Отважная лягушка. Часть 3

– Бака!
– Минуц гаркнул так, что его спутница вздрогнула, а сидевшая к ним спиной невольница, испуганно взвизгнув, опрокинула стоявший рядом деревянный тазик, расплескав воду по каменным плитам пола.

Коскид довольно заржал.

– Да сохранят меня небожители!
– плаксиво запричитала женщина, хлопая белесыми ресницами.
– Разве можно так пугать, господин Минуц! Я едва не умерла от страха!

– А ты не спи, когда работаешь!
– неожиданно сурово сдвинул брови собеседник.
– Сходи лучше за госпожой Пласдой Септисой и госпожой Ториной Септисой.

– Это ещё зачем?
– подозрительно сощурила маленькие глазки Бака.
– Я старую госпожу по пустякам беспокоить не стану!

– Скажи, что я, Анк Минуц Декум, привёз дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты!
– гордо выпятив грудь, торжественно объявил коскид.

– Да неужто!
– всплеснув руками, рабыня бросила быстрый взгляд на явившуюся с ним незнакомку и, шлёпая босыми ногами по полу, торопливо скрылась за расшитым разноцветными узорами занавесом, отделявшим семейную часть дома от парадной.

Чтобы хоть как-то унять нарастающее волнение, Ника принялась с любопытством оглядываться по сторонам, заметив в углу красивый, щедро украшенный янтарём, медью и слоновой костью алтарь богов-хранителей дома. На противоположной стороне бассейна стоял длинный узкий стол, буквально ломившийся от ярко начищенных блюд, кувшинов и прочей дорогой посуды не совсем понятного назначения.

В боковых стенах зала имелось четыре проёма. Те два, что располагались ближе к выходу, прикрывались красно-белыми циновками, а два другие - деревянными дверями.

На полочках, выступавших из стен, разрисованных морскими волнами, кораблями и рыбами, поблёскивали ещё не зажжённые в этот час бронзовые светильники.

Неожиданно из глубины дома донёсся ясно различимый вскрик.

"Как бы бабуля не померла от радости", - с трудом подавила в себе нервный смешок девушка.

Буквально через несколько секунд до её слуха долетел звук приближавшихся шагов.

Отодвинув полог, в передний зал мелкой рысью вбежала сухонькая старушка в накинутом на костлявые плечи белом пуховом платке.

На бледном, морщинистом личике выделялись ярко накрашенные губы и огромные, горящие нетерпением глаза, почти моментально поймавшие ожидающий взгляд гостьи.

Ника тут же ощутила в них ликующий восторг и радость настолько чистую, светлую, почти святую, что сердце тут же больно кольнула растревоженная совесть. Попаданке вдруг стало ужасно стыдно за свой обман, она почувствовала себя так, словно украла любимую игрушку у смертельно больного ребёнка.

"Вот батман!
– мысленно выругалась девушка, поспешно потупив взгляд.
– Это же бабка тебе радуется, самозванка треклятая".

– Она!
– выдохнула старушка, подаваясь вперёд.
– Клянусь Ноной и Фиолой -- она!

Оступившись, Торина Септиса Ульда едва не упала на ступенях, отделявших гостевую часть дома от парадной.

Новоявленная внучка рванулась на помощь, но её опередила выскочившая из-за занавеса пожилая рабыня с блестящей медной табличкой поверх застиранного хитона.

– Осторожно, госпожа!
– вскричала она, подхватывая хозяйку под локоть и помогая спуститься.

Но та, кажется, даже не заметила, что едва не упала. Крепко вцепившись в руку невольницы, она выпалила:

– Посмотри сама, Дедера, это же наша Тейса! Разве ты её не помнишь?

– Ни на день не забывала, госпожа!
– глухим, срывающимся на рыдание голосом отозвалась рабыня, кривя мокрые губы.

Осторожно приблизившись почти вплотную, Торина буквально впилась лучившимися любовью глазами в лицо девушки. От такой встречи у той перехватило дыхание, и защемило сердце.

– Ты доченька моей Тейсы?
– как-то робко, словно опасаясь услышать ответ, спросила старушка.

– Да, - еле смогла выдавить из себя Ника.
– А вы моя... бабушка?

Издав нечто похожее на горловой хрип, старушка бросилась к ней, неожиданно крепко обняла тонкими, похожими на веточки руками и зарыдала, уткнувшись мокрым лицом в платье на груди.

Глядя на них, заплакали рабыни, а мужчины, дружно отвернувшись, стали делать вид, будто ужасно заинтересовались интерьером зала. При этом Олкад, не удержавшись, украдкой вытер глаза.

Вновь зашелестел отодвигаемый полог, и из семейной половины дома в сопровождении двух рабынь вышла женщина, явно бальзаковского возраста, одетая, несмотря на прохладу, в длинное, зелёное платье без рукавов.

– Рад приветствовать вас, госпожа Септиса, - поспешно поклонился коскид регистора Трениума.
– Ваш достойнейший супруг повелел доставить из Этригии девушку, которая называет себя дочерью Лация Юлиса Агилиса, и я выполнил его распоряжение. Вот она!

С этими словами мужчина жестом циркового фокусника указал на обнявшихся бабушку и внучку.

– Думаю, муж будет рад этому, господин Минуц, - разомкнув плотно сжатые губы над гордо вздёрнутым подбородком, проговорила хозяйка дома.
– Но его пока нет. А кто ещё с вами?

Недовольно сведя брови к переносице, она кивнула на скромно стоявшего в сторонке Олкада.

Никогда не забывавшая о той помощи, которую оказал ей писец, и опасаясь, как бы дядин посланец не сболтнул лишнего, Ника поспешила вмешаться.

Чуть отстранившись от начинавшей успокаиваться бабули, но по-прежнему обнимая её одной рукой, девушка представила своего спутника:

– Это господин Олкад Ротан Велус, коскид сенатора Касса Юлиса Митрора.

Она хотела продолжить, но Пласда Септиса Денса понимающе кивнула.

– Супруг говорил о вас, господин Ротан. Кажется, это вы защищали госпожу Юлису на суде?

– Да, госпожа Септиса, - гордо выпрямился молодой человек.
– И мы вместе с господином Минуцем сопровождали её до вашего дома. А сейчас позвольте мне уйти. Я обязан доложить обо всём своему покровителю.

– Не стану задерживать, господин Ротан, - благосклонно кивнула собеседница.
– Но надеюсь ещё увидеться с вами.

– Готов явиться по первому вашему зову, госпожа Септиса, - раскланялся Олкад.