Откуда взялся этот Клемент?

— Прошу прощения, преподобный. Еще один вопрос, и мы оставим вас в покое.

— Только быстро, — неохотно уступает священник.

— Вы сказали, что предположение о спрятанном здесь золоте оскорбительно. А для кого оскорбительно?

— Да вы, похоже, толком ничего и не выяснили, а?

— В смысле?

— Оскорбительно для памяти моего дяди.

— Вашего дяди?

— Да. Человека, которого вы все ошибочно считаете владельцем украденного слитка — Гарри Коула.

23

Такого я не ожидала.

Клемент, судя по всему, тоже.

— Что? Но ваша фамилия Норрис! — пытается спорить он.

— Все верно, — кивает старик. — Дядюшка Гарри был братом моей матери.

Мы с Клементом ошарашенно переглядываемся, затем смотрим на преподобного.

— Ох.

— И он был хорошим человеком, — продолжает тот. — Ни за что не поверю, что он мог взять краденое. Людям хочется верить в сказочку о спрятанном золоте, вот только его ищут уже сорок лет, а никто так и не нашел. Надо полагать, из этого следует, что не было у моего дяди никакого слитка. А даже если бы и был, он не стал бы прятать его в церкви. Дядюшка Гарри слишком чтил церковь, чтобы пойти на такое кощунство.

Покончив с назиданием и защитой репутации дядюшки, священник многозначительно смотрит на часы.

Клемент улавливает намек и протягивает старику руку:

— Все ясно, преподобный. Нисколько не сомневаюсь, что Гарри был хорошим человеком.

Священник кивает и пожимает руку.

Раз уж план наш рухнул и сам священник подтвердил, что здесь отродясь не бывало никакого золота, я хочу убраться отсюда поскорее.

— Клемент, нам пора.

Затем обращаюсь к старику.

— Примите наши извинения, преподобный. Боюсь, за последнее время на меня слишком много всего навалилось, а когда выбора не остается, поверишь во все что угодно. Теперь-то затея и вправду кажется идиотской.

Он пытливо смотрит мне в глаза, оценивая искренность моего раскаяния. Затем, заметно смягчившись, отвечает:

— Я вас вполне понимаю. Когда нам кажется, будто молитвы наши остаются безответными, легко впасть в искушение и вступить на кривую дорожку. Но если держаться веры, Господь наставит на путь истинный.

— Спасибо, преподобный. Я попытаюсь.

— Остается только сожалеть, что мне не выпало возможности посоветовать то же самое и дядюшке Гарри, — грустно вздыхает священник. — Тогда вся эта нелепица была бы пресечена на корню.

И тут Клемент отваживается еще на один вопрос:

— Ничего, что я спрошу, преподобный? Почему же все-таки Гарри? Мы ведь не единственные идиоты, которые сложили два и два и получили пять. Если он не был замешан в ограблении на Бейкер-стрит, как же его приплели ко всей этой истории?

— Точно не знаю, я ведь тогда был еще подростком.

— Но ведь должна же быть какая-то причина. А если бы мы ее знали, то смогли бы разъяснить и всем остальным, что Гарри тут вовсе ни при чем. И тогда бы отвадили от вашей церкви прочих искателей несуществующего золота.

Священник как будто всерьез задумывается над предложением Клемента и несколько секунд молчит. Что до меня, я не испытываю ничего кроме досады из-за напрасной траты времени.

— Пожалуй, в этом что-то есть, — наконец бормочет старик. — Но, разумеется, только при условии, что я больше не увижу здесь ни вас, ни прочих охотников за сокровищами. Договорились?

— Заметано, преподобный!

Священник скрещивает руки на груди и прислоняется к ближайшей скамье. Морщины на его румяном лице прорезаются еще глубже, стоит ему погрузиться в воспоминания.

— Как мне рассказывала мать, после сокращения на работе Гарри впал в отчаяние. Ему уже шел шестой десяток, устроиться в таком возрасте сложно. Вот он, насколько мне известно, и начал водиться со всякими сомнительными личностями, подкидывавшими ему мелкую работенку. Ничего серьезного, и, поймите, дядюшке действительно нужно было как-то зарабатывать на хлеб. Вот только один из этих типов в конце концов угодил за решетку за соучастие в ограблении банка на Бейкер-стрит. Кому-то было известно, что Гарри подрабатывал на него, и, как вы выразились, они сложили два и два. Да, положение у него было тяжелое, но я уверен, что он ни за что не взял бы в качестве платы краденое. Полиция так ничего и не нашла — потому что, не сомневаюсь, и находить было нечего.

И снова демонстративный взгляд на часы.

— Вот и вся история Гарри. И объяснение, почему ваша поездка сюда была бесполезной. А теперь мне действительно пора. Надеюсь, вам удастся разрешить проблемы, что привели вас в нашу церковь.

Клемент, однако, решается испытать терпение старика еще одним вопросом:

— Простите, преподобный, но вы сказали, что Гарри попал под сокращение. А чем он занимался?

Священник направляется к ризнице с явным намерением увлечь и нас в том же направлении.

— Работал в подземке. Почти тридцать лет, если не ошибаюсь.

Мы следуем за ним, а Клемент все не унимается:

— Он водил поезда?

— Нет, работал кассиром на «Вуд-лэйн». После закрытия станции его перевели на «Тауэр Хилл».

— Ага, спасибо.

Наконец, преподобный Норрис выпроваживает нас из церкви и бдительно наблюдает, пока мы не удаляемся от калитки на приличное расстояние. Но для него это лишь пустая трата времени, поскольку возвращаться смысла нам нет никакого, и мы бодро шагаем прочь.

В сухом остатке я имею, что весь день угроблен на мартышкин труд, не говоря уж о почти пятидесяти потраченных фунтах. Желание анализировать провал у меня отсутствует напрочь, у Клемента, надо полагать, тоже. Даже если бы мне и хотелось поговорить, сказать-то все равно нечего.

Возле церкви Всех Святых, однако, молчание становится невыносимым.

— Клемент, вы как?

— Я думаю.

— И о чем же?

— Да о словах попа, про работу Гарри.

— А что с его работой?

— Еще не надумал. Погоди минуту.

В парке, что мы проходили некоторое время назад, теперь никого. Клемент указывает на калитку и скамейку метрах в двадцати за оградой.

— Давай-ка посидим. Нужно посоветоваться насчет одной теорийки.

Я без возражений следую за ним. Пахнет свежескошенной травой. Стоит тишина, лишь ветерок тихонько раскачивает ветви деревьев. Можно даже позабыть, что вокруг самый что ни на есть Лондон.

Мы усаживаемся на скамейку, и я ожидаю от Клемента разъяснений, к чему на этот раз его привел ход мыслей.