Откровенные записки

Да, в юности я хотела стать манекенщицей, действительно, очень хотела и многое пробовала, но после нескольких неудачных попыток, я всё бросила. И с тех пор не испытывала тяги ни к чему. Мысль об этом сейчас до ужаса меня напугала. В каком-то смысле я завидовала Кириллу. Да, ему пришлось очень не просто, но у него была цель, к которой ему хотелось идти, а у меня не было. Я подумала о том, что часто встречала людей, которые были одержимы чем-то: кто-то – идеей стать журналистом, кто-то пытался завести детей всеми возможными способами и тратил на это кучу сил и денег, кто-то хотел замуж настолько, что ежедневно ходил на свидания в попытке найти «того самого», я же не хотела ничего настолько, чтобы отдаваться этому на все сто. Когда я смотрела на этих людей, я всегда думала о том, зачем им всё это нужно. Если у тебя не складывается карьера журналиста, то можно пойти в актрисы или бухгалтеры, да мало ли кем можно стать? Если не получается завести детей или выйти замуж, разве не проще податься во что-то другое, поехать в кругосветное путешествие или открыть свой магазин виниловых пластинок? Мне была непонятна такая зацикленность людей, но сейчас я вдруг поняла, что у них всех была цель, и это меня напугало. Мне всегда было всё равно на всё в каком-то глобальном смысле. Ничто не трогало меня настолько, чтобы я шла к цели вопреки всему. Интересно, я просто была флегматичной или пока не нашла чего-то «своего»?

– Обучение в этой школе для меня скорее вызов, чем призвание всей жизни, и шанс попробовать что-то новое, – добавила я и сама удивилась собственной изобретательности.

Клод посмотрел на меня, прищурив глаза до узких щелок, и я поймала себя на мысли, что он выглядит именно так, как я себе представляла классического француза: он был невысокого роста, на мой опытный взгляд, не выше метра семидесяти пяти, был стройным, но не слишком подтянутым, скорее всего, он тоже занимается бегом, но без фанатизма, как и я юриспруденцией когда-то; у него есть лёгкая щетина, которую он, скорее всего, оформляет в каком-нибудь салоне недалеко от дома и стрижка, гораздо более интересная, чем у большинства моих соотечественников; под его поварским фартуком была видна клетчатая рубашка очень приятных приглушённых оттенков: бежевого и мятного; он не был блондином, но и не был брюнетом, волосы были какого-то нейтрального русого оттенка; он поджимал губы в полуулыбке, когда кто-то что-то говорил и его большой острый подбородок слегка подёргивался. Нет, в своих фантазиях я не представляла себе подбородок француза, просто добавила это сейчас для завершения целостности образа. Я поняла, что он не в моём вкусе. Нет, конечно, я не оценивала его как кандидата на роль своего мужчины или что-нибудь подобное, просто поняла, что такой тип мужчин меня не привлекает. С этой точки зрения я вообще оценивала многих, чтобы как-то разобраться какой у меня вкус на мужчин. Он не вызывал у меня плохих эмоций или впечатлений, но и хороших тоже не вызывал. Совсем как мой бывший муж. Он был обычным.

После окончания занятия я предложила Николь выпить в кафе, и она согласилась. Мне хотелось дослушать её историю до конца, но я боялась напугать её своей прямолинейностью.

– Вот ты и познакомилась с моим мужем, – сказала она, когда мы глотнули розового вина из небольших бокалов. Я отметила, что в Париже, в основном, встречаются именно небольшие бокалы для вина.

– Да, – улыбнулась я в ответ, – вы прекрасно смотритесь вместе.

– Если честно, то иногда я чувствую себя там лишней…

– Правда? А так и не скажешь… Ты очень уверенно держалась сегодня.

– У меня есть дурацкое ощущение, что я так и не нашла своего места. Хотя, кто знает, может быть, это просто ощущение. Может быть, и нет никакого «своего места», как и «второй половинки». Есть просто разные виды работы и разные виды мужчин. И ты просто выбираешь среди них то, что больше тебе подходит…

– Мне нравится такая теория, – одобрительно кивнула я, – я точно не верю в теорию «половинок» и прочей ерунды. Кроме того, сегодня тебе комфортно с одним человеком, но это не значит, что так будет до конца жизни. Через год всё может поменяться. Можешь поменяться ты сама…

– Согласна. Я утешаю себя тем, что сейчас я наконец-то чувствую стабильность и радуюсь каждому дню. И я определённо, чувствую себя более счастливой, чем тогда в Ницце…

– Расскажешь ту часть истории между… той ночью и браком с Клодом?

– Ах да! – отозвалась она, словно совсем об этом забыла.

Глава 6. Николь

– После всего произошедшего я вернулась домой и отправилась в душ. Я стояла под струями холодной воды и думала, что сейчас буду там рыдать, но слёзы не шли. У меня был шок. Я помылась, переоделась и ушла к себе в комнату. Конечно, я даже не думала о том, чтобы обратиться в полицию. Во-первых, изнасилование, на мой взгляд, было достаточно сомнительным, потому что я сама пришла к ним в дом, а, во-вторых, при мысли о том, что обо всём этом узнает моя семья и будет грандиозный скандал, от которого я точно не отмоюсь до конца жизни, я решила молчать. Собрать свою обиду, засунуть подальше в задницу и молчать. В конце концов, я сама виновата, сказала себе я, и это чувство вины только усугубило ситуацию. Мне удалось избавиться от него не так давно, и то не до конца, – горько хмыкнула она, – долгие годы я жила с ощущением, что получила то, чего заслужила. Я сама познакомилась с этими парнями, сама пришла к ним в дом на ночь глядя, и только недавно я поняла, что это не было поводом меня насиловать! Тем более, вдвоём. В общем, до конца того лета я была сама не своя. Общение с Соней больше не клеилось. Я безумно завидовала ей, потому что она умудрилась слечь с отравлением, и это лучшее, что могло с ней случиться в тот злополучный вечер. Я не могла ей всё рассказать. Мне было так стыдно!

Если честно, ты – первый человек, которому я вообще всё это рассказываю. С одной стороны, это глупо, ведь мы почти не знаем друг друга, но с другой стороны, в этом и есть плюс. Рассказать свою историю незнакомцу всегда проще, чем старому другу, который знает тебя с какой-то определённой стороны. Я думала о психотерапии, но сначала мне было некогда – у меня был маленький ребёнок, а потом не было на это средств, потому что он рос, и нужны были деньги на его содержание.

Кстати, о ребёнке. Примерно через две или три недели у меня случилась задержка. Мне безумно не хотелось думать о том, что я забеременела. Я уговаривала себя, что это просто совпадение, и вообще в семнадцать лет такое возможно, поэтому визит к врачу и даже покупку теста я всё время откладывала. Я понимала, что если сейчас увижу прямо перед собой положительный тест на беременность, то приговор будет вынесен, и шанса, что это просто задержка, не будет. Так я медлила ещё пару недель. Представляешь?!

Я почти всё своё время сидела на берегу озера с той стороны, где не было пляжа, а значит, людей, и тупо смотрела в воду. Я не знала чем мне ещё заняться. Точнее, мне не хотелось ничем заниматься. Я не могла ни читать, ни общаться с подругами, ни купаться в озере. Мне вообще ничего не хотелось. Единственное, чего я желала, это чтобы из моей памяти каким-то образом исчезли воспоминания этого лета. Точнее, я не совсем ничем не занималась. Я занималась пробежками, причем с удвоенной силой, и добавила к ним для разогрева прыжки, в надежде, если я всё-таки беременна, то у меня случится выкидыш. Но ребёнок был таким же цепким, как и эти парни. А, может быть, как и я.

Нужно ли говорить, что они больше мне не звонили? Разумеется, я не хотела с ними разговаривать. Что бы я им сказала? «Классное получилось изнасилование? Надо бы как-нибудь повторить!»? Я избегала мест, где могла бы их встретить, то есть все места в этом городке. Как я уже говорила, я ходила только на озеро, точнее на самую безлюдную его часть. Как-то раз, когда я сидела там и уже была морально настроена на то, чтобы пойти в аптеку и купить тест, рядом со мной присел Александр.

– Привет! Почему такая грустная? – спросил меня он.

Что я должна была ему ответить? Я так и представила, как скажу: «Знаешь, я такая грустная, потому что в недавнем прошлом меня изнасиловали двое парней, и, кажется, что я забеременела» и усмехнулась.

Он сказал:

– Ну вот, так уже лучше, – разумеется, не догадываясь, какие мысли при этом возникли в моей голове. Ведь говорить правду не принято, в обществе принято лицемерить.

И я решила играть по правилам:

– Всё нормально, правда.

– Мы встречались на танцах, ты помнишь? – он продолжал общение, – меня зовут Александр.

Честно говоря, я не помнила. Я вообще забыла всё, что было до того события. Мне было плевать на Александра, на танцы и на этот городишко, пребывание в котором испортило мою жизнь.

– Александр, извини, но мне нужно идти, – ответила я и ушла, не оборачиваясь.

Я отправилась в аптеку и купила злополучный тест. Как я и опасалась, он оказался положительным. Мне нужно было срочно ехать в город к гинекологу. Я сказала бабушке, что мне нужно довезти в университет кое-какие документы и молилась Богу, чтобы она не сообщила родителям. Я зашла в душный автобус, на улице как назло была жуткая жара, хотя стояла уже вторая половина августа. Каникулы заканчивались, приближался учебный год. Через двадцать минут езда в этом трясущимся автобусе стала настолько невыносимой, что я открыла все окна, которые только было возможно, но это не помогло. Разумеется, кондиционера не было. Меня тошнило, я понимала, что ещё чуть-чуть и мой завтрак вырвется наружу.

– Мне плохо, остановитесь, пожалуйста, – обратилась к водителю.

– Девушка, здесь нет остановки, – ответил он, – дождитесь следующей.

Но было поздно. Меня вырвало прямо на пол. Я понимала, что все пялятся на меня, но что я могла поделать? Мало того, что люди с нескрываемым презрением смотрели на меня, так они ещё и опускали комментарии вроде: «Какой позор!», «Такая молодая!» (как будто только старики имеют право на неуместную рвоту!), «Вот ужас!». Я выбежала из автобуса на ближайшей остановке под крики: «А убирать за тобой кто будет?». С каждой секундой мне казалось, что моя жизнь уже не может стать ещё ужаснее. Но это были не все новости. Беременность подтвердилась. Меня заставили сдать какой-то анализ, и гинеколог сказала: «Поздравляю!», честно слово, она же видела моё лицо в этот момент! «Поздравляю» – было самым неподходящим, но видимо, хорошо отрепетированным, словом. Сразу же после её поздравлений я спросила про аборт. В её взгляде я моментально прочитала осуждение, но мне было плевать. Я любой ценой должна была избавиться от этого ребенка, и мне было всё равно, что думает эта женщина. Она отправила меня ещё на несколько анализов, которые я могла сдать только на следующий день. Я приготовилась ждать очередного приговора.