Озеро призраков

— Значит…

— Значит, настоящий Харон разгуливает на свободе.

— Выходит, нас терроризировал не Лжехарон, а настоящий?

— Более настоящего не бывает.

— Он, вроде бы, судя по подписи в электронной почте, сообщениям «Кости-капитана», — реально действующее лицо. Зачем ему хоронить вместо себя другого?

— Этого я не знаю. Наверное, чтобы скрыться на время. Замести следы. Нет человека и нет проблем. Как у нас говорится: умер Максим, ну и хрен с ним. А он в это время готовил базу для своих дальнейших действий. Подготовился в тиши. Все о нём забыли, а когда был готов, вынырнул на поверхность.

— Вот дьявол, — вырвалось у Тулякова.

— Пожалуй, почище дьявола, — отозвался генерал. — Он возомнил себя Богом.

— Как же произошла ошибка? Как другого похоронили вместо Харона.

— Я ж тебе говорил: его измолотило поездом. Ну не всего, а в основном лицо. Фигурой покойный походил на Бессмертнова, документы в кармане были на имя подполковника. Единственный его родственник, я сейчас говорил с ним, Кирей Ефимович, подтвердил, что это был Бессмертнов.

— Они не были в сговоре?

— Не думаю. Харон не мог доверять ему. Не тот Кирей человек. Он пьющий, с расшатанной нервной системой. Нет, вряд ли… Он, наверное, не просыхал в то время, где ему думать, кто в гробу — Бессмертнов или другой…

— Значит, Харон и есть Харон, — проговорил Туляков.

— Реальный Харон, вдумчивый и умный, работает на озере на секретном объекте.

Глава четырнадцатая. Харон

Бессмертнов, он же Харон, проснулся свежим, бодрым, с чувством исполненного долга, не перед кем-то, а перед собой. Теперь ему ничто не мешало закончить исследования — последний недостающий инструмент был в его руках — и он мог тщательнейшим образом отбирать нужный материал, а не тот, который сам просился в руки. Годы поисков увенчались успехом.

Он вытянул ноги под одеялом, наслаждаясь и свежестью простыней и мягкостью подушки и всем, что сулил ему начинающийся день. Нажал на кнопку, встроенного в стену пульта, и на потолке, скрытые под матовыми пластинами, зажглись люминисцентные лампы, а ночник погас.

Как ему было жалко расставаться с этим объектом, можно сказать, его детищем, в начале ельцинского правления. Сколько было вложено денег в эти подземные казематы, чтобы и лаборатории, и жилые помещения в толще гранита были верхом совершенства, потому что знали, что это на долгие годы.

Харон поморщился: думали одно, а на поверку вышло другое.

Он встал с кожаного дивана, который служил ему постелью, достал из шкафа эспандер и несколько минут занимался зарядкой. После выполнения упражнений ему показалось, что в помещении душно, и он включил кондиционер. Дуновение свежего ветра с ароматом цветущего луга наполнило комнату. Харон прошёл в ванну и встал под душ, глядя в туманившееся зеркало, как водяные капли стирают его изображение на стекле.

Ванная комната сияла чистотой: блестел кафель, хромированная арматура — вентили, краны, решётки, разбрызгиватели и прочая нужная и ненужная мелочь. Харон улыбнулся, подставляя увядающую шею под струю холодной воды. Ему удалось десять лет назад настоять на том, чтобы объект не разрушали — не пришли люди с ломом и начали бить, по чём ни попадя. Он тогда уже один знал из всего персонала, что сюда вернётся и продолжит свои исследования, чтобы осуществить задуманное. Для отвода глаз он вывез часть ненужного оборудования, а самое необходимое было спрятано или законсервировано.

Он готовился к этому дню долго и тщательно: сначала доделывал научную работу, разрабатывал так называемую теорию, а зимой прошлого года вернулся в эти каменные стены, чтобы оживить объект. Однако обнаружил, что для осуществления намеченного не хватает существенных деталей и некоторого оборудования.

Он знал, что надо делать. Он вызвал к жизни первый плод его деятельности на объекте — Изгоя. Харон поморщился, вспомнив, что «отцом» Изгоя по праву должен был считаться Константин Хромов — «Костя-капитан». Ладно, родителем пусть будет Хромов, хотя теперь это мало кого интересует, но воспитатель он — Харон. Это он вложил в искалеченную голову Изгоя программу новой жизни, научил всем премудростям хомо сапиенс и даже тому, что считал сверхзадачей.

Получив Изгоя, Харон придумал и как достать денег на свои исследования и обслуживающий объект персонал. Изгой помог ему экспроприировать часть денег у олигархов, ограбив несколько коммерческих банков. Захваченные деньги он вложил в дело, дающее прибыль, а остальные потратил на закупку компьютеров, недостающего оборудования и некоторых электронных деталей для лаборатории, оружия. Это он сделал очень быстро.

Он всегда считал, что деньги решают всё. Этому его научила жизнь. Так оно и оказалось. Он любил, когда было много денег. С ними он чувствовал себя уверенно. Казалось, и походка становилась пружинящей, летящей, глаза искрились, а тело упруго развёртывалось, подставляя грудь штормовым ветрам, когда в кармане лежали крупные купюры, а на банковском счету суммы с несколькими нулями.

В дореформенное время нельзя было развернуться гениальному уму. Частная инициатива, идущая на свою пользу, рубилась на корню, ей не давали развиться, и перестройку Харон встретил с возгласами «ура!». Но когда закрыли объект, разочаровался.

На деньги, экспроприированные Изгоем, он нанял людей. Вернее, не нанял. Он, как и Изгоя, вызвал их к жизни, только Изгоя выдернул из небытия, а команду свою, каждого её персонажа в отдельности, из очень неприятных, а в большинстве случаев на грани жизни и смерти обстоятельств, когда люди прощались с миром, ловя дыхание смерти над своим ухом. Однажды, проснувшись с ощущением того, что кошмар их жизни продолжается, но тотчас поняв, что ошиблись — реальность была другой, а тяжкое чувство было лишь в подкорковом сознании, — они стоят на пороге привычного мира, и этим они обязаны Харону, они готовы были ринуться за ним, хоть в преисподнюю. И он приказал, вернее, призвал их идти за собой, и они пошли.

Идею полновластно распоряжаться плодами своего труда, он вынашивал очень давно, с того момента, когда понял, что объект готов к выполнению поставленной цели. Когда стали поговаривать, что его закроют, а он был не в состоянии помешать этому, он очень испугался — рушилась его мечта. Но потом, заручившись согласием вышестоящих чинов, что объект законсервируют на неопределённый срок, он обрадовался: может, это и к лучшему — расконсервировать его не составит труда. Надо только набрать команду.

Он был предан стране, мощной державе, выполнял её приказы — не хотел, чтобы её разрушили извне. А когда понял, что государства нет, и служить некому, идея стать самому этим государством с неистощимой силой овладела им. Он сумел уничтожить часть архива, когда решил, что будет работать на себя. Он не хочет защищать виллы, коттеджи этих торгашей и мафиози, братков и авторитетов. Он будет работать на себя, чтобы не защищать их, а подчинить себе…

«Костю-капитана», как одного из своих незаурядных помощников, усомнившегося когда-то в целесообразности их научной деятельности и начавшего широкую общественную огласку результатов исследований, он сумел изолировать на некоторое время. Изолировать сумел, но сломать, как оказалось, не смог.

Капитан занимался важной стороной научных разработок — изготовлением единственного пока квази-генератора. Когда он был отправлен в психиатрическую лечебницу, Харон решил воспользоваться его наработками, но Костя оказался умнее Харона — бумаги и чертежи бесследно исчезли. Харон пять лет потратил на восстановление утраченного. Но не добился и девяностопроцентного успеха капитана. Когда он вернулся на объект, его подстерегала ешё одна утрата — он узнал, что две самые важные детали, без которых невозможно полное восстановление научных разработок, исчезли. Код сейфа знали только Харон и «Костя-капитан». Харон понял, что исчезновение документации, пропажа квази-генератора и выборочного блока — дело рук Хромова.