Открытие
Шрифт:
— Почему Петра Васильевича? — вкрадчиво засипел Гарька. — Почему вы приравниваете их?
— Хрустальное зимовье сгубило их, — Феня загляделась в чай, — хрустальным зимовьем они уравниваются...
— Хыватит таких разговоров! — Ваня схватил тарелку с позами и придвинул гостям. — Кушайте, пожалуйста, зачем говорить мыного?
Женя взял белый податливый поз и чуть не насильно затолкал в рот Гарьке. Тот скривился, но через минуту разжевал, и над верхней губой его выступили капельки пота.
Женя тоже съел поз. Терпкая мясная начинка, пропитанная чесноком и перцем, обожгла
— Выкусно? — спросил Ваня.
— Очень, — ответил Гарька, — надо же, никогда таких не ел... Вроде пельменей, только лучше.
— Ваня у меня мастер, — сказала Феня, улыбчиво огладывая хозяина. — Раньше и я хорошо готовила, когда у Бандуреевых работала, а потом все отрезало, когда братка пропал...
— Мы знаем отлично, тетя Феня, что вы прикидывались помешанной не от хорошей жизни, — воспользовался паузой Гарька, — но почему вы не отдали план жилы по прямому назначению, геологам?
Феня опустила глаза на блюдце с чаем.
А Ваня отставил свой чай, настороженно следя за выражением Фениного лица. А лицо ее покрылось крапивными пятнами.
— Не отдала, и все! — вскрикнула Феня, и в глазах ее уловах как бы заблестели рыбки. — Человек нужен был, а не геолог!
— Тетя Феня, — сказал Гарька, — если бы вы не дожидались, а сразу отдали план обыкновенному человеку, брат ваш живой был бы сейчас!
Феня застыла с полуоткрытым ртом, и туда покатились градины из глаз.
— И сейчас я бы советовал вам рассказать, почему вы не отдали план Куликову! — не унимался Гарька. — Это может обернуться в пользу Игоря!..
Но тут Ваня побагровел, кинулся к портьерам и откинул их с прохода.
— Не надо больше! Не зынаем ничего, не надо никого! Мир и покой надо, кушай, спи надо, витамины расти...
Гарька пытался протестовать, но Женя подтолкнул его в прихожую.
— Евгений Ильич!
Ваня догнал их на крыльце, сунул ему теплый слиток и скрылся за дверью.
— Парнишке Андырейке подарок передай, — раздался из сеней голос Вани. — Вкусный витамин!
Женя растерянно протянул Гарьке Ванин подарок: на ладони лежал полновесный спелый апельсин.
— Н-да,— поежился Гарька, — отделались витамином...
— Хорошо, кочергой не проводили, — возразил Женя, пряча апельсин в теплый карман.
— Не привыкать, — отозвался Гарька, — не первый раз за убеждения схватывать...
— И часто влетало? — улыбнулся Женя.
— Было не раз, — покривился Гарька, обнажая сломанные резцы, — в нашем дворе меня переросток один преследовал, по кличке Свищ, в школе «Колючку» выпускал — неприятностей нажил больше, чем надо, а сегодня от одного геолуха схлопотал!
— Я думал, ты специально сольцой все посыпаешь, для своей цели, — забормотал Женя, — литературной.
— Пока наше расследование не закончилось — никаких разговоров не может быть об этом, — отозвался Гарька.
— А потом?
— Жизнь покажет!
— Ну, а что про дело теперь будем думать?
— Ты пока можешь поуспокоиться до завтра.
— А ты?
— А я соображу что-нибудь за ночь!
Гарька бодро вскинул руку в прощальном жесте
и зачапал вниз по сверкающей ленте главной улицы. Он шагал ровно, только надломленный козырек вздрагивал и дергался, точно ему передавалось состояние хозяина.«Поуспокоиться? — подумал Женя и повернул к своему дому. — Как бы не так!» Он двинулся вверх, но не ощутил легкости в теле, какая бывала после удачных маршрутов. И тогда окончательно понял, что остался с тем же сомнением в душе.
Он стал размышлять о том, как выматывает человека следственная работа, как она опустошает его, — не хуже геологического маршрута с двумя хорошими гольцами на пути. И как геологи пропускают на своих линиях месторождения, так ошибаются, видно, и следователи. И Гарькины версии не такими уж фантастичными могут оказаться.
«Но пока не подтвердилось ничего, — сказал он сам себе. — Может быть, отойти в сторонку, не путаться под ногами юристов?»
Он стряхнул с воротника снежную муку и потащился дальше по ледяным наростам дороги. Уже показались окна их дома с длинными высветами в сугробах, а определенности не наступало. Ключик сомнения бил и бил, охлаждая голову под теплой беличьей шапкой. И по мере того как Женя подходил к своему дому, ему все больше и больше стало казаться, что Игорь в самом деле чего-то утаил в исповеди, а мать что-то не говорит про него, а Феня не хочет сболтнуть лишнего, и все это — происки Куликова.
«И самому недолго сойти с ума! — подумал Женя с тоской. — С кем поведешься, от того и наберешься!»
И Женя понял, что надо с кем-то еще посоветоваться. «Чтобы выработать определенность, — подумал он, приваливаясь к дверному косяку сеней. — Но с кем поговорить?»
Ни к Слону, ни к Борису Петровичу идти не хотелось. Заранее знал, что они скажут: «Ты, Женька, мастер на чужие идеи поддаваться! Хипиш поднял насчет золота в сланцах, а где оно оказалось?!»
Женя покосился на свое окно. В светлом прямоугольничке шевельнулась легкая фигура Лилии Ивановны. «С ней поговорить? — рванулась ласточкой мысль и тут же камнем упала в льдистый сумрак. — С Лилией-то Ивановной!..»
Женя продолжал стоять на крыльце, несмотря на холод. В какой уже раз он вспоминал историю своей женитьбы.
Лилия Ивановна приехала на север из Ростова-на-Дону. Ей хотелось забиться подальше от тех мест, где постигла ее первая неудачная любовь. Но и на маленьком прииске под названием Ледовый распускалась весной черемуха, а в местном клубе играла радиола и собиралась приисковая молодежь. И Лилия Ивановна не устояла — пошла на танцы, оставив своего Андрейку с хозяйкой квартиры тетей Марфушей.
А Женя спустился с верховьев Шаманки на Ледовый за продуктами. Он был в броднях, еще неизорванной энцефалитке и при русой бородке. Щелкнув скатанными раструбами бродней, он пригласил Лилию Ивановну на танго. Она сделала неуверенный шаг ему навстречу, хотя только что отказала приисковому кавалеру.
Под хриплые звуки радиолы и удивленные взгляды приисковых парней они станцевали несколько танцев. И тут Лилия Ивановна словно опомнилась. Прикусив губу, она замотала головой, когда Женя пригласил ее на следующий вальс. И заспешила к выходу.