Отрок (XXI-XII)

–  Здрав будь, хозяин.

–  Здравствуй, Осьма, проходи, садись.

–  Благодарствую.
– Осьма устроился на лавке основательно, как будто собирался засесть у Мишки надолго.
– Как здоровье, что лекарка говорит? Глаз-то видеть будет?

–  Говорит, что будет.

–  Вот и ладно. Главное, чтобы зрению ущерба не было, а остальное - мелочи.

Раздражение не проходило, а спокойная, неторопливая речь Осьмы заводила еще больше. Вдобавок болела затекшая во сне шея.

–  Осьма, ты, как: по делу пришел или просто проведать?

–  О здоровье справиться - тоже дело.
– Приказчик словно и не заметил мишкиного хамства, Мишка чуть не плюнул со злости.
– Но и дело тоже есть, и не одно. Поговорить-то ты способен, или мне через денек-другой зайти?

–  Могу.
– Мишка попробовал приподняться, чтобы изменить позу, его тут же замутило.
– Только помоги мне немного ниже лечь, а то мутит от дурманного зелья. Все никак не отойду.

–  Дело знакомое.
– Осьма ловко поддержал Мишку под спину и поправил подушку, рука у него оказалась неожиданно сильной.
– Квасу пей побольше, надо нутро промыть. Брусники бы тебе еще, хорошо от этого дела помогает, но где ее сейчас возьмешь? Так удобно лежать?

–  Да, спасибо. Что за дела-то?

–  Одно дело спешное, хотел с Корнеем обговорить, а он к тебе погнал.
– Осьма развел руками, словно извиняясь, за то, что нарушил мишкин покой.
– Сотник Корней сегодня с утра свою волю объявил: трех баб с семействами к родителям возвращают, а пятерых просто изгоняют. До нашего торгового дела это прямое касательство имеет.

"Он что, рехнулся? Чем тут торговать-то? Стоп! Дома, поля, огороды - у тех, кого отправляют к родителям. Еще и холопы, если только они их с собой не заберут. А у тех, кого просто изгоняют - вообще все имущество. Дед говорил, что разрешит взять только то, что на одной телеге увезти можно. Блин, я и не подумал даже, не до того было".

–  Так ты собираешься их имущество скупить?

–  И это тоже.
– Осьма согласно склонил голову.
– Но с этим можно и повременить, а сейчас надо с самими отъезжающими разобраться.

–  С отъезжающими?

–  Ну, да! Они же по домам поедут, я разузнал, сухим путем. Значит, если с ними поехать, узнаем дорогу к их селищам. Сотник Корней им охрану дает, вот и нам бы с товаром вместе с ними поехать. Я почему к тебе пришел? У тебя в Воинской школе купеческие детишки обучаются караваны охранять, пусть бы съездили вместе с охраной - хорошая учеба получится. Ваша ключница собралась паренька в Воинскую школу с вестью послать, я его задержал. Если ты согласен, хозяин, то можно через того гонца и Петра с его унотами вызвать. Здесь их на три отряда разведем и к ратникам, которые охранять караваны поедут, приставим. Так как?

–  А что? Дело хорошее. Согласен. Только надо у ратников спросить: согласятся ли пацанов с собой взять?

–  Я уже договорился - каждому ратнику по куне, и все покажут, объяснят, присмотрят за ребятишками в пути.

–  Погоди, погоди… Мне тут рассказали, что народ на Младшую стражу зло затаил, как бы беды не натворить. Кто в охране-то пойдет?

–  Лука и Тихон со своими людьми. Их четырнадцать и у Петра четырнадцать, сам Петр пятнадцатый. Выходит по десятку на караван. И я по одному работнику пошлю. Ну что, вызывать Петра?

–  Давай.

Осьма набрал в грудь воздуха и гаркнул:

–  Спирька!!!

В дверь просунулась прохиндейская рожа Спиридона.

–  Здесь я, Осьма Моисеич!

–  Скажи пареньку, чтобы ехал и передал все, как уговорено.

–  Слушаю, Осьма Моисеич!

"Быстро ты Спирьку выдрессировал, чувствуется хватка. Хотя, этому типу много не нужно, пару раз морду начистить, и шелковый станет, но верить ему нельзя ни на копейку" .

Спирька скрылся, а Осьма продолжил все так же спокойно и размеренно:

–  Теперь, о тех, кого изгоняют на все четыре стороны. Пять баб и тринадцать детей разного возраста. Идти им некуда, я разузнал, родни в округе у них нет. Значит, либо сгинут, либо кто-то их похолопит. Почему не мы?

–  Да ты что? Своих…

–  Какие же они свои? Изгои на твою жизнь и жизнь твоей родни умышлявшие.

–  Бабы, детишки?

–  Муж и жена плоть едины. Господь же наш ревнитель наказывает детей за грехи отцов до третьего и четвертого колена. Нас, грешных Господь сотворил по образу и подобию своему, почему же нам не следовать Его примеру?

"Ну, да. Дед, помнится, объяснял, что христианство выгодно, но не до такой же степени! Вот, значит, как олигархами становятся! Личные связи с власть предержащими, плюс оправдание любого своего "коммерческого" предприятия постулатами официальной идеологии, плюс полное отсутствие морали. То-то он от Юрия Суздальского аж через несколько границ утек. Долгорукий - мужчина серьезный. Эх, кто бы ТАМ так же Березовского шуганул. Нет, пока Ельцин президентствует, "Березу" не тронут…".

Осьма, между тем продолжал:

–  Сейчас в Ратном три десятка твоих ребят. Да хватит и двух десятков, я сам с ними поеду. Догоним, полоним, отведем в Княжий погост. Спирька туда малую ладью пригонит, он один раз уже туда ходил. Сейчас многие добычу, в Куньем городище взятую, сбыть хотят. Погрузим все на ладью, на весла холопов посадим, и вниз по Пивени, потом по Случи. Дня за три до погоста доберется. Там баб с детишками - на ладью и в Пинск. В Пинске приказчик Никифора сидит, поможет быстро расторговаться…

–  Нет!

–  Что "нет"?

–  Пусть изгои, пусть злоумышляли, но своими, ратнинцами я торговать не стану! Бабы меня и так прилюдно прокляли, а если я их еще в рабство…

–  Нет, так нет.
– Легко согласился Осьма.
– Пусть другим достанутся, или зверью на обед. Однако куньевскую добычу ты в Пинск отправить не против?

–  Не против.

"Что же Вы натворили, сэр Майкл? Пять женщин, тринадцать детей… "кому-то достанутся или зверью на обед". XII век, одиночки не выживают, даже этот "коммерсант", туды его мать, вынужден к кому-то пристраиваться, хозяином называет, курва. Где правда, в чем? У отца Михаила своя правда - я пролил невинную кровь, у Настены своя - клятвопреступников карать без жалости, у Пелагеи своя - будь ты проклят, Бешеный Лис. А где моя правда? С чем я сюда пришел? С избавлением от тюрьмы и смерти, с радостью от подаренной второй жизни? А еще с чем? В Бога не верю, сотне сам гибель предрек… Тпру, стоять, сэр! Кажется уже договаривались: никаких интеллигентских самокопаний и самобичеваний. Все идет так, как должно идти в этом времени и в этих обстоятельствах. Боитесь замараться? Ну, так извольте проследовать в сортир с намыленной веревкой! Впрочем, это мы уже однажды обсуждали…".

–  Хозяин, ты слушаешь?

–  Что?

–  Э-э, может ты устал, потом продолжим?

–  Нет, говори, что ты хотел.

–  Я говорю: продал бы ты мне дом Устина.

–  Чего?
– Мишка даже не сразу понял, о чем идет речь.
– Ты о чем, Осьма?

–  Да нет, хозяин, я все понимаю! Чужим в Ратном строиться или покупать дома не дозволено, я узнавал. Разве что, на посаде, да и то еще не известно, посада-то у вас пока нет. И тебе усадьбой владеть не по возрасту. Но других-то хозяев нет. Устин убит, жена его убита, детей их к родне отсылают. Ты усадьбу на щит взял, тебе и владеть, то есть, пока, конечно, деду твоему, вместо тебя, но через два года ты в возраст войдешь, дед тебе меч навесит, тогда ты в своем праве будешь.