Озеро призраков

— Это точно наш гость, — проговорил Николай, внимательно всматриваясь в фигуру на экране. — Его шляпа и плащ. Вот лицо. Останови кадр! — обратился он к Лазутину. — Теперь хорошо видать. Это у него не шарф, а бинт. Рта не видно. И носа. Плотно обмотан. Как же он дышит? Лицо какое-то бесформенное, словно обрубок… Уверенно себя держит, этот тип. Давай дальше!

— У нас в доме он тоже не стеснялся, — усмехнулся Афанасий.

Когда запись кончилась, Лазутин тоже подтвердил:

— Это наш мужик. Один к одному.

— Что из этого следует, — Николай поднял глаза на друзей. — Мы и банк. Положим, он у нас искал «камень», который в это время был у Тулякова. Изгой — подручный Харона. Харону нужен «камень». А зачем ему банк? Там нет «камня». Что-то тут не так. Я прав?

— Что ломать голову, — зевнул Владимир Константинович. — Уже поздно. Давайте спать. На досуге поразмышляем.

— И, правда, — спохватился Афанасий. — Второй час ночи. Отбой, братаны!

Глава третья. Послание Харона

Утром в квартиру позвонили. Николай пошёл открывать дверь. На пороге стояла смущённая Ирина Витальевна.

— Коля, ты уж меня прости, — сказала она, прижимая к груди цветной конверт. — Верунька, уезжая, письмо оставила для тебя. Вот оно. — Она протянула конверт. — Сказала, как Коля заявится, передай ему от меня послание. А я вчера и забыла, старая дура! Памяти совсем не стало. Вечером всё думала, что-то мне надо Коле, то ли сказать, то ли передать. Совсем из головы вылетело. А ночью не спалось, и будто прозрела: письмо, ведь, Верунькино у меня. Вот и принесла. Ты уж извини, что разбудила…

— Я не спал, Ирина Витальевна. Спасибо. — Он взял конверт, на котором чёрным фломастером было крупно выведено: «Коле!»

— Извини, Коля, ещё раз! — Лицо соседки было очень расстроенным.

— Да не переживайте, Ирина Витальевна! Днём раньше, днём позже. Какая разница! Если бы не вчера, а через полгода я бы приехал, письмо ждало бы меня?

— Было велено отдать лично в руки.

— Вот и отдали. Думаю, сногсшибательного и сверхсрочного в нём нет.

— Ну, всё же…

Соседка удалилась, ворча, что совсем одурела старая баба.

Николай вернулся в комнату, сел на диван и распечатал конверт. На трёх страницах послания Вера сообщала о том, что сегодня уезжает с мужем за границу, билеты на самолёт уже на руках; писала, проявляя родственную заботу, чтобы Николай остался жить в Москве, потому что житьё в деревне бесперспективно, заметив, между прочим, что художники, у кого есть голова на плечах, прекрасно живут в столице, ездят за границу и зарабатывают приличные «бабки»; что мебель они не будут вывозить из квартиры, когда вернутся, он может ею распоряжаться по своему усмотрению и в конце сообщала, что он может поддерживать с ней связь через Интернет, через электронную почту. Тут же рукой её Петечки была сделана приписка, как пользоваться компьютером, который они оставили ему.

Николай усмехнулся про себя: «Надо же! Люди через континенты посредством электронной связи контакты между собой поддерживают, общаются, не выходя из квартиры, а он сидит в забытой Богом деревне и радуется жизни. А жизнь настоящая мимо проходит. Может, Верунька и права. Что он заточил себя в пустыне? Надо шевелиться, приехать в Москву, деньги зарабатывать. Сейчас кроме денег, ничего ни у кого на уме нет». Перед глазами встало лицо Ольги. Конечно, не всю оставшуюся жизнь он проведёт в деревне! Вот отыщут они сундук, и настанет другая жизнь…

Николай сидел в задумчивости с конвертом в руках, когда в комнату вошёл Афанасий. Увидев конверт и разрозненные листочки, лежавшие на диване, спросил:

— Никак письмо кто-то прислал? — Он задержал взгляд на растерянном лице приятеля. — Есть проблемы?

— Никаких. Просто задумался. А письмо от Веруньки.

— Это, которая за границей?

— Та самая. Только письмо не из-за границы пришло. Соседка сегодня принесла. Забыла вчера передать.

— Это она звонила?

— Она.

— Что пишет племянница? Что-то важное?

— Советует, как я должен обустроить свою холостяцкую жизнь.

— Женщины любят советовать. Их хлебом не корми.

— Беспокоится, что я навеки замуровал себя в лесной глуши. Рекомендует переезжать в Москву, жениться и перестать корчить из себя неудачника.

— Совет дельный.

— Я не готов следовать её советам.

— Готов не готов, а прислушаться надо.

— Ты считаешь, что она права?

— В какой-то степени. Отпиши, что примешь во внимание её пожелания, — посмеялся Афанасий.

— Зачем писать. Я могу связаться с ней в любую минуту, не прибегая к услугам почты.

— Это как?

— Через всемирную паутину.

— Интернет?

— Да.

— Ты владеешь компьютером?

— Не удосужился научиться. Но в письме написано, что надо сделать.

— Попробуй для интереса. Что она тебе ответит.

— Серёгу подождём. Он спец в этом деле.

— Серёга спец! — удивился Афанасий. — Вот уж никогда бы не подумал. Я думал он музейщик до мозга костей.

— Ты ошибался.

— Где же он насобачился? Ни разу не говорил об этом.

— Когда из музея ушёл, работал в какой-то фирме оператором на компьютере…

— Башковитый, оказывается, у нас парень… Подождём тогда его. Я тоже ни бельмеса не волоку в этом деле. — Афанасий сконфуженно улыбнулся, вспомнив, как бесцельно протекала его жизнь в последние годы, и глубоко вздохнул.

Они разбудили сладко спавшего Лазутина.

— По вашим лицам вижу — есть какие-то новости, — сказал заспанный наследник поручика.

— Ты угадал.

Они рассказали ему о письме племянницы Воронина.

Лазутин сделал кислую физиономию:

— Только и всего. Сейчас этой почтой никого не удивишь, — широко раскрыв рот в зевке и потянувшись, сказал он. — Жаль только, что не каждый может ей воспользоваться.

Одеваясь, спросил:

— Завтрак приготовили?