Овертайм

Когда сейчас, после Олимпиады, Юрзинову высказаны десятки комплиментов и его совершенно заслуженно наградили в Кремле орденом, я думаю, как бы все могло пойти по-другому, согласись бы Юрзинов в 1996-м, а не полтора года спустя на пост старшего тренера сборной России.

Но Владимир Владимирович совершенно справедливо опасался прежнего руководства Федерации, зато когда Федерацию возглавил Стеблин, президент «динамовского» клуба, откуда «родом» и сам Юрзинов и как игрок, и как тренер, никаких сложностей с его назначением на пост старшего тренера не возникло. И этот выбор, как я и предполагал за несколько месяцев до Кубка мира, оказался наилучшим.

Но вернемся к «Виндзорской встрече», на которую мы приехали из Детройта снова всей «пятеркой». Вопросы финансирования на ней решили быстро — дело в том, что, по положению турнира, премиальные выдаются игрокам (там еще много пунктов было, например один из них — об использовании имени игрока, с этого тоже должны какие-то отчисления идти игроку). Но основная схема заключалась в том, что все деньги — в общий котел, неважно, кто сколько заработает, — все поровну.

У нас возникло еще и такое предложение: поскольку у наших ветеранов, как правило, плохое финансовое положение и они нуждаются не в подачке на водку, а в расходах на лечение, так как бесплатно уже ничего нельзя сделать, то неплохо было бы часть денег, которые получат игроки, отдать в профсоюз игроков, организованный в России. Профсоюз возглавил Владимир Борисович Ясенев, которого знало не одно поколение хоккеистов — он много лет работал в сборной Союза. В совет профсоюза игроков вошли уважаемые и порядочные люди, которые правильно распорядились бы этими деньгами. И никто не должен был этих сумм касаться. Деньги переводились бы, но не в руки, а на лечение, на закупку лекарств, на другие необходимые вещи. Причем любой член профсоюза мог бы прийти и проверить, куда уходят средства. Такая была у нас мечта, и вроде бы все игроки согласились. Забегая вперед, скажу, что далеко не все молодые перечислили премиальные деньги в этот фонд, хотя разговор шел о двух с половиной — трех тысячах долларов. Мизерная цифра в сравнении с их зарплатой. Имена я не назову. Потому что, может, я тоже чего-то не понимаю в молодом поколении?

Сыч еще в Виндзоре нас предупредил: этот турнир для российской Федерации будет убыточным. Я спрашиваю: «Валентин Лукич, как же убыточный?» — «Считай, — он мне отвечает, — нам канадцы и американцы прислали факс, что заплатят всего по 25 тысяч за игру». Вот это для нас была новость! Это раньше они платили советской Федерации по 25 тысяч, когда для Советского Союза деньги не имели значения — главное победа, то есть политика. А сейчас — 25 тысяч за такие имена, которые собрались в российской команде… Для них, похоже, российская Федерация осталась по-прежнему советской. Я посмотрел на Боба Гуденоу и спрашиваю: «Боб, что ты об этом думаешь?» Я не стал спрашивать у Боба: «Неужели нам только 25 тысяч платят за игру?» Он, как и я, знал, что если, допустим, будут играть сборные Канады и Словакии, то на эту игру придет 5 тысяч зрителей, естественно, соответствующим будет и сбор. А если приезжает играть сборная России против сборной Канады, то на стадион придет столько людей, сколько он может вместить. Поэтому платить нам, как и словакам, мне показалось, мягко говоря, неприличным. Я спросил у Боба другое: какой, на его взгляд, правильный расчет? Он ответил: по крайней мере 40 на 60. 40 — вам, 60 — им. Теперь посчитаем — это нетрудно: 20 тысяч зрителей, в среднем билет стоит 30 долларов — это 600 тысяч долларов. 40 процентов — это 240 тысяч! Причем с одной игры. 240 тысяч, а не 25. И кстати, на матч сборной России с американцами в Детройте, когда «русская пятерка» играла против сборной США, пришло почти 20 тысяч зрителей. Потом состоялся матч с Канадой, зал переполнен — еще 600 тысяч. Вот уже почти полмиллиона долларов, которые покрывают все названные потом в Москве расходы на подготовку.

Но Валентин Лукич уже подписал контракт от имени Федерации, опираясь на советы старых знакомых, тех знакомых, которых сам потом велел близко не подпускать к сборной. Тренировочные игры со Швецией и Германией вообще ничего финансово не принесли команде. Шведы и немцы на нас заработали, мы — ничего. Откуда же взялись колоссальные деньги на сборную России, из чьего кармана платили: из собственного, из государственного — я не знаю. Но оказалось, что для Федерации хоккея России 500 тысяч долларов — деньги небольшие, если их даже не пытаются вернуть.

Мы же будущее Кубка видели совсем по-другому. Надо заработать деньги для Федерации, надо покрыть расходы на команду и чтобы еще осталось для нашего фонда помощи хоккеистам старшего поколения. Но эти пожелания почему-то встретили «в штыки».

Вот еще интересная деталь. Накануне встречи меня нашел Боб Гуденоу. Он получил телеграмму от Сыча, где Валентин Лукич предупреждал о своем прилете и просил, чтобы на нашем митинге, то есть совещании, присутствовал Павел Буре, так как он имеет отличную точку зрения от тех людей (то есть «русской пятерки»), которые будут присутствовать со стороны игроков. Боб показывает текст: в конце подписано — «Всеволод Кукушкин по просьбе Сыча». А Валентин Лукич уже летел в это время через океан. Во время совещания я встаю: «Пришла такая телеграмма, Павел Буре здесь и президент Сыч здесь, и я хотел бы при всех представителях Лиги спросить у Павла, какая у него отличная от нас точка зрения. Возможно, она правильная, а может, и нет, но хотелось бы все же ее узнать». Передаю телеграмму переводчице Сыча, он сам вскочил с места, нацепил очки, как будто по-английски читает, и впился в текст глазами, пока ему переводили. После паузы говорит, что он Буре не вызывал, потом соглашается, что, действительно, он знает, что Буре имеет какую-то свою точку зрения. Бред полный. Встал Паша и объяснил собранию, что у него нет никакой своей отдельной или особой точки зрения по любому из вопросов, поставленных здесь. Он, в принципе, с нами во всем согласен. Единственное возражение у него вызывала скаутская должность Виктора Федорова, отца Сергея. В остальном — проблем нет, хотя в Москве упорно с чьей-то подачи писали, что Буре думает о будущем Кубке совсем не так, как мы.

Итак, мы разошлись в Виндзоре, «довольные» друг другом. К финансам нас не допустили. Но мы и не собирались ими заниматься. Другое дело, что мы уже привыкли, что в демократическом обществе бюджет общественной организации (а таковой является любая федерация) всегда прозрачен. И таинственность в появлении и исчезновении многотысячных сумм, естественно, наводила на какие-то мысли. Но зато нам казалось, что сняты все вопросы по составу делегации. Когда же Сыч вернулся в Москву, все началось сначала, будто мы не то что не разговаривали, даже не виделись. Черновик письма, который мы, отчаявшись, подготовили для руководства страны, каким-то образом попал в прессу. Подчеркиваю, черновик, который не был подписан ни одним игроком. Но тут же из него раздули черт знает что. Мы не хотели впятером говорить от имени всех и разослали ребятам проект заявления. Мы писали, что у игроков имеются свои пожелания, которые полностью игнорирует Федерация. Но в российских газетах написали: многие игроки не знали, что они подписывают. Это смешно. Это уровень того еще, советского, сознания. Люди, которые по нескольку лет играют на Западе, знают, чего стоит их подпись. А она может стоить тебе многих миллионов долларов, если ты поставишь ее не там где надо. Замечу, что позже каждый, подписав, отправил письмо назад к нам, в Детройт, не получили мы писем только от двоих из всего состава сборной.

Далась еще всем нашим критикам гостиница «Пента», как красная тряпка для быка. Наверное, многим московским корреспондентам непонятно, что для людей, зарабатывающих, отметьте это слово, в год по миллиону долларов и выше, условия жизни в таком отеле — самые обычные. А вот ради нескольких дней, которые ничего не давали, отправляться в Новогорск я считал бессмысленным. Более того, я знал, что половина команды туда не приедет. Ну поехали бы мы на базу в Новогорск, а не остались бы в Москве? Нам говорили, нет проблем, у каждого в Новогорске будет транспорт и катайся в Москву хоть всю ночь. Но никому не надо раскатывать ночью, достаточно только постоять утром и вечером в пробках на Ленинградском проспекте по дороге в Новогорск и обратно. На мой взгляд, абсурд — проводить в машине столько времени. Я исходил из того, что игроки, которые живут в Америке, не живут долго в гостиницах, у них нет никаких сборов, но они и готовятся и играют, как мы видим, совсем неплохо. Вот почему я считал, что условия, которые предложены нами, а не Федерацией, — более приемлемы. Прекрасное питание в «Пенте», отличные номера, телевизоры, телефоны. Стадион близко, всего пятнадцать минут до Дворца в Сокольниках, отличный в отеле и тренажерный зал, если хочешь — можешь разминаться и там. Приехали в Москву представители Лиги, приехал Боб Гуденоу, все посмотрели и сказали, что условия у игроков соответствуют стандартам НХЛ.

Насколько мне известно, принято решение проводить Кубок мира в дальнейшем в середине сезона, так что вопрос с летними сборами в Москве, возможно, больше и не возникнет.

Гибель любого человека — трагедия. Смерть от автоматной очереди высокого красивого мужчины, каким был Валентин Лукич Сыч, — ужасна. Он не прочтет этих страниц, он не ответит на них уже никогда. И понимая это, я несколько раз их внимательно перечитал, чтобы ни в коем случае не допустить неточностей и никак не оскорбить память ушедшего человека. Отчего случилась эта трагедия, не знаю и копаться в подробностях не хочу. Уверен только в том, что написал все искренне, ничего не пряча. А из песни, как известно, слова не выкинешь.

По моему глубокому убеждению, весь этот Кубок мира — чистый рекламный турнир. Я, хоть убейте, не могу к нему относиться как к настоящему спортивному сражению. Я это говорил и буду говорить где угодно: и в Америке, и в России. Первое и главное: не проводятся международные турниры с судьями, которые из страны-организатора, каким бы ни был арбитр суперпрофессионалом. Как Кубок можно назвать серьезным соревнованием, если посмотреть на расписание шести примерно одинаковых по силе команд? У североамериканцев по нему вышло огромное преимущество. Победитель группы, которая играла в Европе, должен перелететь через океан и через три дня уже играть в полуфинале. На нормальную адаптацию уходит неделя. Российская сборная налетала несколько тысяч миль, перемещаясь, даже для тренировочных матчей, от стадиона к стадиону по разным концам континента, поменяв за пару недель одиннадцать (!) часовых поясов. Даже неиграющие члены делегации; врачи, представители Федерации устали от того, что каждый день надо начинать с того, что ни свет ни заря собираться, выезжать из гостиницы, лететь на самолете, потом снова поселяться в гостиницу и распаковываться.

Еще раз скажу: обвиняя меня во вмешательстве в дела Федерации, ее руководство забыло, что я имел официальное право высказываться, потому что именно Сыч за два года до всех этих событий назначил меня менеджером российской команды в Америке. Правда, после Кубка он же меня и уволил, о чем я узнал из газеты. Первого, кого уволили из руководства Федерации, — это меня, хотя должность была, признаюсь, скорее общественной. На презентации Кубка «Спартака» Сыч вручил мне грамоту, в которой меня назвали «главным менеджером Федерации российского хоккея по Северной Америке». Передав это гордое звание Касатонову, Федерация почему-то нигде не объявляла о моей отставке. Впрочем, они своеобразно понимали мою должность. Майоров звонит мне: «Слава, сообщи всем ребятам, что мы скоро приедем». Я в тоске: «Борис Александрович, поймите, у меня нет секретаря — это во-первых. Во-вторых, у меня уже сезон идет, я тренируюсь и играю. А в-третьих, достаточно дорого всех обзвонить и всем рассказать, что вы передаете им привет. У вас, наверное, есть и телефоны игроков, и их адреса. Поручите это дело секретарю». Получаю ответ: «Ну тебе-то проще, ты же там живешь, когда ты с ними встречаешься на играх, объясняй всем нашу позицию». Вот такие мне задания Федерация давала, а когда же я захотел высказать свое мнение по принципиальным вопросам, меня уволили. Меня и Сергея Левина, бывшего советского гражданина, ныне агента нескольких игроков НХЛ, — одним приказом. Левин по контракту с Федерацией считался ее советником.

Я видел его контракт собственными глазами, логическому объяснению он не подлежит. В нем оказалась записана неплохая сумма: оплата всех разъездов, плюс процент от премиальных, которые игроки получают во время Кубка, плюс 25 процентов от всех тех бизнесов, которые он приносит сам. Сергей, как сейчас говорят, оказался в полном «шоколаде». Не каждый лойер в Америке столько получает. А лойеры, адвокаты — одна из самых богатых прослоек в Штатах, Сергей считался агентом у десятерых игроков НХЛ, то есть обязан был отстаивать их интересы, и получался какой-то волшебный замкнутый круг, по своей сути — порочный. Полный конфликт интересов: не может агент одновременно представлять интересы и игрока, и команды, где тот играет. Так что в хорошую компанию я попал.