Отрада

Они не были красивыми.

И все же ей, как и ночью, отчаянно захотелось наклониться и поцеловать их. Вновь почувствовать губами неровность и твердость кожи.

Она перекинула через плечо волосы, позволив им рассыпаться по пушистому меху одеяла, и улыбнулась.

— Сам же сказал накануне, что не станешь.

— Все-то ты слышала, — пробормотал он.

Странное дело, но Отрада не ощущала вины. Ни вины, ни смущения, ни сожаления. Если бы ей пришлось вновь пережить минувший вечер и ночь, она поступила бы точно также.

— Вестимо, не стану. Полюбилась уж больно она мне, — Храбр потянулся к ней и крепко поцеловал в губы.

Затем усмехнулся, видя ее замешательство, встал со снопов, что служили им постелью, и поднял так и валявшиеся на полу портки да рубаху.

Отрада сглотнула, отведя взгляд, и принялась увлеченно изучать свои ладони, гоня прочь воспоминания о минувшей ночи. Храбр уже завязывал гашник, стоя напротив нее, когда она встрепенулась и оглядела свою одежу, точно также разбросанную по всей клети.

Рубаху девичью да поневу без родовых знаков мужа. Да и не заплетать ей больше ленты в косу; полагалось волосы спрятать под головной убор, ведь отныне лишь муж мог на них глядеть. Коли бы сделали они все по уму, то новый, женский убор загодя принесли бы в клеть А нынче что же?.. Разве ж ведала она накануне, что случится промеж ними такое…

— Что взметалась? — добродушно посмеиваясь, спросил Храбр, верно догадавшись, что встревожило Отраду.

Он прошел в дальний конец клети и взял с лавки увесистый сверток. Положил Отраде на колени, укрытые мехом, и встретился с ее изумленным взглядом. Откинув в сторону ткань, она достала из него крашеную, женскую рубаху и тонко выпряженный убрус, украшенный узором. Она сама вышивала его все минувшие дни.

— Верея отдала, — предвосхитив вопрос жены, сказал Храбр, наблюдая за ней с тщательно спрятанной улыбкой.

Над своим приданым в последние седмицы Отрада трудилась по вечерам, с трудом выкрадывая свободное время. Облачившись в непривычную, совсем новенькую одежу, которая никогда прежде не касалась ее кожи и не хранила ее запаха, она долго расчесывала спутанные волосы. Плести две косы было непривычно, руки путались, пряди вылезали одна из другой. Пока она пыхтела от усердия, Храбр терпеливо ждал у порога клети, глядя в щель из-за чуть приоткрытой двери. Там снаружи все утопало в светло-серой дымке — утро выдалось на редкость туманным, а небо застилали тяжелые, дождевые облака.

Когда Отрада поднесла к волосам убрус и принялась его завязывать, руки у нее задрожали. Так умирала девка, и рождалась жена.

Храбр окинул ее долгим, очень долгим взглядом, когда она подошла к нему и, отчего-то робея, коснулась ладонью плеча. Она смущалась отчаянно, ведь прежде мужчина видел и знал ее совсем иной.

— Ну, помогай Сварог, — шепнул он, поднял молодую жену на руки и вынес из клети, чтобы внести в избу, переступив через порог.

В горнице Храбр поставил Отраду на ноги.

— Хозяйствуй, милая, — и широким жестом руки обвел все вокруг.

— А где Твердята с Нежкой?

— У Услады. Скоро уж прибегут.

— Ты знал! — Отрада шутливо ткнула кулачком ему в грудь.

Хотела по привычке тряхнуть косой, но взметались лишь края убруса.

— Ты знал, что так выйдет! — она задохнулась от осознания, а вот Храбр покачал головой.

— Я не знал. Надеялся, но не знал, — сказал он серьезно.

— Но как же… празднество и пир? — она закусила губу, рассеянно поглаживая широкий, добротный стол.

Он занимал собой половину горницы, и на лавках, что стояли вдоль, могла усесться и дюжина человек.

Однажды так и будет, подумала вдруг Отрада. На них усядутся их с Храбром дети… сыновья приведут невест…

— Нынче справим, коли любо тебе, — кузнец спокойно пожал плечами и, подхватив топор, вышел в сени.

Оставшись одна, Отрада вздохнула и замерла в нерешительности, оглядываясь. У печи стояли ухваты, а на полу, рядком — горшки. На прилаженных к срубу полках начищенными бочками сверкали глиняные миски да плошки. Ушаты да ковши глядели на нее из бабьего кута. Все было новым, незнакомым, непривычным.

И все было — ее.

Нынче она здесь хозяйка, в своей избе и в своем праве. Никто и слова не посмеет сказать. Никто не погонит прочь. Теперь у нее есть дом. Сколько же всего ей только предстояло постичь! Привыкнуть быть не бедной девкой без приданого да крепкого рода, дочерью чужого всем и каждому человека, а женой. Частью славного рода. Женщиной в глазах других.

Накинув на плечи платок, Отрада вышла на крыльцо. Туман чуть рассеялся, оставив на траве капли росы. Из-за угла доносился размеренный стук — Храбр колол дрова. Часть их уже была свалена у нижней ступени на земле, и Отрада спустилась за ними, думая растопить остывшую за ночь печь.

На мгновение она остановилась, прислушиваясь к самой себе. Ведь до сих пор ей иногда не верилось, что все происходящее — взаправду, что теперь это действительно ее, Отрады, жизнь. Она задрожала, обхватив плечи руками. Тихо подошедший Храбр воспринял это по-своему.

— Ступай в горницу, застудишься еще! — сказал он и удобнее перехватил дрова, что держал в руках.

В избе Храбр прошел к печи и высек огонь, запалив тонкие щепки. Отрада наблюдала за ним с жадным любопытством, стоя за спиной и, в общем-то, мешаясь. Сухое дерево уютно затрещало, и мужчина, подбросив еще поленьев, поднялся, отряхивая руки о портки.

Они оказались напротив друг друга, и Храбр задержал на ней свой взгляд. Потом с улыбкой протянул руку, расправляя воротник рубахи и натягивая его повыше, чтобы скрыть алое пятнышко — отметина их вчерашней любви.

По груди Отрады безудержно растекалось тепло, и она перехватила его руку, прижимаясь к ней щекой и пачкаясь в саже. Плевать!

— Брат?! — голос Твердяты, раздавшийся с крыльца, прозвучал удивленно и радостно одновременно.

Отрада невольно отстранилась, но Храбр удержал ее, крепко взяв за руку. Оба они повернулись в сторону сеней: на них во все глаза глядела Услада, Твердята и Милонега. Ошарашенные дети, приоткрыв рот, безуспешно пытались справиться с захлестнувшими чувствами. Женщина же, прищурившись и поджав губы, не сказала ничего.

______________

Продолжение главы будет завтра

57.2

Отрада посторонилась, пропуская всех троих в горницу. Долго она по общине ходила с браслетом Храбра. Еще дольше — звалась его невестой. Но Услада все дивилась. Али делала вид. И выбор брата не принимала. Уже и бесприданницей нельзя было Отраду назвать: все ведали, что родня оставила в покое ее и родительскую избу. И Храбр за нее вступился, наветы вуя Избора посрамил. А все одно: кривила Услада губы.