Отпечатки

Эдуард никак не мог стерпеть подобного оскорбления, тем более от своего собственного воображения.

От происходящего в голове представления, Эдуард невольно заулыбался и даже издал негромкий смешок, чем обратил на себя внимание бармена. Тот, конечно, не ожидал увидеть улыбку на лице, которое своей угрюмостью досаждало ему каждую пятницу с шести до семи вечера, но ничего особенного не подумал. На момент он задержал взгляд на Датаеве, а затем повернулся к кассовому аппарату.

От этого взгляда Эдуард понял, как глупо он может выглядеть со стороны, усиленно сопя и улыбаясь себе в стакан. Кроме того ему причудилось, что за тот короткий миг бармен в деталях узнал обо всем, что происходило в его воображении. Чувство стыда залило мысли и едкой кислотой начало растворять образы там находившиеся.

Датаев встрепенулся и взахлеб допил остатки пива. Сейчас ему как никогда хотелось бросить деньги в лицо негодяю, ни за что его унизившему, но, как и во все предыдущие разы, он просто достал несколько купюр, судорожно разгладил и аккуратно положил под пустой бокал. Пристыженный сам собой и огорченный от того, что не получилось перейти к следующему этапу свидания с Альбиной Антоновной, Датаев по дороге домой принялся искать нейтральную мысль и остановился на размышлениях о предстоящих покупках. Размышлять особо и не было о чем. Он просто, как таблицу умножения, повторял про себя уже наизусть заученный список, который долгое время практически не изменялся.

От душного помещения и пережитого стресса у него разболелась голова. Раздувая ноздри и втягивая воздух летнего вечера, он хотел этим воздухом заместить неприятную тяжесть, скопившуюся у висков. Походы домой из пивной в пятницу вечером, особенно в теплое время года, были одними из любимейших моментов во всей жизни Датаева, что бы там в этой жизни ни происходило. Сумеречное время суток казалось каким-то сказочным, в особенности, когда он был немного пьян. В памяти невольно возникали картины раннего детства и юности. В такие моменты злоба, с которой он сжился и которую уже привык не замечать, отступала, и мир вокруг казался по-приятному необычным. Это чувство было похоже на то, как если бы кто-то, привыкший ходить с полными карманами щебня, в один момент избавился от лишней тяжести. Вряд ли этот кто-то сразу смог бы сказать что именно изменилось, но однозначно чувствовал бы себя намного лучше. Правда, когда Датаев открывал дверь своей квартиры, раскладывал по полочкам продукты и усаживался у телевизора, то карманы снова постепенно наполнялись, и так же незаметно реальность возвращалась в привычную для него форму.

Экран телевизора мигал и один рекламный блок, резко обрываясь, тут же замещался новым, потом следующим и следующим. Не выдержав, Датаев сдался и впустил в свой мозг поток информации, вещающий о наилучшем собачьем корме, где довольные глаза псины смотрели на него из квадратного светящегося окна.

– Так недолго и собаку завести,- подумал с иронией Датаев.

– Ну, все-таки я не понял до конца, зачем тебе собака?

– Как зачем? Друг и спутник жизни, всегда весел сам и веселит всех кругом. И дети пускай к ответственности привыкают.

– Так это у тебя такой способ приучить к ответственности детей? Что-то мне кажется, что ответственности только у вас с женой прибавится - безразличным подколом ответил Фролкин.

– Ну, нет!
– возмутился Семен так резко, как если бы отрицал мысли, которые были его собственными.
– Просили собаку - будет им собака, но мы с женой сразу сказали, что если собака ваша, значит выгуливать, кормить, мыть и прочее будете сами.

– Они там знают, это же дети. Ты им сказал собака, а они после этого слова больше ничего и не слышали. Таких случаев вообще много. У меня во дворе одно время дог ходил. Тоже видно детям для ответственности купили, а они со щенком наигрались и выбросили на улицу. Такое жалкое зрелище, эта собака даже ногу задрать не могла под деревом - одни кости. Породистые собаки к уличным условиям вообще не привычны.

– Я еще ничего не купил, а ты уже голодную смерть пророчишь. И что значит "выбросили на улицу"?
– Повторил с возмущением слова Фролкина Семен.
– Это же садизм какой-то!

Что бы там ни случилось, а на улицу собаку точно никто выгонять не станет.

– Значит все-таки, если детям надоест, сам будешь каждое утро еще раньше вставать и перед работой выгуливать?

– Да с чего бы им что-то надоело?
– Снова повышая тон, ответил вопросом Семен.
– Ты что решил мне доказать, что не стоит покупать собаку?

– А запах, собака - это же запах. Только в дом зайдешь, сразу слышно.

– Ну, значит, лично ты можешь больше не приходить! И с чего ты меня достать решил своим негативом. Не ты же собаку покупаешь. У многих людей дома есть животные и все отлично. У тебя самого кот.

– Кот это кот, с ним все по-другому.

– А что же это не животное, а пришелец из космоса, что с ним все по-другому?

– А если и пришелец!
– важно отрезал Фролкин.
– Коты - они особенные.

– Да чего уж там особенного? В тапки гадят по-особенному и вопят несносно. Меня их вой, ей богу, так из себя выводит. А я человек ко многому привыкший. Мы с женой двоих детей, почитай, одного возраста воспитываем, ко всяким крикам-ревам привыкли и в час, и в два, и в три ночи. Но кошачий вой для меня просто невыносим. Мне по весне хочется выйти во двор и всех их в одночасье кастрировать, чтоб не орали.

– И кто тут садист, спрашивается - заулыбался Фролкин.

– Да это все ты.

– Ну конечно, а кто же еще...

– Вроде все хорошо до этого было. Не звал бы тебя с собой собаку выбирать, если бы заранее знал, что начнешь гадости разные рассказывать.

Семена было легко вывести из себя, и он начал всерьез злиться на Фролкина за его глупые издевки, которые в глазах Фролкина вовсе не были чем-то серьезным.

– Что ты, что ты, я же ничего такого.
– Зачастил Фролкин.
– Я просто хотел, чтоб ты все учел, помочь, так сказать, обдумать важный поступок.

– Да ничего ты не хотел, знаю я, что ты хотел...

– Ну, прости, Семен, я смотрю, ты и вправду разошелся. Правильно говоришь - собака это всегда позитив.

– Да, позитив!
– Все еще возмущенно отвечал Семен, - а ты сиди со своим космическим котом!

– Что ты как ребенок, уймись, наконец. Я вон даже извинился.
– Фролкин слегка пнул Семена ладонью в плечо, будто пытаясь вытолкать из него угрюмый настрой. Он, конечно, знал о характере Шумского, из-за которого тот мог с полуоборота заводиться по какому-то пустячному поводу. И Фролкин, нужно сказать, частенько, потехи ради, подтрунивал над ним. Уцепится, бывало, за какую-то мелочь и начнет Семену что-то доказывать. И так главное невзначай, будто между прочим, абсолютно равнодушно. Это Семена больше всего как раз и выводило. Буквально несколько минут, и результат достигнут - Шумский кричит, машет, руками и надувается. Фролкин, собственно, не нарочно все это проделывал. Это было как привычка. Причем привычка, которая уже долгое время принадлежала не только ему, но им обоими и, по большому счету, ни к чему особо скверному в их приятельских отношениях не приводила.

– А с породой ты уже определился?
– Успокаивающе спросил Фролкин.

– Почти.
– Коротко буркнул Семен, выдавливая из себя остатки недовольства, которое ему тоже стало казаться детским.
– Думаю, какую-то не сильно лохматую, ну, и не очень большую. Хотя это все не основное, мне кажется, главное правильно подобрать собаку по характеру.

– Возьми овчарку, они умные, и дрессировать их легко.

– Да на кой мне овчарка, я что, пограничник? И к тому же ум и характер - не одно и то же.

– А какую тогда?

– В идеале хочу какую-то спокойную. Вон как сенбернар. Правда, он чересчур большой. И лохматый.
– С досадой добавил Семен.
– Вот всегда так, только все устроишь для того, чтоб мечту осуществить, как сразу же оказывается, что не все, собственно, и устроил. В итоге приходится эту мечту ощипывать то тут, то там...

– Ты будто вторую жену выбираешь, чтоб и внешне как надо и богатый внутренний мир. Но сенбернара, я тебе скажу, точно не стоит. Они хорошо смотрятся только у камина в домике в Альпах.
– И Фролкин снова расплылся в ироничной улыбке.