Ожившая сказка

Эдгар написал Джулс, на каком этаже его встретить. Мы вышли из лифта и направились прямо, до сестринского поста. Джулс получила на нас два пропуска, и я вместе с ней отправилась по коридору. Когда мы уже почти переступили порог палаты Джессамин, Джулс повернулась ко мне.

— Я не знаю, что ему сказать.

— Тогда не говори ничего, — предложила я. — Просто будь рядом, чтобы ему было с кем поговорить.

Мы заглянули в открытую щёлочку двери и обе замерли.

Джессамин лежала на кровати и спала. Она казалась такой тоненькой, такой воздушной, как феи из книжки Оливера. Словно уже наполовину исчезла.

Мама — тот человек, который всегда рядом. Она натрёт тебе спину, когда ты болеешь; заметит, что у тебя не осталось чистой одежды и поставит стирку; купит твоей любимой еды, и даже не придётся просить её об этом. Мама — тот человек, который заботится всё время о тебе, но ты не задумываешься, что заботиться нужно тебе о ней.

Mоя мама работала на двух работах большую часть моей жизни, просто чтобы удержать нас на плаву. Когда она не убирала дома своих клиентов, то… что ж… делала то же самое, но у нас. Я не могла себе представить, чтобы моя мать взяла больничный, только если она при смерти. Сидеть около её кровати подобно Эдгару значило проснуться одним утром и обнаружить, что небо позеленело, а трава стала голубой.

Когда я последний раз благодарила свою маму за всё, что она делала ради меня? Я не могла вспомнить. Я почувствовала укол совести и дала себе слово сказать слова благодарности как только переступлю порог нашего дома. Думаю, мы все надеемся, что скажем мамам их завтра или обнимем своих мам просто так. Держу пари, Эдгар думал о том же.

Он сидел на коленях около постели, а его голова покоилась на руках.

— Эдгaр, — позвала Джулс, и он повернулся.

Эдгар бросил взгляд на маму, чтобы убедиться, что она спит. Затем, приложив палец к губам, вышел в коридор и мягко затворил за собой дверь. Мы прошли в пустовавшее приёмное отделение. По телевизору крутили «Спанч Боба» без звука и с субтитрами.

Джулс бросилась в объятия Эдгара.

— Ты пришла, — облегчённо проговорил он.

— Что произошло? — спросила я.

— Она упала в обморок, — ответил Эдгар. — Опять. И я знаю: вы думали, что ей лучше, что ничего серьёзного. — К моему ужасу, его глаза наполнились слезами. — Но правда в том, что обмороки случались… не без причины.

Объяснение изложили потоки слов и горя. Глиобластома. Смертельно.

Я не сводила глаз с Эдгара. Вряд ли найдутся слова, которые бы описали моё нынешнее состояние. Мать Эдгара умирала от опухоли мозга, а мы с Оливером поступили эгоистично, вернув его в этот мир, чтобы он всё наблюдал своими глазами.

— Мне очень жаль, — выговорила я наконец. — Мне так жаль.

— И сколько осталось? — прошептала Джулс.

— Считанные месяцы, — Эдгар вытер слёзы тыльной стороной руки. — Срок можно было бы продлить, если сделать химию и пройти радиотерапию, но лечение обернётся пыткой — это значит, что больше года ее будет преследовать тошнота, она лишится волос и будет мечтать о смерти, прежде чем действительно умрёт. Когда не стало моего отца, потребовались годы, чтобы она смирилась с утратой. Это был ад. Mоя мама не захочет проходить через подобное. Не захочет, чтобы через это проходил я. — Эдгар спрятал лицо в ладонях. — Я не хочу потерять и её, — прошептал он. — Я останусь тогда совсем один.

Что случается с человеком, у которого нет родителей? Существуют ли по сей день сиротские приюты? Oливер никогда не говорил о дедушках с бабушками, дядях или двоюродных братьях с сёстрами. Я подумала об Эдгаре, скитающемся в полном одиночестве по своему дому. Об Эдгаре, которому пришлось резко повзрослеть.

Он опустился в кресло.

— У меня не идут из головы эти глупые видеоигры, в которые я раньше рубился. Мама всегда говорила: «Пойдём прогуляемся?» Или: «Мне надо кое-что сделать, поедешь со мной?» И всякий раз я ей отказывал и вместо этого брался за геймпад, — он посмотрел на меня. — В игре, когда ты умираешь, можно перезагрузиться и начать всё сначала. Почему в жизни не так?

Я увидела, что Джулс зачем-то полезла к себе в карман. Она вытащила небольшой осколок коралла, изогнутый в форме буквы Д, и потёрла его пальцем. Затем взглянула на меня.

Лучшим друзьям не нужно говорить друг с другом, чтобы понять, о чём думает второй. Не нужно видеть слёзы, чтобы понять, что внутри у неё всё разрывается. Джулс вложила коралл в руку Эдгара.

— Всё так, — ответила она. — Отправляйся туда, где ты неуязвим.

ЭДГАР

Разговор о её смерти стал худшим в моей жизни.

— Присядь, — сказала мама, похлопав по кровати. — Я не рассыплюсь.

— Всё началось с непрекращающейся головной боли. A однажды я перестала понимать смысл происходящего. Думала, у меня галлюцинации. Мой сын был похож на себя внешне… но я знала, что это точно не он. Доктора называют данное убеждение синдромом Капгра. Он заключается в том, что ты веришь, будто бы кого-то из твоих близких подменил самозванец. Сначала я пошла к психиатру, но он направил меня к неврологу. К тому, кто проверил бы мою голову.

— МРТ нашла опухоль глиальных клеток. Это своего рода клей нервной системы. Они фиксируют и изолируют нейроны, доставляют питательные вещества с кислородом мозгу и разрушают токсины. Обнаружить у себя глиобластому — значит обнаружить в своём доме термитов, пожирающих его основание. Они не едят алюминиевую обшивку, сантехнику, бытовые приборы… но не дай Бог жить в подобном доме.

Я слушал её, и мне казалось, что надо крушить всё вокруг. Кричать. Переворачивать столы. Орать во всё горло. Но я молчал.

Я слушал её, и мне казалось, что моя мама должна рыдать, стенать и проклинать всё на свете. Но она говорила ровным голосом, словно подготовилась заранее.

Словно речь шла о чём-то ужасном, что происходило с кем-то другим.

— Мы переехали в Уэллфлит потому, что в Новой Англии, в больнице святой Бригитты, оказался лучший невролог. Пока ты учился, я ходила на приёмы. И пыталась набраться смелости, чтобы рассказать тебе, что со мной происходит.

— Не понимаю. Почему бы им тебя не прооперировать? — спросил я. — Почему бы не пройти химию?

— Клетки этого рака так похожи на обычные клетки мозга, что невозможно его вылечить, не разрушив большую часть здоровых. Так что любое лекарство или операция только отсрочит неизбежное. Я умираю, Эдгар. Вопрос в том, как я проведу этот год: буду страдать от лекарства, которое мне не поможет, или проживу лучшие четыре месяца с тобой.

Я с трудом сглотнул.

— Тебе больно? — спросил я.

— Только когда думаю о том, что мне уже не удастся сделать, — ответила мама. — Я не потанцую с тобой на твоей свадьбе. Не подержу своего первого внука. Не увижу, как ты превратишься во взрослого прекрасного мужчину.