Отзвуки загадочного лета
Шрифт:
Кстати, Володя был одним из немногих, кто нормально среагировал на то, что она не любит сокращений от своего имени. И ни дурацких шуток про то, чем она прославилась, не отпускал, ни называть ее повторно Славой или Владой не стал. Либо полным именем, либо - Володей. Шутил еще, что они почти тезки. А в тот вечер Володя, как всегда, проводил Славу до калитки, потом вывел мотоцикл и уехал с Алькой на багажнике. А Слава себе места не находила, даже не заметила, что впервые тогда услышала его полное имя. Дома не усидела, пошла к Анне. Та пыталась ее успокоить, но какое там! У самой душа не на месте. Хотя держалась молодцом! Славу сначала, не слушая никаких возражений, вместе с детьми накормила ужином, потом Вейка и Тата пошли в играть в саду, а подруги уже наедине поговорили наедине.
– Не переживай, он справится, - Анна говорила спокойно и с такой уверенностью, что усомниться в ее словах было сложно.
– Я понимаю, в это тяжело поверить, но Володя куда сильнее, чем кажется. Уж я-то знаю! Тоже не сразу приняла то, что он уже давно - взрослый и сильный, настоящий мужчина. Представь,
– Но кто это был? Куда его позвали? Там ведь какая-то опасность!
– Слава только что слушала, как завороженная, но стоило Анне замолчать, как тревога опять проснулась.
– Аня, ты не понимаешь! А вдруг там хулиганы? Вдруг драка? Он же ранен!
– Тогда мне их заранее жалко, - Анна фыркнула, пряча смешинку.
– Славочка, голубушка, мой брат служил в спецназе. Он был на вполне настоящей войне. Что ему какие-то там хулиганы? Не бойся, с ним же Алька, а это - его правая рука, они друг другу столько раз спины прикрывали - не счесть. Справятся.
– Да что этот мальчишка сможет? Он же сам еще ребенок! И вид тот еще... Его что, вообще кашей не кормили?
– Слава тогда всерьез обиделась. Ну как можно настолько несерьезно относиться к настоящей угрозе? Но Анна теперь уже улыбнулась вполне открыто и как-то заразительно.
– Ты где там мальчишку увидела? Володя - взрослый парень, он монеты пальцами в трубочку закручивает. А Алька вообще-то девочка. Хотя теперь ты имеешь представление, каким был Володя в ее годы, - а теперь голос стал очень серьезным.
– Да, ей всего тринадцать, но поверь на слово, она такого навидалась, что даже мне представить страшно. И да, она умеет прикрывать спину. С ней я бы безо всякого опасения отпустила бы своих детей. Куда угодно. И была бы за них спокойна. Потому и тебя отпустила, между прочим. Так что выше нос, все наладится! Вернутся они, надо просто ждать.
– Тебе легко говорить!
– вырвалось у Славки, и она тут же ударила себя по губам. Ну нашла что и кому говорить!
– Да, мне легко, - голос Анны стал каким-то чужим.
– Очень легко. Я же не провожала на войну сразу и брата и мужа! Это не мой муж в каждом выпуске газеты рассказывает об очередной горячей точке, или об очередном бое, или о какой-нибудь катастрофе. Это не мне иногда по ночам подумать страшно - а где он сейчас, под пулями, под завалами или где-то еще. Это не у меня брат разбился на самолете, и его оттуда автогеном вырезали. Не мне приходилось его хотя бы в письмах успокаивать, уверять, что без самолетов тоже можно жить. Не меня он видеть не желал, и прямо запретил к нему приезжать, потому что, видите ли, не желает, чтобы я видела его калекой. Я же не получала на них обоих похоронки! И это не у меня, сколько себя помню, через год да каждый год без вести пропал на несколько месяцев отец. Потом возвращался, уверял, что просто в экспедиции совсем нет никакой связи, а с ним все правда-правда в порядке. Это не мне говорили, что выкидыш почти неизбежен, и я все равно не доношу ребенка, а можем умереть обе. Не у меня сынишка лежал с температурой под сорок, и я ничем не могла помочь, только часы и минуты считала до тех пор, пока кризис болезни минует! Где уж мне знать, что такое ожидание!
– Прости! Ань, прости пожалуйста!
– Слава тогда действительно испугалась.
– Не подумала.
– Это ты меня прости, - Анна как-то странно осела на стуле, словно весь воздух из нее выпустили.
– Лишнего я тебе наговорила. Знаешь, это глупо, но каждый раз как в первый. Я ведь тоже боюсь за него. Запрещаю себе, пытаюсь убедить, что все будет хорошо, а все равно. Так что давай не будем накручивать себя, а? Просто подождем.
Слава тоже притихла и только кивнула. И они ждали. Странно, но тот вечер до сих пор отпечатался в голове так четко, словно это было вчера. Чтобы не мешать детям, которых Анна уложила спать и погасила свет, сидели у настольной лампы. Было очень тихо, только стрекотали кузнечики в саду, да потрескивали дрова в печке. На улице было прохладно, поднялся ветер, и сохнувшее во дворе белье развевалось на веревках, и, если открыть окно, занавески, наверное, натянутся, как паруса. Пахло принесенной Володей для сестры сиренью. Стол, у которого они сидели, был прохладный на ощупь
и чуть шершавый. На полке в шкафу стояли фотографии в рамках, и на них падали блики. В обычно таком уютном доме было почему-то тревожно, и даже тихий голос Анны не успокаивал. Хотя она честно пыталась отвлечь Славу, успокоить и ее и себя, и вспоминала какие-то забавные истории из своего детства. Рассказывала она так красочно, что Слава как будто сама снова почувствовала себя ребенком. Помнится, она даже улыбнулась несколько раз.А Володя вернулся. Один. Поздним вечером, пешком (мотоцикл катил рядом, у него было спущено колесо). На лице кровь, руки странно припухли и в ссадинах. Костяшки сбиты, на ладонях царапины. Но держался молодцом, их обеих успокаивал, шутить пытался. А толком так ничего и не объяснил. Говорил, что на ветку в лесу напоролся, не заметил, и ни с кем не дрался. Может, тогда и случилось что-то, что связывает его с олигархом Кушаковым?
Слава не знала, что и подумать, поэтому просто мысленно подытожила. Что она знает точно? Володя на самом деле - Всеволод Николаевич Буревестник. Просто в училище его дразнили Обсевком, и он с тех пор не любит имени Сева, позволяет себя так звать только Анне. Для остальных - только Володя. Фамилия ей ни о чем не говорит, но может, в каких-нибудь узких кругах ее и знает каждый второй. Нет, здесь тупик. Ладно, идем дальше. Ему исполнилось девятнадцать. Отец - летчик-испытатель, причем в своих кругах довольно известный, и сам он - летчик. Династия получается. Семейные счеты? Но Кушаков к летчикам никакого отношения не имеет! Или имеет? Непонятно. Так, еще Володя воевал в "горячих точках", где был дважды ранен, и теперь его списали подчистую. При каких обстоятельствах - неизвестно. Может, как раз Кушаков тут руку приложил? Например, снабжал деньгами его врагов, или оказался шпионом или предателем? Стоп! Так далеко можно зайти! Если не додумывать, а опираться строго на факты, что имеем? Да, Володя тяжело переживал свой уход со службы, только к концу лета немного пришел в себя. Так оно и неудивительно! Молодой совсем, а на нем крест поставили, как на инвалиде. Все планы, все надежды впустую. Тут не то что переживать, пулю в лоб пустить можно! Кстати, насчет пуль. Володя прекрасно дерется, нескольких деревенских раскидал, как кегли, хотя среди них был бывший вдвшник. Такие явно Кушакову нужны. Он мог предложить Володе работу? Мог. Но принять такое предложение просто немыслимо! Все-таки славкин сосед - человек, который никогда на бесчестный поступок не пойдет и принципами не поступится. А всем известно, что олигарх Кушаков крайне нечистоплотен в выборе способов, и ради своих целей легко пойдет по головам. Может, это месть за отказ сотрудничать? Или у Володи есть какой-то компромат?
Глава 5. Страницы школьного альбома
Девушка поняла, что сейчас просто не выдержит, надо как-то отвлечься. И вдруг она вздрогнула. По коридору кто-то шел. Шаги (тяжелые, они бухали в тишине, как у Каменного гостя) неумолимо приближались, и девушка, сама не зная, зачем, схватила первое, что попалось под руку (это оказалась большая фарфоровая ваза) отскочила к самой двери, и замерла, забыв, как дышать. Пусть только попробуют войти! От всей души врежет, и будь что будет! Если по голове попасть, может, минутка и будет, чтобы выскочить в коридор и попытаться убежать. Или выхватить оружие. Хотя кто ж к пленникам с оружием в руках приходит?.. Ну, только бы не промахнуться!
Там, за стеной, стало тихо. Остановились в нескольких шагах. Не Кушаков. У того походка другая, он не прихрамывал. И шаг не чеканил. А это, видно, бывший военный. Хотя Володя тоже служил, но обычно шаг не печатал, а этот - как на параде. Стоп! Еще один. Да что ж так не везет-то?! С одним был хоть маленький, но шанс на побег. А если двое зайдут - ей не справиться! Первый подождал второго - уже не топающего, словно каблуками гвозди забивает, а шагающего почти неслышно.
– Что, Седой, опаздываем?
– поинтересовался один. Наверное, тот, что пришел вторым. Голос грубовато-насмешливый, и ни возраста не определишь, ни характера.
– Да не боись, никуда эта соплюха не денется. Ее хорошо заперли.
– Да хоть как заперли!
– буркнул второй. А голос усталый, и какой-то почти сонный.
– Кондор приказал сторожить, значит буду здесь стоять, пока не рассветет. Чтоб не ходили всякие.
– Ты кого всяким назвал?!
– возмутился первый голос.
– Сейчас как обижусь!
– Обижайся. Только где-нибудь в другом месте. Сказал же - у меня приказ.
– Да хоть два приказа! Так и будем тут торчать, как две мишени в тире? Пошли в караулку, а? Оттуда все видно, и хоть можно кофейку глотнуть, а то глаза слипаются. Ну кто сюда сунется-то, кроме барчонка да Кондора? Некому. И камеры везде понатыканы. И заперто все. Не будь занудой!
В дверь что-то тяжело бухнуло. Что-то большое и мягкое, словно всем телом навалились. Слава замерла, приготовилась, но ключ не повернулся. Дверь только подергали, проверяя, надежно ли заперто.
– Заперто. Ну, пошли. А то и правда, заснешь ведь. Ишь, ноги не держат, - фыркнул один из охранников, и шаги стали удаляться.
– Твоя правда, если кто и появится - с той стороны.
Слава выдохнула с огромным облегчением. Руки как-то сразу задрожали, и большая старинная ваза, которую она сгоряча схватила, оказалась на удивление тяжелым. Девушка поставила ее на место, и без сил осела в кресло. Ноги дрожат, руки тоже. И дышать тяжело. Она только теперь сообразила, что почти весь разговор сдерживала дыхание, чтоб ее было не слышно.