Отверженный. Дилогия

Может, если бы в моей жизни в течение последних суток не было других переживаний, я отнёсся бы к этому по-другому, но я настолько устал от событий в Москве и психологически вымотался, что не хотел ни о чём думать. И на удивление я даже не расстроился. Не то чтобы мне было всё равно. Нет. Мне было не всё равно. Но я не расстроился. На это просто не осталось сил.

Я пришёл в свою комнату в общежитии, выключил телефон и завалился спать.

Глава 20

Иван Иванович Милютин зашёл в комнату для допросов, кивком отпустил охранника и обратился к сидящему за столом Олегу Левашову:

– Как самочувствие? Как настроение?

– Почему вы не даёте мне увидеться с дедом? – спросил Левашов, проигнорировав заданные ему вопросы.

– Потому что можем себе это позволить, – ответил Милютин, присаживаясь за стол напротив задержанного. – Твои деды, один из них уж точно, начнут предпринимать попытки вытащить тебя отсюда, будут мешать следствию, создавать кучу проблем. Сам как думаешь, нам это надо?

– Это незаконно.

– Ошибаешься. У тебя статус особого подозреваемого, поэтому мы имеем полное право держать в тайне факт твоего задержания и нахождения под стражей.

– Ну, хорошо, допустим, это так. И долго это продлится? Ещё месяц? Год? А что потом?

Левашов вёл себя довольно вызывающе и при этом невероятно спокойно. Это удивило и немного озадачило Милютина.

– Потом? – переспросил Иван Иванович. – О каком «потом» идёт речь? У тебя нет никакого «потом». Варианты твоего будущего сильно ограничены. Скажу больше: их всего два. Собственно, поговорить о них я и пришёл. Первый вариант – мы даём делу официальный ход, состоится суд, тебя признают виновным, но психически больным, и отправят на лечение в психиатрическую клинику. Надолго. Возможно, навсегда, учитывая список твоих преступных деяний и потенциальную опасность для общества. Статус главы рода перейдёт к твоему младшему брату, точнее, до его восемнадцатилетия к опекуну – одному из дедов. Это устроит и деда, и брата. Не думаю, что они захотят возвращения такого неадекватного родственника из психушки, посему лечиться тебе без вариантов до конца жизни.

Милютин дал Левашову осознать сказанное и продолжил:

– Второй вариант – мы просто тебя ликвидируем, как бешеного пса, чтобы ты больше никому не создавал проблем. И учитывая, что ты натворил, меня даже совесть за это не будет мучить. Какой вариант тебе больше нравится? Из уважения к памяти твоего отца, я могу разрешить тебе выбрать.

Милютин рассчитывал, что молодой граф занервничает, но Левашов совершенно спокойно спросил:

– Как ликвидируете?

– Не волнуйся, безболезненно. Это я тебе могу обещать.

– Я не боюсь боли. Меня интересует, как вы это всё оформите? Скажете, что нашли в лесу, загрызенным волками или объявите, что выловили тело в Ильмене?

– Какая бурная у тебя фантазия, но всё будет проще – инъекция в таком вот подвале и кремация тела там же. Зачем нам лишние проблемы? Ты числишься пропавшим без вести, пусть всё так и остаётся.

– Хорошо, меня это устраивает.

– Интересный выбор, – Милютин еле сдержался, чтобы не выдать своего удивления.

– Психушка – позор для рода. И я не псих, – совершенно спокойно пояснил Левашов. – Отец и так превратил нашу семью в посмешище, пресмыкаясь перед Зотовым. Я хотел сделать её снова великой. Не получилось. Может, у брата получится. Хотя я сомневаюсь – он слабак, как и отец.

– Выполнять поручения полукриминальных эльфов, по-твоему – делать семью великой? – с нескрываемой поддёвкой спросил Милютин.

– Вы ничего не знаете.

– Ну так расскажи.

– Зачем? Что изменит мой рассказ? Участь моя решена. Вариант не самый плохой, по крайней мере, не позорный. Да и устал я уже здесь сидеть.

– Скажу честно, – признался Милютин. – Не ожидал я от тебя таких речей и такого решения. Думал, будешь цепляться за жизнь.

– Зачем Вы мне это сейчас говорите? – спросил Левашов. – Вам мало меня убить? Хотите ещё и поиздеваться? Только мне плевать. Я не боюсь боли: ни физической, ни душевной. Я вообще ничего не боюсь.

– Ну, значит, договорились.

Иван Иванович нажал кнопку вызова охраны, дождался, когда войдёт конвоир, и быстро покинул комнату. Вид у главы столичного КФБ был злой и озадаченный. Пройдя несколько метров Милютин, не выдержал и раздражённо пробурчал себе под нос:

– Вот же сучёныш. Но ничего, не таких обламывали. Зато теперь я знаю, чего ты боишься.

*****

Собрание у кесаря продолжалось второй час. Помимо самого Романова, на нём присутствовали Милютин, Глебов и Валуев. Руководитель столичного КФБ в подробностях рассказал все детали московской операции, поведал разработанную легенду Романа Андреева и отдельно остановился на перспективах, которые открывались в случае, если задержанный в Москве преступник владеет ценной информацией о похитителях детей или о месте нахождения похищенных.

Александр Петрович был невероятно зол на руководителя столичного КФБ за создание напряжённости в отношениях с орками, но и осудить Милютина он не мог – шанс раскрыть тайну похищения детей стоил того, чтобы рискнуть. Как ни крути, Иван Иванович поступил правильно, решив любой ценой вывезти из Москвы столь ценного свидетеля. Но и не выразить недовольства методами Милютина кесарь не мог – очень уж неприятный осадок остался у него после разговора с Воронцовым.

– Я Вас выслушал, Иван Иванович, – сказал Кесарь, подводя итог всему разговору. – Мы все вас выслушали и разделяем Ваше желание поскорее раскрыть тайну похищения детей. Но не могу не заметить, что в нынешней ситуации обострение отношений с орками может дорогого стоить. Всё же можно было попытаться вывезти преступника из Москвы с меньшим шумом. Всё же не из Берлина и не из Варшавы вывозили.

– Из Варшавы было бы проще, – заметил Милютин. – Там нас ничего бы не сдерживало. А так нам пришлось действовать максимально корректно, чтобы не расстроить наших московских коллег. Вы же понимаете, что привлечь их к операции, мы не могли?

– Понимаю, – согласился кесарь. – Только Воронцов не понимает. Ваш агент там столько всего наворотил.

– Если бы это был агент, Александр Петрович, – с сожалением заметил Милютин. – Орки бы даже не заметили, что мы из Москвы кого-то вывезли. Это обычный мальчишка.

– Обычный мальчишка ловит такого серьёзного преступника и ещё умудряется довезти его до границы области? Вы точно мне всё рассказываете, Иван Иванович?

– Я ведь объяснил: он его не ловил, а случайно встретил в стриптиз-баре и решил задержать. Позвонил мне на мой обычный номер. А сами понимаете, что значит, звонить на него из Москвы. Не побоюсь сказать, что мы ещё малой кровью отделались. Случиться могло что угодно. По сути, Андреев ещё ребёнок.

– Ну раз стриптиз отправился смотреть, то уже взрослый, – усмехнулся кесарь. – И я так понимаю, это тот самый Андреев, который дочь Фёдора Сергеевича спас?

– Он самый, Александр Петрович, – ответил Милютин. – На удивление сообразительный и одарённый парнишка.

– И, судя по всему, везучий, раз из таких передряг выбирается, – заметил Валуев.

– Тут вопрос спорный, – возразил Милютин. – Везучий бы в них не попадал.

– Везучий ваш мальчишка или нет, мы узнаем после того, как вы разберётесь с задержанным и вытяните из него информацию. Потому как, если окажется, что всё это зря… – кесарь запнулся, стараясь подобрать слова помягче, но в итоге махнул рукой и сказал: – Вы ведь понимаете, Иван Иванович, если конфликт с орками пойдёт на обострение, а Вы по итогам расследования ничего ценного не добудете, ничего такого, чем можно было бы заставить успокоиться наших московских друзей, то Вас ждёт отставка, а мальчишку тюремный срок за похищение.