Овертайм

Как и следовало ожидать, после двух срывов в последний момент розыгрыша Кубка Стэнли что-то должно было произойти. «Детройт Ред Уингз» была уже достаточно возрастной командой, и все понимали, что в нее обязана влиться молодая кровь. Началась серия обменов, сначала Кит Примо сказал, что он не хочет больше играть за «Ред Уингз», потому что не видит себя на месте четвертого центрального. Первые места занимали Стив Айзерман, Сергей Федоров и Игорь Ларионов. Примо считал себя потенциально намного сильнее и достойным лучшей доли, поэтому попросил, чтобы его поменяли. Примо уже не появился на кемпе «Детройта». Сразу после начала сезона пошли разговоры, что и Пола Коффи поменяют, а тем временем Дино Сисарелли отдали в «Тампу» — за третий драфтпик, тем самым освобождая место для молодежи. И действительно, дней через десять после начала чемпионата знаменитого Пола Коффи вместе с Примо отдали в «Харфорд» за Брейдена Шенехена и первый раунд в драфтпике 1997 года, а еще одного защитника отправили в майнер-лигу. Это уже называется серьезными изменениями. Ушли еще два защитника: Майк Рамзей закончил спортивную карьеру, он был одним из тех, кто обыграл советскую сборную в 80-м на Олимпийских играх в Лейк-Плэсиде, и надо же, спустя пятнадцать лет мы оказались с ним в одной команде. Итак, Майк закончил, и подписал контракт с «Сент-Луисом» опытный защитник Марк Берджевин. Сезон 1996–97 годов команда начала всего с двумя защитниками — Ником Лидстромом и Бобом Россом, а с ними четыре новичка, которые первый год играли в Лиге. Константинов и я приходили в себя после травм. Естественно, для «Детройта» настали трудные времена.

Обычно новичкам дается время осмотреться в новой обстановке, а тут сразу в пекло. Но не только в защите произошли изменения. Игорь Ларионов в начале сезона получил серьезную травму. Все это, конечно, повлияло на старт, и разгон получился довольно средним, но когда ребята стали возвращаться в строй, команда стала подниматься. Со второго месяца чемпионата мы начали подряд у всех выигрывать точно так же, как и в прошлом году, и поднялись на первое-второе место в Лиге. Нашу «пятерку» опять собрали вместе, и Сергей в одном только матче с «Вашингтоном» забил пять голов. Вроде все встало на свои места, и вдруг — провал. С конца декабря и за весь январь мы выиграли всего две игры из пятнадцати. Команду стало лихорадить. Начали нервничать и руководство, и болельщики, и пресса. Пошли разговоры о новых трейдах.

Я думаю, вообще-то неплохо команде пройти через подобные испытания, именно они закаляют ее характер, а ребят сплачивают. Порой победы так не объединяют, как поражения. Но не заурядный проигрыш, а такой момент в жизни команды, когда все выкладываются, бьются, а результата нет. Чаще всего руки опускаются, но если этого не произошло, команда через какое-то время приобретет способность выиграть у любого. Сложившаяся ситуация с «Детройтом» — это обычное явление в команде, которая претерпела значительные изменения, тем более после такого сезона, когда был установлен рекорд НХЛ.

Вместе со всеми российскими болельщиками я переживал за нашу команду на Олимпиаде в Нагано. Конечно, обидно, что золота ей не досталось, но тем не менее мы наконец увидели новую сборную страны. Рискну утверждать, что к ее созданию я тоже приложил немало сил, может, даже больше, чем хотел.

Конечно, ощущая себя в отличной спортивной форме в свои 39 лет, я был бы не прочь оказаться в олимпийском составе на своей четвертой Олимпиаде, но манера приглашения меня в команду выглядела довольно странно. И хотя Стеблин и Юрзинов приезжали в Детройт, было ясно, что большого желания увидеть меня в Японии они не испытывают. А напрашиваться не в моих правилах, несмотря на то, что все мои родные и друзья наседали на меня, кто как мог.

Причины отторжения меня от сборной России окончательно сложились еще в 1996 году.

Как я ни откладывал, но от этой темы мне не уклониться. Итак, Кубок мира 1996 года (прежнее название — Кубок Канады) и все, что с ним было связано. Еще за два года до начала Кубка руководство Лиги и ее профсоюзный босс Боб Гуденоу волновались, есть ли вообще смысл проводить тренировочный сбор российских легионеров, полностью составляющих команду России, в России? В Лиге всячески обсуждалась криминальная обстановка на нашей родине, и хозяева, естественно, боялись за игроков, которые в тот момент им принадлежали. Не лучше ли, говорили они, проводить сборы в Америке? И зачем в этом случае привлекать к Кубку хоккейных функционеров из России? О них в Лиге имеют сложившееся мнение.

Когда попросили высказаться меня, то я сказал, что и так болельщик в России обделен, все лучшие игроки уезжают в НХЛ, поэтому мнение мое таково — кемп в Москве проводить обязательно, провести в Москве и какие-то товарищеские игры, чтобы народ мог поглядеть на своих любимцев, чтобы привлечь внимание к хоккею не только общественности, но и правительства, наконец, и капитала, который уже в России есть. Поскольку только он способен помочь родному хоккею. Американцы то ли согласились со мной, то ли не согласились, но все эти два года со всех сторон обсуждали вопрос русской команды. Что касается меня, я не сомневался, что смогу сыграть в сборной. Что ни говори, а «Детройт» провел неплохой сезон, и силы после него у меня еще остались. Я считал, что если мы с Игорем и ребятами-ветеранами, которые в НХЛ уже давно, найдем оптимальные решения по комплектации команды и тренировочному сбору в Москве, то устраним все вопросы к команде России, а главное, она сможет выступить на Кубке успешно. Вот почему я взвалил на себя этот груз, а совсем не для того, чтобы устраивать склоки с Федерацией хоккея России, хотя я был готов и к будущим конфликтам.

Отмечу, и это далеко не маловажный факт, что по решению российской Федерации я был назначен менеджером сборной России, то есть нес ответственность за формирование команды, и председатель Федерации Сыч и главный менеджер сборной Майоров звонили ко мне постоянно, не как к авторитетному человеку в Лиге, а, надо понимать, как к коллеге и официальному лицу.

Уже тогда я понимал, что с ними мне придется хлебнуть лиха, но все компенсировалось мечтой о создании сборной России из профессионалов НХЛ и собственным страстным желанием сыграть в этой сборной. Хотя, похоже, большим недостатком оказалось то, что я продолжал оставаться действующим защитником.

Участвуя в ежегодной организации Кубка «Спартака», я отчетливо видел, что, с одной стороны, тренеры, которые работают дома, руководство Федерации, а с другой — игроки, которые уже несколько лет в НХЛ, — люди с совершенно разным, как сейчас говорят, менталитетом. Не плохие, не хорошие люди, а просто разные.

Мне хотелось собрать не только лучших российских легионеров, но и вернуть им забытое понятие — национальная сборная, а сделать это можно было только сведя к минимуму сотни вопросов, которые у профессионалов с миллионными контрактами невольно возникают при столкновении с родной средой.

Только с этой позиции мы с Игорем Ларионовым говорили и с Сергеем Федоровым, и с Пашей Буре, и с другими ребятами. Поэтому определенные требования игроков к Федерации не родились в одночасье. Я же опирался в поисках формулы новой для России команды на свои воспоминания о суперсерии 1994-го в Москве, когда ребята, приехав из Америки на родину, порой впервые за много лет, всюду находились вместе, жили как одна семья и действительно могли называться Команда. Нельзя забывать, что ребята уже привыкли к тому, что они не только богатые люди, но и звезды, причем западные звезды, и тут уже возникают такие проблемы, которые людям, живущим в России, будь они хоть семи пядей во лбу, все равно будут непонятны, а возможно, даже отвратительны. Для них образ жизни звезды НХЛ далек, как другая планета.

Я уже говорил, что в тот год, когда в НХЛ начался локаут, в прессе развернулась большая кампания, мол, русская мафия охотится за хоккеистами. Не знаю, специально ли это делалось или действительно существовали какие-то истории. Но в результате такой раскрутки хозяева напугались и объявили, что предпочитают не рисковать игроками, и «если они не хотят ехать в Россию, мы их поддержим в этом желании». Тогда, в 1994-м, я многих лично уговаривал приехать. В конце концов все, кто побывали в России, получили огромное удовольствие. И с тех пор почти все в отпуск приезжают домой. Прошло два года, но наш с Игорем разговор с руководством Лиги проходил так, будто мы обсуждаем тревоги Лиги и профсоюза того, ушедшего времени. Но моя и Игоря позиция осталась неизменной: команду нужно собирать дома, потому что это Российская сборная, а не сборная русских хоккеистов, играющих в НХЛ.

Лично мне хотелось просто хорошо подготовиться и так же сыграть на Кубке, но у половины ребят оказались совсем другие мотивы. Мне показалось, что в НХЛ остались только я, Игорь, Валерий Каменский и Сергей Немчинов, которые до конца прошли прежнюю школу, которые полумили эстафету от старшего поколения. После того как нас вынудили к ненормальному выезду, а по сути, массовому бегству, мы не могли стать для молодых теми, кем были для нас Харламов или Рагулин. В те годы в нашей стране деньги не особенно почитали, да их, настоящих, мало кто знал, а в НХЛ у меня сразу гонорар был полмиллиона в год, а у мальчишек по 2–3 миллиона. Традиции разрушить легко, а создаются они поколениями, следовательно, десятилетиями. В 1990-м, несмотря на мой скандальный отъезд из СССР, когда Лада мне сказала, что из Швейцарии позвонили ребята и просят, чтобы я приехал к ним на чемпионат мира, первая мысль: не поеду, не хочу. После всего, что было, после того, как меня поливали два года, что я огромные деньги украл у государства, которое меня вырастило (постоянно приходили факсы со статьями о моей неблагодарности к стране, которая меня научила стоять на коньках). Но когда я услышал ребят: «Приезжай, ты нужен нам», я не спросил, сколько мне заплатят. Я на следующий день пошел в швейцарское посольство получать визу.