Отступники

Твердь уверена, что Океану просто повезло со средой, в которой невозможно добыть огонь, а на мозги постоянно давит несколько центнеров воды.

Как бы то ни было, вернемся к шуточкам Океана. У него есть несколько избранных формул, которые безотказно работают на одном чистом человеческом страхе. Страх горит гораздо быстрее бензина и выделяет тепло во много раз активнее угля.

Помимо стандартных щупалец, заползающих ночью в незапертые пушечные раструбы на бортах; штормах, превращающих корабль в спички; и русалок, пользующихся стесненными обстоятельствами чисто мужского экипажа, у Океана есть корабли-призраки.

Эти зловещие пустые посудины крадутся по извилистым тропкам течений, мрачно шелестят лохмотьями паруса в потоках случайных ветров. Созданные человеком и для человека, без команды они превращаются в уродливые острова гниющего дерева, в которых обязательно таиться что-нибудь плохое. Корабль, не сумевший помочь своей команде, словно становиться сообщником произошедшего зла. Проклятым корытом он прыгает на волнах, вызывая ужас у встретивших его бедолаг.

Если хотите напугать до икоты матерого океаноплавателя, который смеется над вашей походкой сухопутной крысы, просто скажите: «какая замечательная нынче погода для кораблей-призраков, вы не находите?». Обидные шуточки исчезнут вместе с хозяином.

Один из представителей кораблей-призраков как раз сейчас дрейфовал недалеко от слепого пятна, которое на картах Авторитета обозначено как «Твердые Воды». Вместо экипажа по палубе гуляли чайки, а на штурвале дремал альбатрос.

Любопытный факт: вся палуба, корма и борта судна были испещрены корявыми надписями сделанными краской, углем, и вообще всем, что могло оставлять следы.

«мы больше никагда нибудим смияца над людьми, каторые атличаюца от нас!», — гласила каждая из нескольких тысяч надписей.

Любопытный факт № 2: корабли-призраки подвида «мы больше никагда нибудим…» вышли целой серией в достаточно непродолжительное время по меркам такой солидной штуки как океаноплаванье. Они появлялись в течение полутора месяцев с интервалом примерно в одну неделю. Места их появления образовывали редкий пунктир, который вел к Твердым Водам.

Любопытный факт № 3: все они таинственным образом были связаны с торговым грузовозом Империи Сай, который сейчас входил в Кольцевой Порт Твердых Вод.

Туша грузовоза причалила к мосткам, глухо врезавшись в тормозящие буфера из пилигримов. Грохнул изящный, но крепкий резной трап. Над грузовозом нависли гидравлические подъемники стотри. Подоспели рабочие порта. На судне зашевелились собственные грузчики.

Через некоторое время работа закипела.

Когда все закончилось, грузовоз на время обезлюдел: команда разошлась или уснула, а стотри переключились на сотню других дел. Тогда часть подпиленных досок на носу корабля вздыбилась изнутри.

Шкряк!

Образовавшаяся рваная дыра находилась на уровне полости, в которой лежал балласт. В основном камни. Сайцы могли не заглядывать туда годами. Именно это спасло грузовоз от участи стать еще одним кораблем-призраком.

В дыру заползали волны. Было очень тихо, словно балластная камера прислушивалась к тому, что сейчас творилось снаружи.

Все было спокойно.

Тогда из дыры высунулся еще один трап, гораздо меньше грузового. Собственно это была обычная дверь, сорванная где-то с петель. Она бесшумно уперлась в причал.

Скиу-скиу-скиу.

* * *

Проглот никогда не следил за своей репутацией. Наверное, поэтому о нем сложилось весьма предвзятое мнение: якобы он глотает все подряд. Вне всякого сомнения, психология его была элементарна, она сводилась к поиску предметов, которые должны быть преданы его брюху. Однако в этом примитивном, на первом взгляд, алгоритме, жила своя сложнейшая система ценностей, зависимостей и переплетений контекста, которые недоступны пониманию человеческого разума, ровно как и воля Первого.

Проглот нес в своем колыхающемся чреве не переваренные зерна Судьбы. Он сам был Рок. Уродливый Фатум. Ему неведомы были сострадание, жалость, злоба или агрессия, эти слова не имели под собой материальной основы, так что их нельзя было проглотить. Поэтому он представлял собой бесстрастную силу, которую вели случайные сочетания чисел судьбы. Иногда он чувствовал интерес. И эти моменты выражали высшее проявление обреченности в Проглоте. Если что-то было ему интересно, он должен был это проглотить. Мало физических и природных законов работает с той же четкостью и безотказностью, как этот.

Кто знает, какую цель преследовал Высший разум, воплотивший часть своей кармической воли в мутанте Миркона. Понадобились бы сотни нерестов наблюдений и тягчайшего анализа, чтобы выявить в трапезах Проглота некую осмысленную закономерность. И, возможно, даже обнаруженная, она не смогла бы быть правильно объяснена ограниченными умами людей.

Вот почему всем казалось, что Проглот бессмысленный обжора.

Как бы то ни было, иногда судьбоносные процессы его пищеварения можно было наблюдать невооруженным взглядом, набравшись лишь мужества и силы воли.

— … — жалобно взвыл Проглот.

Он лежал недалеко от прозрачной стены, под днищем поставленного на распорки плота и дрожал. Его сильно пучило и тошнило.

— … — он перевернулся на спину и замер.

Некотрое время под плотом было тихо. Потом что-то забулькало, раздались сдавленные выдохи, будто большой мот пытался разделаться с комком шерсти, застрявшим в горле.

Это продолжалось довольно долго, пока, наконец…

— Аа-а-ау!

— …

— Какая гадость, какая гадость, какая гадость!

— …

— Ты?!

— ..?

— Это ты меня съел! Я разорву тебя в клочья!

Проглот торопливо выбрался из-под плота, развернулся и почесал передней лапой слюнявую морду.

— Не уйдешь! — кричал Вилл, выбираясь следом на локтях и коленках. — Я умножу тебя на ноль, скотина!

Ну, то есть, это ему казалось, что он кричит. В действительности, будь он в библиотеке, никто даже не поднял бы голову над книгой. Вилл, пошатнувшись, поднялся и, оперевшись на плот, нащупал ручку зонтика за своей спиной.