Отрешенные люди

– Ты мне и сейчас в самый раз, - рассмеялся Редькин, принимая из рук денщика чашку.
– Попей чайку, пока я добрый. Ты, поди, знаешь куда попал? В Тайную государеву канцелярию, во!
– поднял он кверху указательный палец.
– У нас за просто так не то что чая, а и воды не дают. Только очень я на тебя надеюсь, расскажи-ка ты мне все о своих похождениях, Ванька Каин.

– А чего рассказывать-то?
– прикинулся дурачком Иван, радуясь, что полковник говорит с ним спокойно, почти доверительно, и не кричит, не тычет в морду кулаком, не грозится позвать палача. Рубаха на нем и так пропиталась кровью после одного лишь удара тихоновой плетью, и он зябко повел плечами, до того саднило содранную кожу.

– Ну, заглянул я в лавку к ним, глянул кулек валяется, взял поглядеть, что там внутри, а они тут налетели, бить начали...

– Славно поешь, ой, славно, - блаженно улыбнулся полковник, - соловьем, прямо таки, канареечкой. Давай дальше, люблю слушать вашего брата.

– И все, - с трудом улыбнулся Иван.
– В чем тут моя вина?

– Может, армянских купцов позвать?
– все с той же ехидной улыбочкой спросил Редькин.
– Они тоже много чего интересного расскажут.

– Каких еще армян?
– сделал удивленную физиономию Иван.
– Я в ихних краях сроду не бывал, не видывал никаких армян.

– Зато они тебя видели, обрисовали как есть, - хитро улыбнулся полковник.
– И дружков твоих, что их в зряшней покраже уличили, тожесь обрисовали. Ну, будешь сказывать али до завтра подождем? Мне спешить особо некуда, - пощелкал пальцами полковник.

– Да нечего мне на себя наговаривать, - завращал глазами Иван. Плотники мы...

– Ага, лавки купецкие тут конопатите, знаем мы вас, плотников... Коль будешь молчать, то придется тебя в Москву отправить, там тебе язык найдут как развязать, да жаль мне такого знатного вора отпускать. Посиди, Ванька Каин, до завтра, может, надумаешь чего, - и полковник приказал увести его в караульное помещение.

Когда конвойный втолкнул Ивана в темную каморку, находящуюся в одном с канцелярией строении, тот успел шепнуть ему:

– Слышь, браток, найди Петьку Камчатку, скажи ему, что здесь я. Он тебя отблагодарит от души. Слышь, Петьку Камчатку...
– но дверь закрылась, он так и не понял, выполнит ли солдат его просьбу.

Но уже на другое утро он услышал чуть картавый голос своего друга:

– Прислали меня от христианских людей, богобоязненных, чтоб на помин души деда нашего, Прокопия Семеновича, передали всем, кто в узилище сидит, гостинцев. Пущай помянут деда добрым словом...

– Какие там гостинцы?
– нарочно строгим голосом спросил солдат.

– Да калачи, плюшки, ватрушки, - отвечал Петька.

– Давай сюда, - ответил солдат.
– У нас нынче один лишь злодей сидит взаперти, ему хватит и калача, а булки сам съем.

– Угощайся, служивый, угощайся, - поддакнул ему Камчатка, а потом быстро затараторил, - трека калач ела, страмык, сверлюк страктирила...

– Чего сказал?
– не понял солдат.

– Присказка такая про калачи, - засмеялся Камчатка, но Иван уже понял, что тот сообщил ему на воровском языке о ключах, которые засунул в калач.

Заскрипела дверь, и солдат через порог просунул внутрь каморки большой, пышный, увесистый калач, проговорил:

– Возьми вот, тебе принесли. Не все люди воры на свете, есть и честные пока.

– Благодарствую, служивый, - Иван радостно схватил калач и, едва дождавшись, когда солдат прикроет дверь, разломил его, торопливо начал щипать мякиш, пока не нашел металлический ключ и чуть не закричал от радости. Тут же вставил его в замок, который висел на металлическом ошейнике, с помощью чего он и был пристегнут к чурбаку, повернул... Замок щелкнул и дужка отскочила. Камчатка знал свое дело. Теперь он мог без труда снять с шеи проклятый ошейник, который накрепко приковывал его к деревянному обрубку.

– До ветру хочу, - крикнул он караульному, - до ветру...

9.

До сих пор, как только Ивану вспоминалась Макарьевская ярмарка и его пребывание в кутузке под стражей, когда он был на волосок, на самую малость от гибели, но ушел из-под самого носа у солдата через окно нужника, легко открыв принесенным ключом замок на цепи, становилось ему не по себе. А что же было потом? Все давние побеги, кражи, укрывательства настолько переплелись, перепутались в голове, что порой, оказавшись в незнакомом доме, чуть осмотревшись, он вдруг признавал что-то давнее, забытое, и хозяева начинали казаться похожими на тех, кого-то обворовал, обманул, и он, придумав очередную небылицу, спешил убраться подальше, пока его не опознали, не накинулись, не заголосили.

... В тот раз, бежав из-под караула, Иван быстро разыскал снующих по базару дружков и шепнул им, чтоб шли к реке, садились на паром. А сам быстро забрал вещи и деньги, припрятанные в укромном месте. Поддельная бумага на плотницкую артель осталась у полковника Редькина, а их, наверное, давно искали, и любой драгун или караульный мог опознать и схватить, а уж тогда ... Как и условились, встретились через час на пароме, переправились на другой берег реки и, поминутно оглядываясь в ожидании погони, заспешили в ближайшее село - Лысково, в котором уже приходилось бывать вездесущему Гришке Хомяку.

– Есть там у меня одна деваха знакомая, - подмигивал он со значением атаману, - отсидимся до времени.

– Без бумаги нам никак нельзя, - вздыхал Степка Кружилин, - заметут полицаи, как пить дать, заметут.

– Не каркай, - оборвал его Иван, - со мной не пропадешь, придумаем чего. Не впервой.

– Оно понятно, что не впервой, да не дай Бог случай второй, а то хуже прежнего выйдет, - пробовал бузить Степан, но Каин так глянул на него, что тот чуть язык не проглотил и надолго замолчал.

– А мне бы где милую подружку сыскать по душе, по сердцу, да погостевать у нее недельку, отдохнуть малость, потешиться, - вздохнул Леха Жаров.
– Тогда бы мне и полицаи не страшны были, зажил бы как турецкий султан, денежек хватит погулять, да еще и останется.

– Найдешь себе еще подружку, - усмехнулся необычайно мрачный Петр Камчатка. Его явно что-то беспокоило, но он отмалчивался и лишь изредка недружелюбно взглядывал на Каина, и молчком вышагивал дальше, тяжело сопя под нос.

– Чего надутый такой?
– выждав удобный момент, когда их не могли услышать остальные, спросил его Иван.

– А чему радоваться?
– зло огрызнулся тот.
– Связались с дурнями, которые ни украсть, ни покараулить не могут. Какой с них толк, скажи? Были бы с тобой вдвоем, нам бы тех денег, армянских, надолго хватило, чуть не на всю жизнь.

– А ране отчего молчал? Почему в Москве не сказывал?
– Иван, правда, и в Москве заметил трудно объяснимое дурное настроение своего товарища, но думал: пройдет, переменится. А теперь вон оно как оборачивалось.

– Кто бы меня послухал? Они тебе уши маслом замазали, наобещали сорок коробов, шагу без нас ступить не могут.