Отвергнутая

— Я проверю абервока! — крикнула я, выбегая за дверь и с силой захлопывая ее за собой. После темной комнаты коридор казался ослепительно ярким — у меня закружилась голова, а перед глазами заплясали пятна.

И меня охватила паника. Чистая, всепоглощающая паника. Разговор с Тенью ненадолго отвлек меня, но теперь я снова вспомнила, что только что мирно дремала рядом с абервоком — одним из самых пугающих созданий Царства Теней.

Зачем я заводила дружбу с таким существом?

В голове мелькали всевозможные объяснения, одно невероятнее другого. Но, если честно, разве сейчас хоть что-то можно было назвать невозможным?

30

Тень избегал меня несколько дней, и впервые это меня по-настоящему беспокоило.

Я оказалась с кучей вопросов и без единого ответа, и после множества бессонных ночей была готова на все, лишь бы снова увидеть его вечно хмурое лицо.

В конце концов, он был богом, прожившим века и обладавшим невероятными знаниями.

Он должен был знать что-то полезное, а мне отчаянно нужны были ответы.

— Вижу, все еще подметаешь, — сказала Ангел, вырывая меня из мрачных мыслей. В какой-то момент ее прозвище Ангельское Личико сократилось до Ангел, и теперь я не могла думать о ней иначе.

Я улыбнулась ей, чувствуя, как настроение немного поднимается при виде нее на привычном месте для обеда.

— Ты сейчас серьезно шутишь со мной? Ад замерз?

Она склонила голову.

— Вот так люди представляют себе Ад? Мир огня и мучений?

Я кивнула — да, в основном это сплошная сера и пламя. Вечные мучения. Бла-бла-бла.

Она задумалась, нахмурив брови:

— Неужели это худший загробный мир, который могли вообразить ваши умы? Лично я бы предпочла гореть день за днем, чем переживать некоторые другие вещи. Это всего лишь физическая боль…

Пурпур ее глаз стал глубже, закручиваясь в магмовый водоворот, и почему-то мне показалось, что цвет вот-вот прольется из ее радужек и стечет по щекам.

— Ты пережила ад похуже, чем горение, не так ли? — спросила я.

Она не ответила, сжимая в руках привычный кусок хлеба и вымачивая его в супе, которого так и не попробует. На мгновение я запаниковала, боясь, что перешла черту и разрушила ту хрупкую основу дружбы, которую успела построить.

— Да, — сказала она, и мысль о ее страданиях болезненно отозвалась во мне. — И я бы выбрала огонь в любой день, чем вечность, в которой каждый раз, закрывая глаза, вижу их смерти.

В ее голосе звучала печаль, проникающая в самую глубину души, вплетенная в ее сущность — превращая ее в женщину, которая уже никогда не станет целой. У меня сжалось сердце, и я почувствовала необходимость предложить ей хоть какое-то утешение.

— Если бы я только могла остановить твои мучения, — сказала я, протягивая руку и кладя на ее ладонь, — я бы сделала это. Даже ценой себя. И надеюсь, однажды твои мучения утихнут, и ты найдешь хотя бы подобие покоя.

У меня были свои демоны, и, возможно, именно поэтому мы стали друзьями. Демоны Ангел неплохо ладили с моими, и хотя я понимала, что не пережила таких потерь, как она, я все же знала, что это такое. И я поддержу ее всеми возможными способами.

В конце концов, женщина с преданной подругой рядом могла буквально разрушить или спасти миры.

Ангел сжала мою руку, а затем отпустила, и ее энергия словно стала чуть легче, когда она вновь принялась перебирать еду. Усмехнувшись, я тоже вернулась к своей тарелке, и мы сидели в уютной тишине.

Когда она, наконец, поднялась, чтобы уйти, я прочистила горло.

— Что же нужно сделать, чтобы узнать твое имя? Я имею в виду, для меня ты теперь «Ангел», но мне все же хотелось бы узнать настоящую тебя.

Повернув голову, она взглянула на меня, и в ее глазах плясала искра озорства, их цвет стал гораздо светлее, чем прежде.

— Я больше не пользуюсь своим именем. Для меня оно мертво и похоронено, как и мое сердце.

Во имя всех возможных чертей. Она была потрясающе трагична, и мне уже было ненавистно осознавать, что моя подруга пережила такие мучения.

— Значит, Ангел, — выдохнула я, чувствуя, как сжимается горло.

Она кивнула.

— Мне нравится, увидимся завтра, Мера.

И она исчезла — лишь вихрь каштановых волос и янтарных крыльев мелькнул в воздухе. Аппетит пропал, а я смотрела на свою наполовину нетронутую еду, пытаясь понять, как могла так ошибиться в ней с самого начала.

Я думала, что ее холодность связана с нашей разницей в положении: я — ничтожный оборотень, она — воплощение богини. Но потом она сказала, что никто никогда не садится в ее части зала…

За исключением одной дурочки-оборотня. Которая каким-то чудом умудрилась заинтересовать ее.

Я вздрогнула, когда чья-то рука легла мне на плечо. Приподняв голову, я увидела над собой Ангел.

— Спасибо, — прошептала она. — Ты первая, кто заговорил со мной за последние пятьсот лет. Я прихожу сюда, чтобы чувствовать запах еды, впитывать энергию… но, кроме этого, я всегда одна.

Я так ужасно ошибалась.

Резко вскочив, я развернулась и крепко обняла ее, сжимая изо всех сил.

— Тебе больше никогда не придется быть одной. Если тебе нужна помощь, если тебе просто нужно поговорить… или что угодно… приходи ко мне. Теперь я — твоя подруга. Твоя семья, если тебе так будет легче. Мы можем защищать друг друга в этом чертовом мире.

Она держалась за меня, словно от этого зависела ее жизнь, и, несмотря на то, что ее объятия слегка сдавливали мне ребра, я даже не подумала отстраниться.

Когда мы наконец отстранились, она одарила меня ослепительной улыбкой, и в этот момент я осознала, насколько идеально имя ей подходило.

Она мягко положила руку мне на грудь, чуть выше сердца.

— В нашей семье мы называем таких «трэсора». Наше сокровище. Для меня честь принять тебя в свою семью.

Ее свободная рука поднялась к собственной груди, прижимаясь к броне, которую она носила. Внезапно от нее вспыхнул свет, устремившись к ладони, покоящейся на моем сердце.

Сверкающая золотая нить скользнула в мою грудь, оставляя после себя теплое покалывание.

— Теперь мы связаны, — прошептала она. — Узы, которые со временем станут только крепче. Через несколько лет ты сможешь обращаться ко мне мысленно. И я смогу делать то же самое.

Я осталась стоять, ошеломленная и сбитая с толку, пока она не отступила, одарив меня последним коротким кивком, прежде чем снова уйти — на этот раз по-настоящему.

Ух.

Я стояла в полном ошеломлении, одновременно довольная и озадаченная тем, что она сделала. Но, как ни странно… мне это понравилось.