Отпуск на Арканосе

— Да знаешь, мы тебя и не боимся, Бони, — рассмеялся Элистан. — В худшем случае, мы ведь даже и не заметим, как превратимся в обед.

Требониан рассмеялся.

— До повелителя драконов ты не дотягиваешь, Лис, но даже безотносительно Ланса, я считаю тебя своим другом.

Ланс пошел было к берегу, и вдруг остановился.

— Бони, а что ты знаешь о звезде, с которой прилетели их предки?

— Ничего, — покачал головой дракон. — Они не хотели, чтобы память об их звезде сохранилась, а драконы умеют держать слово.

Ланс покачал головой.

— А среди этих предков были повелители драконов?

— Я слышал только про одного. До того, как я встретился с тобой, мне казалось, что это очень мало. Теперь же я думаю, что это было слишком много для драконов, привыкших жить самим по себе. Тихой и размеренной жизнью.

— Бедняги, как же они намучались! — насмешливо вздохнул Ланс.

— Вот-вот, я тоже им очень сочувствую, — совершенно серьезно ответил Требониан.

Глава 5

О некоторых аспектах поединков

К ужину маги вернулись на ускиеру. Голубеника взяла у лизардменов фруктов только на раз поесть, поэтому переправляли корзины на корабль не более десяти минут. Драконы хоть и знали, что аппетит их малорослых друзей не сопоставим с драконьим, но при выборе продуктов невольно приноравливались к себе. Каждое существо — есть мера всех вещей. Всяк по себе судит, и обжора заставляет стол, рассчитанный на двух едоков провизией на роту, лгун подозревает во лжи всех и каждого, а умница не считает нужным объяснять свои поступки — ведь ему-то они понятны! Мало кто наделен талантом понимать других. Но это так, к слову.

За ужином Гветелин не выдержал.

— Ты будешь смеяться, Ланс, но я не далее как сегодня пожалел, что не присутствовал при твоем поединке с Требонианом. И вот, накаркал.

Ланс усмехнулся.

— Я неплохо знаю Требониана, — продолжал эльф, — но при мне он затевает поединок в первый раз. И я хотел тебя спросить, часто ли вы сражаетесь и всегда ли таким образом.

Ланс отложил вилку и взял в руки бокал с белым вином.

— Часто? Не сказал бы. Бони считает запретными только некоторые темы. Честно говоря, обычно я не настаиваю на ответе, если он дает мне понять, что разговор ему не приятен. И не только потому, что он дракон и гораздо сильнее меня во всех отношениях. Главная причина — он мой друг.

— А какие темы он считает запретными? — заинтересовался Алан.

— Бони не любит рассказывать о жизни драконов. Поэтому я сегодня так удивился, когда он счел запретной совершенно нейтральную тему. А потом вспомнил, что каких-то триста пятьдесят или триста шестьдесят лет назад эта тема была весьма актуальна. А тогда мы ее не исчерпали.

— Почему? — с любопытством спросил Алан.

— Не до того было, — сказал Ланселот. — А что касается дуэлей, то сегодня была самая жаркая из них, не считая той, первой.

— Ты никогда не вспоминаешь о ней, — заметил Гветелин.

— Не слишком приятные воспоминания, — отозвался Ланселот. — Честно говоря, у меня до сих пор болят порой старые раны. Если я разнервничаюсь или устану очень.

— Раны? — озабоченно переспросила Мэрилин.

— Да. Раны.

Алан вдруг вспомнил, как Ланс рассказывал ему об этом поединке. В королевском дворце, в Лизардгории. Он вопросительно посмотрел на учителя, то почувствовал его взгляд и ободряюще улыбнулся.

— Собственно говоря, меня спас в тот день от смерти наш лизардгорский пофигизм. Я просто вовремя махнул на себя рукой. А так — Бони едва задел меня лапой, поэтому всего-навсего вскрыл мне грудную клетку и разорвал живот. Ну знаете, там, сердце бьется прямо под рубашкой и кишки в своевременно подставленной ладошке.

— Не может быть! — с ужасом воскликнула Мэрилин.

— А за что вы дрались? — уточнил Арнольд.

— За шпагу, Арни. Вот за эту темную шпагу.

— Ты уверен, что тебе стоило за это браться? — спросил Торвальд.

— Не знаю, — задумчиво ответил Ланс. — Суди сам — эта дуэль по большому счету определила не только мою дальнейшую жизнь. Ведь не свяжись я в тот день с Бони, через несколько лет я бы не вышел с ним на пару против четырех мирренских армий.

Арнольд деловито встал.

— Где именно у тебя побаливает? Дай я посмотрю, я немного понимаю в травмах.

Ланс покачал головой.

— Спасибо, пока не надо.

— В случае чего скажи, я помогу в любое время дня и ночи.

— Папа, а как вышло, что ты стал драться с Требонианом? Ты же всегда говорил, что дракона один на один победить нельзя.

— Я был очень молод, сынок. И у меня за плечами было два серьезных поединка. Все эти магические безделушки я добыл в честном бою. Голубой кулон охраняли две гидры, а белый браслет — песчаный червь диаметром чуть больше метра.

— Постой, Ланс, ты говоришь, что был тяжело ранен. При этом все говорят, что ты победил, — не поняла Аваяна. — Что-то у меня одно с другим не увязывается.

— Понимаешь, я ранил дракона. Кодекс чести драконов заставил его признать себя побежденным, хотя его рана была просто обидной, моя же смертельной. Поэтому он позволил мне взять шпагу. Проиграться перед смертью. Я взял. Знаете, господа, я стоял, едва держась на ногах, прижимая одну руку к разорванному животу, а в другой руке сжимая эту шпагу, и вдруг осознал, что все это не нужно даже мне. Даже если бы у меня был шанс остаться в живых, я нашел бы не большее применение темной шпаге, чем кулону или браслету, которые я добыл в предыдущих поединках. Я понимал, что жить мне осталось считанные минуты. Я опустился на землю, потому как ноги уже меня не держали, подполз к дракону и предложил оказать ему первую помощь, после чего посоветовал съесть меня на ужин.

— У тебя извращенное чувство юмора, Ланс, — заметил драконид.

— На этом и закончилась моя первая дуэль с Требонианом. Он разглядел белый браслет на моей руке, научил меня им пользоваться и я вылечил сначала себя, потом его. Собственно, Бони принял мою медицинскую помощь только из вежливости. И приняв ее, он признал мою победу. Кстати, все наши словесные дуэли он не принимает всерьез. Я уже говорил, что нам случалось поспорить, но он всегда начинает отсчет очков со счета один — ноль в мою пользу.