Отрава
Шрифт:
– Оно не пахло табаком?
– Не знаю.
– Ну подумай.
– Если я скажу, что оно пахло табаком, то значит, я ни при чем, так? Ведь он был отравлен никотином, да? Так же, как и Джерри. Значит, если я почувствовала запах табака, значит, никотин был уже в бутылке, когда я взяла ее в руки. Но я говорю тебе правду! Я не знаю, чем оно пахло! Я понюхала и закрутила крышку...
– Ну ладно, – вздохнул Уиллис. – А что потом?
– Мы пили кофе. Я сказала, что хочу покончить с этим.
– Как он отреагировал?
– Ему это не понравилось.
– Ты
– Да.
Уиллис кивнул.
– И что потом?
– Он предложил мне пройти к нему в постель.
– Ты это сделала?
– Нет!
– И что ты сделала?
– Я поцеловала его в щеку и ушла.
– Угу.
– Попрощалась и ушла.
– И через десять, через двадцать минут он умер.
– Я его не убивала!
– Сколько времени ты держала в руках эту бутылку?
– Минуту. Меньше минуты. Все, что я сделала, это...
– Дай сюда свою сумку.
– Что?
– Сумку, которая на столике.
– Зачем?
– Я хочу посмотреть, что там лежит.
– В ней нет никотина, если ты это имеешь в виду...
– Дай сюда.
Она подошла к столику, где оставила сумочку, принесла ее и вывернула все содержимое на пол, рядом с его креслом.
– На, развлекайся. А я пойду выпью.
Она подошла к бару и налила в стакан со льдом приличную порцию джина. Сделала большой глоток, затем подошла к тому месту, где он разбирал ее вещи, валявшиеся у его ног. Помада, карандаш для глаз, кисточка для пудры, салфетки, жевательная резинка, красный кошелек, чековая книжка, ключи, какая-то мелочь...
– Ну что, нашел яд? – спросила она.
Он стал запихивать все обратно в сумочку.
– Куда ты пошла после того, как вышла от Райли?
– В город.
– Зачем?
– Я же сказала тебе, мне надо было кое-что купить.
– И что ты купила?
– Ничего. Я хотела купить сережки, но не нашла ничего подходящего.
– Значит, ты ходила по магазинам с половины одиннадцатого до...
– Я ходила по магазинам до полудня. Затем перекусила...
– Где?
– В закусочной около Джефферсон.
– А что потом?
– Взяла такси и поехала домой.
– И приехала сюда в четверть второго.
– Я не смотрела на часы. Хочешь выпить?
– Нет.
– Там нет яда, можешь не волноваться.
Уиллис долго молчал, сжав руки и склонив голову.
– Карелла будет искать мотив, – сказал он наконец, как бы про себя. – Трое из твоих близких друзей убиты, и он захочет узнать... – Неожиданно он поднял голову. – Может быть, ты мне не все рассказала?
– С той минуты, как я вошла, до минуты, когда...
– Я говорю не о времени, что ты провела у Райли. Я говорю о тебе.
Она непонимающе смотрела на него.
– Может быть, эти трое знали что-нибудь о тебе, что могло бы...
– Нет.
–...О чем ты мне не рассказала?
– Я рассказала тебе все. Никто из них ничего не знал о моем прошлом.
– А Эндикотт? Он знал, что ты была проституткой?
– Нет.
– Что он знает?
– Только
то, что я рассказывала и другим. Я жила в Лос-Анджелесе, жила в Хьюстоне. Ездила в Мексику. Жила в Буэнос...– Ты никогда не рассказывала мне про Мексику.
– Я уверена, что говорила о Мексике.
– Нет. А они знали, что именно ты делала во всех этих?
– Я сказала, что у меня богатый отец.
– То же самое, что говорила и мне.
– Да. Сначала. Но затем я рассказала тебе все. Ты же знаешь это, Хэл!
– Ты в этом уверена?
– Да.
– Потому что, если ты что-то скрыла...
– Нет, ничего.
–...И если это хоть как-то связано с тем, что случилось с ними...
– Нет.
–...Карелла все равно узнает. Он очень хороший детектив, Мэрилин, и он обязательно все выяснит.
– Я рассказала тебе все, – повторила она.
Наступило молчание.
– Все, что тебе надо знать.
– Что еще я не знаю, Мэрилин?!
Она не ответила.
– Что еще, Мэрилин? А Мексика?
Она подошла к бару, добавила в свой стакан льда и, подлив джина, вернулась на свое место.
– Почему бы нам не пойти наверх, в спальню? – спросила она.
– Нет.
Они продолжали смотреть друг на друга.
– Расскажи мне, – произнес он.
В Хьюстоне Мэрилин поначалу работала танцовщицей, как она выразилась, «без верха», в одном из заведений на Телефон-роуд. В ее обязанности входило подсаживаться между выступлениями к посетителям и выставлять их на бутылку дешевого шампанского. С каждой купленной бутылки она получала комиссионные. Иногда ей приходилось позволять себя потискать. Помяв грудь, попку они охотнее покупали шампанское. Позже она узнала, что кое-кто из работавших там девушек оказывает и более интимные услуги, подрабатывая руками, в кабинках мужского туалета. За каждый такой «сеанс» платили по десять баксов. Она тоже стала этим заниматься.
В заведении было фортепиано, и тот парень частенько приходил и иногда играл джаз. Хороший парень, он никогда не водил девушек в мужской туалет, смотрел только, как они танцуют, играл на фортепиано, заказывал в баре кое-какую выпивку и уходил. Он приходил два-три раза в неделю, и вскоре она поняла, что он положил на нее глаз. Однажды они разговорились, хотя парень был довольно застенчив, и он рассказал ей, что раньше играл джаз в Канзас-сити, а потом спросил, не сможет ли она иногда с ним встречаться. Они договорились о встрече на ближайшее воскресенье, в ее выходной. Они прекрасно провели время.
Она стала с ним спать – кажется, это случилось во время их третьего свидания. Месяца через три после того, как они стали встречаться, он сказал ей, что она теряет огромные деньги, делая это бесплатно. В Хьюстоне можно зарабатывать кучу баксов – здесь все время проходят конференции и съезды нефтепромышленников, почему бы ей не попробовать? «Что попробовать?» – спросила она. «Попробовать получать за это деньги, – сказал он, – сотню баксов за один раз».
Его предложение стоило обдумать.