Отрада

Открыл глаза и увидел лицо Отрады с закушенной губой.

— Я с тобой пойду, — сказала она упрямо.

— Нет, в избе будь, — прохрипел Храбр кое-как, когда сызнова смог говорить.

— Нет, — она мотнула головой и даже взгляда не опустила. — Я тебя одного не оставлю…

— Ты меня слушаться должна, — хотел сказать грозно, а вышло едва ли не с тщательно скрываемым восхищением.

Щеки у Отрады все-таки покраснели, но она пересилила себя и сверкнула дерзкими, зелеными глазами.

— А вот как станешь мужем — так и буду слушаться… быть может…

Он бы все-таки нашел верные слова, чтобы заставить ее вернуться в избу, но, оказавшись на крыльце, уразумел, что уже поздно: воевода верхом на жеребце дожидался его со стороны тропинки, ведущей от леса в кузню.

Вот и нашелся ответ на вопрос, далеко ли ему идти.

Делать было нечего, и Храбр, напоследок окинув Отраду хмурым, грозным взглядом, молча сжал ее ладошку и повел за собой к воеводе. Она же, хитро блеснув глазами, послушно пошла у того за спиной.

— Здрав будь, воевода, — Храбр поклонился ему первым, и мужчина как-то непривычно грузно и тяжело спрыгнул с жеребца на землю.

На Отраде он задержал взгляд дольше, чем на кузнеце, и это тому особенно сильно не пришлось по нраву.

— Я знал твоего отца, — сказал воевода, и сперва Храбр не уразумел, отчего тот завел такую беседу, ведь все об этом ведали.

Но когда он выпрямился, то увидел, что воевода говорил с онемевшей Отрадой. Она глядела на мужчину широко раскрытыми глазами и не могла в ответ вымолвить ни слова. Настолько услышанное ее поразило.

— Я хотел сперва потолковать лишь с тобой, — воевода повернулся к Храбру. — Но коли ты привел с собой невесту, скажу и ей. Драгоценные камни, за которыми охотился твой вуй, не его первым лишили разума. Много весен назад они опутали и мертвого нынче княжича, толкнули на страшное дело: в погоне за ними он отнял невинную жизнь.

Ослабевшая ладонь выскользнула бы их пальцев Храбра, коли б он не поспел ее перехватить. Отрада, покачнувшись, привалилась к его плечу. От ее бледного лица отлила вся кровь, и лишь глаза выделялись нынче на нем.

Воевода же хмурился.

— А после они исчезли из терема, а вместе с ними — один из кметей. По имени Бус. Его искали тогда. Крепко, долго искали. Княжич так и не смог смириться с потерей драгоценностей, к которым так рвался. Мы все мыслили, что камни Мары-Морены завладели и его разумом. Что он забрал их из жадной алчности…

Не выдержав, Отрада всхлипнула и покачала головой. Не владея собой, она поспешно перебила мрачного, хмурого воеводу.

— Нет, нет! Батюшка их схоронил и даже не говорил про них никогда! Он жил бедно, но честно, и…

— Тише, дитя, — суровый воевода смягчился. — Я уразумел это, когда выслушал рассказ твоего вуя. Ведаешь ли ты, где Бус схоронил те камни? — спросил он, прищурившись.

Прежде, чем потрясенная Отрада успела вымолвить хоть словечко, Храбр поспешно сжал ее пальцы и мотнул головой.

— Нет, воевода. Никто из нас не ведает… Эта тайна умерла вместе с дядькой Бусом и матерью Отрады — Любавой Брячиславной.

— Коли попадут они не в те руки… — мужчина огладил покрытую сединой бороду и покачал головой. Он не сводил цепкого взгляда с лица Отрады, опустившей голову. — Большое горе приключится, окажись они у дурного, злого человека.

— Так пусть будут навечно похоронены они в людской памяти, — тихо, но твердо молвил Храбр. — Похоронены и забыты, и никто их никогда не отыщет.

Несколько долгих минут они с воеводой глядели друг на друга, пока кузнец первым не отвернулся. Помолчав с мгновение, мужчина кивнул.

— Что же. Добро, коли так. Живи мирно, кузнец. Видеть тебя в городище я больше не хочу, — сказал он напоследок и шагнул к жеребцу, поводья которого держал один из кметей.

Храбр, сжав зубы, снова его окликнул.

— Воевода, у Отрады Бусовны не осталось родни по отцу, у кого бы я мог ее засватать. Да и по матери тоже… — сказал он и сглотнул. Почувствовал, что тревожится, и подивился сам себе. — Потому прошу у тебя… отдай мне девку в жены, — произнес кузнец обрядовые слова.

Отрада подле него затаила дыхание. Медленно, очень медленно воевода снова к ним обернулся. Поглядел сперва на кузнеца, потом — на застывшую девку. Усмехнулся, покрутил усы с проседью и спросил.

— Люб он тебе?

— Люб, — она опустила пушистые ресницы, напрасно борясь со смущением.

— Ну, ты гляди тогда, Храбр Славутич. Станешь жену обижать — я вступлюсь, — мужчина погрозил на прощание кузнецу кулаком, вскочил в седло, и вскоре уже три конных всадника скрылись из виду, и Храбр с Отрадой остались стоять на дороге вдвоем.

Когда улеглась поднявшаяся за ними пыль, кузнец повернулся к невесте, которую отныне мог величать так с полным правом. Он хотел заговорить, но тут она вскинула пронзительный взгляд, и все слова вылетели из головы, словно выметенные из избы сор. С трудом сглотнув, во власти наваждения, Храбр склонился над ее лицом и сделал то, о чем уже давно грезилось. Накрыл устами уста и поцеловал. Он больше не чувствовал себя провинившимся мальчишкой, что украдкой выманивал поцелуи у понравившейся девки. Нет, Отрада была нынче просватана, не кем-нибудь, а самим воеводой. Он сжимал ее в объятиях так сильно, как позволяли его раны, и ощущал огонь, что разгорался в груди и расползался по всему телу горячими волнами, и накрывал его с головой, туманя разум. Отрада трепетала в его руках, и от этого делалось еще слаще и еще волнительнее. Храбр судорожно вздохнул, когда почувствовал прикосновение ее прохладных ладоней к своей обнаженной коже на шее. Ее рука скользнула за шиворот рубахи, чуть сжала плечи, и он выдохнул стон прямо ей в губы.

А еще спустя мгновение Отрада сноровисто отпрыгнула от него на два шага и прижала кончики пальцев к пылавшим щекам. Храбр же, не сразу вынырнув из сладостного морока, в котором оказался, стоило начать ее целовать, поглядел на нее, ничего не разумея.

Отрада лукаво улыбнулась и посмотрела на жениха так, как смотрит женщина, знающая, что она любима.

— Я хочу сватовство. Настоящее! — сказала она, с трудом отдышавшись. — Со сватами и с пряниками, и с присказками про куницу-девицу.

Ее взгляд лучился счастьем, которого невозможно было скрыть. Глаза горели тем вечером ярче солнца, и Храбр с трудом уразумел, о чем она толковала. В голове все еще слегка шумело.

— Но воевода же дал добро, — сказал он, думая, что Отрада тревожится из-за этого.

— Да, но а как же пряники и обряд? — спросила она, закусив губу. — У всех девок такое есть, и я хочу! — она тряхнула толстой косой и поглядела на Храбра, который был готов согласиться на все, еще и сам того не понимая.