстро завела подруг. Каждый день я просыпалась с чувством облегчения и какого-то внутреннего подъёма от того, что ещё какое-то время не буду испытывать давления касательно учёбы. Мне казалось, что я наконец-то увидела жизнь. Настоящую жизнь. В какой-то степени так оно и было. Я чувствовала, что вступила в ту взрослую жизненную пору, которая мне всегда внушала одновременно трепет и ужас. Как я уже сказала, у меня появились друзья. Вообще я никогда не испытывала трудностей с общением, трудность была, скорее, в том, что за всеми своими занятиями у меня не было на него достаточно времени. Одной из моих лучших подруг того лета была Соня – девушка, живущая по соседству, на год старше меня. Ей было восемнадцать, а мне – семнадцать. Мы просыпались с утра пораньше и шли на пробежку вокруг озера. Кстати, здесь, в Париже, я возобновила эту привычку бегать по утрам и мне ужасно нравится. Если хочешь, давай со мной?

Я кивнула, хотя, разумеется, толком не успела обдумать её предложения, просто мне хотелось, чтобы она поскорее продолжила рассказ. Её доверительная речь пленила меня.

– Днём мы ходили на то же озеро купаться и загорать. Лето стояло безумно жаркое. У меня был всего один купальник, который моментально высыхал на жаре, и мне даже в голову не приходило, что их может быть несколько в женском гардеробе, – добавила Николь со смехом, – сейчас у меня их семь или восемь, а я так редко бываю на пляже! Ну что за несправедливость? В том купальнике я впервые почувствовала себя женственной: может быть, дело было в том, что в его лифе были поролоновые чашки, а в моих обычных бюстгальтерах их не было, а пышногрудой я никогда не была; может быть, дело было в том, что он выгодно оголял меня и тем самым привлекал взгляды противоположного пола; а, может быть, до этого я вообще никогда не думала о том, что ко мне коим-то образом может относиться слово «женственность», я вообще не задавалась этим вопросом, такое мне просто не приходило в голову. Так вот, тем летом я впервые почувствовала себя женщиной. Может быть, просто возраст пришёл.

Мы с Соней лежали и плавились под полуденным солнцем, и нам было лень даже разговаривать, когда услышали: «Отдыхаете, девчонки?». Нам пришлось отвлечься от блаженного ничегонеделания, чтобы посмотреть на автора очевидного вопроса. Перед нами стояли двое парней очень похожих друг на друга, и я даже подумала, что они, скорее всего, братья. Позже я поняла, что одинаковыми их делал не только белобрысый цвет волос, но ещё форма солнцезащитных очков и белые футболки, которые были чем-то вроде признака псевдоаристократизма. Было даже странно видеть парней на пляже в футболках, потому что все мужчины тут ходили с голыми торсами или в ужасных майках-сетках. Они пригласили нас к своему небольшому пикнику, и мы с Соней с радостью приняли предложение. Парни не были джентльменами, но мы сочли их достаточно обходительными, а нам, как натурам неискушённым, этого было более чем достаточно. Было заметно, что парни, в отличие от нас, имеют опыт общения с противоположным полом, кроме того, было очевидно, что они старше нас. Позже выяснилось, что это действительно так. Им было по двадцать пять лет, и мне они казались взрослыми мужчинами, а это так льстило моё самолюбие! Их звали Эрик и Янис. Благодаря своему жизненному опыту они не лезли со своими дешёвыми приставаниями, как наши ровесники, впервые дорвавшиеся до девушек, которых мы здесь уже встречали немало. Это их ненавязчивое поведение подкупило нас ещё больше. Оно будоражило наши девственные фантазии. Ах да, мы с Соней обе были девственницами, несмотря на свой уже не подростковый возраст.

Вечером, когда я была дома, мне написал Эрик. Мы немного пообщались, не без тени флирта, разумеется, и договорились встретиться завтра вчетвером – тем же составом. Он сказал, что родители Яниса уезжают, и мы можем расположиться в их просторном внутреннем дворе. Из-за того, что я общалась с Эриком по телефону, у меня было ощущение, что он мой парень (хотя мы снова встречались все вместе, и вряд ли это было официальным свиданием), но мне было приятно так думать.

Вот, мы оказались на аккуратно выстриженном газоне родителей Яниса, который вежливо постелил нам на него плед. В этом подчёркнутом знаке внимания была какая-то неестественность и очевидная надежда, словно нам давали понять, что все эти знаки внимания не просто так, и мы должны будем за них обязательно заплатить. Парни и пальцем бы не пошевелили для нас, если бы не надеялись на продолжение. Это читалось в каждом их жесте и движении. Любой намёк на ухаживания или вежливость выдавался нам как аванс. От этого отношения веяло таким отвращением, но я предпочла этого не замечать.