Отпуск

Не люди, а сплошные манекены с ярлыками. Никакого волшебства. А здесь теплое море, щадящее солнце, простые люди, не лезущие в твою душу и не пытающиеся окунуть тебя с головой в свою. И вот огонечки эти еще, – она поводила ногой в воде, и огоньки закружились в неоновом водовороте: – Волшебные. Ты веришь в волшебство?

Я некоторое время молчу, слегка ошарашенный этой неожиданной для меня глубиной моей новой знакомой. Глубины восприятия мира большинства женщин, с которыми мне доводилось бывать на отдыхе, хватало лишь на то, чтобы сформулировать свои претензии к сервису отеля. Окажись они со мной на этом острове, уже на второй день свели бы с ума, со скуки жалуясь на недостаточно комфортную температуру воды, слишком тесный номер и недостаточную светскость отдыхающего здесь общества.

А тут незнакомая девушка, вместо того чтобы попытаться выяснить, в каком районе расположена моя квартира в Москве и в каком классе номера я остановился, через несколько минут знакомства спрашивает, верю ли я в волшебство.

– Я не верю в сказочное волшебство, – честно отвечаю я. – Но верю в право каждого человека считать волшебством всё, что ему вздумается. Чтобы стать волшебником, не обязательно уметь творить чудеса. Ты становишься волшебником, когда начинаешь находить чудеса в повседневных явлениях.

Волшебник – это лаборант в фотоателье. Он видит чистый лист бумаги, а потом с помощью специального раствора позволяет на этом листе проявиться фотографии. Он не оценивает композицию кадра и естественность эмоций изображенных на нем людей. Его задача – родить на свет изображение, чтобы его увидели другие люди. Если мы начнем смотреть на мир так же, как этот проявщик – глубоко, многомерно, не через призму наших ожиданий и оценок, то мы увидим для себя много волшебства.

– Или как скульптор, – вдруг подхватывает Оля, удовлетворенно кивнув моему ответу. – Создает ли скульптор фигуру из камня или просто освобождает от лишнего уже существующий в куске камня образ?

– Или так, – соглашаюсь я, подумав. – Так даже поэтичнее.

– Ты забавный, – говорит Оля. – С тобой будет не скучно.

Смущенно пожимаю плечами, и мы еще некоторое время молча наблюдаем за игрой света в воде. Потом Оля, опершись рукой на мое плечо, поднимается с песка и потягивается, разминая затекшую спину.

– Наверное, мне пора отдыхать, – произносит она сквозь зевок. – Я устала.

– Ты чувствуешь себя уставшей? – удивляюсь я, вспомнив свое невероятное ощущение бодрости, не отпускавшее меня с момента пробуждения в самолете до самой ночи.

– Да, я направилась сюда сразу после работы. Меня выдернули внезапно, я даже не успела толком подготовиться.

«Похоже, что Оля прилетела на остров по горящей путевке», – думаю я, но ничего не произношу вслух, а тоже поднимаюсь на ноги, подхватываю горящую лампу, и мы направляемся в сторону отеля.

Мы подходим к стойке портье, чтобы вернуть позаимствованный Олей фонарь. За стойкой дежурит тот же парень, с которым я познакомился в день своего заезда. Все с той же неизменной любезностью он принимает из моих рук старомодную лампу и желает нам спокойной ночи.

Поднимаемся на второй этаж. Оля живет в другом конце коридора, в комнате под номером 2. Мы некоторое время неловко стоим у лестницы, потом обнимаемся, желаем друг другу приятных снов и расходимся в разные стороны.

Засыпая в прохладной необъятной кровати, я думаю, что еще никто в этом мире: ни в дорогих отелях на лучших курортах, ни в лучших московских ресторанах, ни в самых дорогих клубах никогда не пытался узнать, верю ли я в волшебство. Люди все чаще измеряют любое волшебство цифрами. Язык цифр им понятнее. Но становятся ли голубые танцующие огоньки менее прекрасными оттого, что мы не можем их посчитать или назначить им цену?

На следующее утро спускаюсь к завтраку и неожиданно встречаю Олю в лобби отеля. Она одета в похожие на мои белые свободные брючки и рубашку с закатанными рукавами. Волосы собраны в хвост и оголяют длинную изящную шею. Оля, хмурясь, о чем-то спорит с человеком за стойкой, а лицо работника отеля, сменившего ночью моего знакомого портье, выражает полное недоумение.

– Доброе утро, – я подхожу к спорящим.

– Привет, Саша! – возбужденно произносит Оля. – Представляешь, у них нет на острове никаких развлечений. То есть совершенно никаких: ни водных мотоциклов, не дурацких надувных бананов, ни полетов на парашютах и дельтапланах!

– Мы не допускаем на острове всё, что может производить шум и мешать спокойствию других отдыхающих, – поясняет мне портье.

Оля, видимо, не в первый раз слышавшая это сдержанное объяснение от портье, кивает в подтверждение его слов:

– Видишь, Саш?

Благодарю портье и за локоток отвожу бушевавшую, но улыбающуюся от комичности масштаба скандала свою новую знакомую.

– Не ты ли вчера мне говорила о расслаблении? А теперь я застаю тебя с утра в самом разгаре боевых действий с персоналом.

– Ай, – отмахивается Оля. – Мне просто хотелось вывести его из себя. Они все тут такие вежливые. Просят меня чувствовать себя, как дома, а я, понимаешь, не могу чувствовать себя, как дома, если мне не хамит обслуживающий персонал!

Смеемся и вместе направляемся на завтрак в сторону клуба. За стойкой в баре все так же работает Джим. Желающих пить с самого утра немного, поэтому он просто задумчиво смотрит в сторону террасы, на которой уже завтракают несколько гостей.

Увидев нас с Олей, Джим оживляется, и мы здороваемся. Я, страшно довольный тем, что, наконец, пришел в клуб не в гордом одиночестве с радостью пожимаю протянутую руку и представляю бармену свою спутницу. Оля сдержанно здоровается и нетерпеливо тянет меня за руку на террасу.

Садимся за свободный столик, уже сервированный к завтраку. На столе графин с апельсиновым соком, ароматные круассаны и тарелки с мелко нарезанными сыром и колбасой.

Оля оглядывает веранду и завтракающих гостей. Некоторые из них бросают на девушку ответный любопытный взгляд. Потом Оля смотрит на наш стол так, словно видит его впервые, и некоторое время о чем-то размышляет, по-детски закусив губу.

– Ты говорил, что здесь все идет гладко и однообразно, так? – спрашивает она, очнувшись от своих мыслей.

– Да, полная благодать, – медленно отвечаю я, недоумевая, к чему она клонит.

Оля вдруг перегибается ко мне через стол и манит рукой. Я тоже подаюсь вперед так, чтобы наши лица встретились, как вдруг она прямо над самым ухом вполголоса ругается:

– Тогда, может, к черту их всех, Саш, а? С этими их нейтральными улыбками и безупречным поведением. С этими светскими разговорами о погоде и футболе.

– К черту, – соглашаюсь я. – И что же ты предлагаешь?

– Идеология острова предполагает расслабленное следование течению событий, так?