Отрада

Тот вскинул было взгляд, но опомнился и покаянно, смиренно уставился в пол. В сватовство вмешиваться жениху не полагалось.

— Не хотите за куницу, так отдайте за добра-молодца! Всем он пригож и хорош: и кузнец умелый, и рукастый, и силушкой не обижен, и статью вышел! — вперед ступил Твердята.

— А избушка-то у него есть? Наша девица с богатым приданым! — Стояна прищурила смеющиеся глаза.

— Есть, есть! — поспешно выпалил мальчишка.

— Добро, коли так. Но вот лицом молодец ваш не особо-то вышел… про шрамы его мы наслышаны… — она подперла ладонью щеку, размышляя, а потом резко крутанулась к Отраде. — Али люб он тебе?

Покраснев до самой макушки, она кивнула.

— Люб…

— Ну, коли люб… Ты, жених, гляди, коли будешь девоньку нашу обижать, мы тебя, беспортошного… — не закончив, знахарка Верея еще раз погрозила кузнецу пальцем и подошла к столу, чтобы взять каравай. Отломила от него кусок и съела, скрепляя сватовство.

Отрада бросилась к ней через всю горницу, повиснув на шее. Белояр стиснул в объятиях Храбра, стукнув того по спине. Притихшие дети вскочили с лавок, хлопая в ладоши. Стояна широко улыбалась, подбоченившись.

Дядька Третьяк взял Отраду под руки, чтобы вести к жениху, когда в нее вцепились дети.

— А выкуп? — звонко спросила старшая девочка, оглядываясь на Храбра. — Выкуп за невесту!

Кузнец, посмеиваясь, принялся совать им в ладошки сладости, каленые орехи и медовые пряники. Когда детвора, наконец, отстала от него, он взял со стола серебряное обручье и приблизился к Отраде. Он вытащил из-за пояса ленту, повязал ей на запястье и надежно прикрепил к ней обручье.

Теперь все точно будут знать, что Отрада просватана. У каждого рода в общине были свои знаки. У Храбра носили алые ленты, а обручья были намеренно слишком широкими.

Поздним вечером, когда все необходимые обряды были завершены, кузнец пошел провожать невесту до избы знахарки.

— Тетка Купава поутру приходила. Сказала, что родительская изба теперь моя. Ушли они оттуда, — рассказала Отрада, плотнее запахнув на груди платок.

Храбр кивнул.

— Что с батюшкиными самоцветами делать станем? Закопаны они ведь под крыльцом… — она вздохнула, припомнив, как кузнец соврал про них воеводе.

— А сама как мыслишь?

Отрада подавила хитрую улыбку.

— А что мне мыслить… ты жених мой, ты и решай! — сказала и не сдержала веселого фырканья.

Храбр покачал головой. Но когда заговорил, уже не улыбался.

— В лесу их закопаем. В самом глубоком овраге. Я выкую для них железный ларь, чтобы никто не мог открыть его. Сколько горя принесли камни Мары-Морены…

Отрада часто закивала.

— Жаль, никогда уже не узнаю, отчего батюшка решился их украсть из терема…

— Может, приказал ему кто-то, — кузнец пожал плечами и невольно взял ее за запястье — то, к которому лентой было привязано обручье. — Княжич из-за них боярскую дочь убил. Может, хотели уберечь себя от еще бОльшей беды.

— Может, — эхом откликнулась Отрада.

— Али сам решил. Увидал, во что превратился княжич, услыхав однажды их шепот, и выкрал… Может, та боярская дочь была не чужой простому кметю Бусу.

Отрада печально улыбнулась. Да, уже никогда она не узнает, о чем же помыслил тогда ее отец. Но все же потом он крепко полюбил ее матушку, и у них родилась она…

Она покосилась на Храбра. Ей приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Кузнец по-прежнему держал ее за запястье, и она испытывала странный трепет, чувствуя, как внутри все скручивается в тугой комок. С его лица не до конца сошли еще ссадины, полученные после суда с Перваном.

— Что разглядываешь как девку?

Он сверкнул белозубой улыбкой, а вот Отрада досадливо отвернулась, словно застали ее за чем-то плохим. Храбр протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, и совсем не ожидал, что она вдруг поднимается на цыпочки и прильнет к его губам.

Они оказались теплыми и обветренными — такими Отрада их и запомнила. Она не знала, как решилась поцеловать его. Верно, сватовство окончательно вскружило ей голову.

Больше, чем своему глупому порыву, она удивилась ответному движению Храбра. Он не отстранился, не отпрянул, не устыдил ее. Напрочь, широкие, натруженные ладони легли на ее плечи, легонько сжимая. У Отрады закружилась голова, и разом подогнулись ноги. Она почти повисла на Храбре, не чувствуя под собой опоры, и пальцами принялась водить ему по волосам.

Она слегка потянула ворот его рубахи в сторону, обнажая кожу, и едва ощутимо прикоснулась к ней губами.

— Горячая.

Отрада была готова поклясться всеми Богами, что услышала грудной, тяжелый стон Храбра, когда он резко отпрянул от нее, отстранившись. Кузнец прерывисто дышал и смотрел ей прямо в сердце потемневшими глазами.

— Назови срок, — хриплым, будто бы сорванным голосом велел он. — Для обряда.

Ноги у Отрады подкосились во второй раз. Безмятежное, ребячье ее баловство с поцелуями и касаниями грозило стать чем-то настоящим. Чуть пугающим.

Желанным.

— Осенины, — неверными губами кое-как выдохнула она, и Храбр, чуть помедлив, кивнул.

А потом взял ее за руку и повел к избе знахарки.

________________________________________

Итак, мы уже подобрались почти вплотную к завершению книги, осталось несколько глав, и я хочу напомнить, что книга бесплатная только в процессе. На следующий день после окончания история станет платной, поэтому лучше внимательно следить за уведомлениями, чтобы этот конец не пропустить!

PS не верится, конечно, что еще одна история подходит к концу :(((

56

56.

К Осенинам следовало убрать всю рожь, пшеницу и ячмень, очистить поле от урожая. А после — увязать все собранные колосья в снопы и отнести в овин, где те будут сохнуть. Затем их вновь переносили — уже на гумно, чтобы там, наконец, вручную смолотить, отделяя зерна от плевел.

Праздник окончания уборки урожая считался одним из главнейших дней в году, и вечером все в общине собрались за братчиной — общей трапезой, накрытой на лугу неподалеку от домов.

На Осенины обязательно выпекали хлеб из нового, едва собранного урожая. Это делалось рано, пока прочие в избе еще спали, чтобы начать утреннюю трапезу с первого хлеба после законченной накануне жатвы.

Чем ближе к Осенинам, тем быстрее билось у Отрады сердце. Она сама назначила Храбру срок для свадебного обряда, и, выходило, что в любой день после Осенин станут они мужем и женой. Она уже представляла, как пойдет с подружками в последний раз в баню, оплакать свое девичество. Как соберут для них свадебную упряжку, и волхв скрепит их запястья рушником, и вместе преломят они круглый, румяный каравай.