Отступники
Шрифт:
Делай что хочешь, рви и терзай,
Шестом и мечом, главное знай:
Делай что хочешь, ударь — отойди,
Но никогда нам в глаза не смотри!
* * *
Кое-кому вскоре не поздоровиться. Поглядев на эту маленькую, но важную вставку, вернемся к Престону и более его не покинем.
* * *
Два
Пригодилась отточенные навыки разведчика. И, иногда, вора. Престон скромно гордился тем, что даже в такой неподходящей физической форме, смог стащить десяток образцов варварских технологий. Это были, в основном, обломки плат и обрывки проводов, но Престону они казались столь же непостижимыми как «послезавтра» для бабочки. Престон прятал их в своих покоях, делая на каждом образце бирку с пометкой. Там он записывал, где был найден образец, и при каких обстоятельствах. Чаще всего там значилось «больш. неохр. ящ; прогулив».
На самых ценных его экземплярах, планшете для связи с Ревернасом и странной штуковине, выдувающей теплый воздух, он написал: «мои покои. предм. роск; обыск».
Так он скоротал время до самого начала празднества, рассчитанного на четыре дня беспрерывного кутежа и бражничества в понимании Соленых варваров. Это означало, что рабочий день будет урезан до четырех часов, а шрамы, дающие право на управление всеми видами моржей, будут временно недействительны.
Ну и, разумеется: поэтические вечера, спортивные многоборья, театральные зрелища, охота на глубинных монстров, моря водорослевого кваса и горы полусырого мяса.
Перед наступающим началом пира к Престону заявился Рем в какой-то черной хламиде. Хламида была покрыта устрашающими рисунками черепов и отмечена некой надписью, похожей на нагромождение сучьев.
— На площади уже гуляют! — сообщил Рем чуть громче, чем погорелец, зажатый между огнем и высотой девятого этажа.
— Чего ж ты орешь-то так? — удивился Престон. — Гуляют и хорошо.
— Я тебя плохо слышу! — ответил Рем, не сбавляя тон. — Там жарят почище, чем в Громовой Лютне, клянусь Первым!
— Кто жарит? Что это на тебе за тряпки? Кто-то умер?
— Навалом! — отвечал Рем. — Бери любую на плечо и волоки куда хочешь! Они сейчас ничего не соображают! Группа называется «Медузьи черепа», они с нее текут как весенние реки!
— Это те самые Вольные Шторма?!
— Бесполезно! Едва удалось добраться до сцены по головам! Мне солист в перерыве подарил этот балахон и дал покричать в раковину! Вот тут написано «МедузьичерепА». Здорово, да?
— Еще бы.
Робко постучавшись, вошла Кира.
— Вот! — радостно заорал Рем. — Вот она не даст соврать! Все так и было! Варвары беснуются, толкучка — искры летят, мембраны грохочут, струнные доски дымятся! Везде что-то светится и фыркает огнем, Исток светиться до самого венца! Везде палатки с квасом и жратвой, какие-то лицедеи в костюмах с щупальцами. Энергии столько, что хоть Авторитет всю Тьму отапливай!
— Ты тоже там была? — спросил Престон у Киры.
— Я наблюдала с
балкона, — объяснила та. — Господин Рем нисколько не преувеличивает. Нынешний праздник — первый, когда стотри решили так безудержно веселиться прямо на Твердых Водах!— Вохрас, пойдем наружу!
— Да, господин Вохрас, пойдемте, пожалуйста.
— Меня же там растопчут.
— Ци-ик-ф!
— Где ты был?!
Цыпленок вместо ответа козырнул крылышком и снова исчез.
— Что он сказал?! — спросил Рем.
— Ладно, змей с вами, — пробормотал Престон. — Пойдемте.
Вообще-то ему нравилась громкая музыка. Но Имара не рассчитывал на то, что ему придется пережить гром падающего неба. Это происходило с ним не каждый день, и он был слегка ошеломлен:
— И это они называют музыкой?! — проорал он Кире на ухо.
— Здорово, правда?! — пищала она едва слышно. — Это направление называется «твердая скала»! А переборы: «рифами»!
Небо вспыхивало и разрывалась брызгами фейерверков. Престон никогда такого не видел, и первое время пытался залечь после каждого разрыва. Крутились то так, то этак, диковинные карусели. На большой открытой сцене группа из пяти варваров раскалывала мироздание струнными досками и примитивной системой барабанов. Он исполняли песнь про то, как один дельфин решил послать все к Узергхоту, бросил стаю, набрал мускульный вес и принялся гулять по всем течениям Океана, попутно вышвыривая из него всякую пакость вроде акул. Усиливающие звук мембраны сирены скалистой, подпрыгивали на своих распорках. То там, то тут поднимались волны кваса, и странно одетые варвары взбалтывали поднятыми кулаками духоту ночи.
Престону казалось, что даже мир появлялся из небытия куда тише и скромнее. А он-то настраивался посетить поэтический вечер и немного насладиться красотой зарифмованной души свободного народа.
— Это все завтра! — сообщили Кира. — Когда Дельфины будут готовы! Сейчас стотри выпускают накопившуюся энергию! Это очень важно, чтобы внимать тонкому искусству Дельфинов с максимальной чуткостью!
— Понятно!
— Что?!
— Понятно!
— Жаль, ничего не видно отсюда! — посетовала Кира. — Как бы мне хотелось посмотреть на Меузьи Черепа вблизи!
Престон расценил это как намек. В хотельных домах он давно разучился ухаживать за девушками, но рудиментарное благородство и отсыхающее воспитание все еще напоминали о себе.
— Цыпленок! Я знаю, что ты где-то здесь!
— Ци-ик-ф?
— Мне нужно подняться над толпой!
— …Циф-к!
— Держитесь за меня, леди Кира! — хмуро предложил Престон.
— Что?
— Держись за меня!
— Хорошо!
Престон сосредоточился. Варвары вокруг охнули, и пали на колени, отчаянно сопротивляясь смещенному притяжению. Престон же медленно поднялся вверх. Кира вцепилась в него как коала. На третьем хвосте Престон решил остановиться и поплыл вперед.
— Так лучше?!
— Да! Спасибо!
В тот вечер Престон пересмотрел свое отношение к странно выглядящим людям, громким звукам и пению. Он понял, что «Громовая лютня» сделала из него, как меломана, тепличное растение. На этот раз, то, что его не убило, действительно сделало Престона сильнее. Оставалось только вытереть кровь, идущую из ушей.
Наглядевшись вдоволь, Кира предложила вернуться в Исток к началу Пира организованного для лучших воинов, изобретателей и поэтов. Престон долго не мог понять, что от него хотят, но охотно покинул площадь. На входе их нагнал тяжело отдувающийся Рем. По нему было заметно, что изобилие даже его чуть не доконало.