Паблисити Эджэнт

– Сам не знаю, залюбовался им, это же настоящее произведение искусств, шедевр если хотите. Уж поверьте мне, я не всю жизнь мечтал доктором стать, мой отец, дед, прадед, дядя, все они были художниками и ювелирами и меня, соответственно готовили к этой профессии, так вот, что я вам скажу, это удивительная вещь, и работа мастера просто потрясающая. Одного толь-ко не могу понять, когда его сделали.

– Что в нём?

– А вот.
– Доктор аккуратно открыл ларец и достал из него музыкальный ин-струмент из чистого золота с серебряными струнами, чем-то похожий на ли-ру.

– Что это?
– Удивлению моему не было предела, я даже о фанатиках за окном на секунду позабыл.

– Это фОрминга, древнейший музыкальный инструмент из семейства лиро-образных, по легендам сам Аполлон играл на подобном, хотя в большинстве известных нам изображениях его упорно рисуют с лирой. Наверно она просто красивее.

– Это да.
– Изящности инструменту, явно не доставало, но было в её грубых, даже можно сказать примитивных формах, нечто притягивающее, этакое первобытное совершенство. Я хотел коснуться её, но Кморин перехватил мою руку.

– Я думаю не стоит, после того как я взял пару аккордов, вся эта свистопляска - он ткнул пальцем за окошко - и началась. Буквально через полчаса явились первые одурманенные, я даже попытался им управлять, эта вещь оказывается производит на них просто магическое действие, они становятся послушными до безобразия, но когда их стало больше, всё начало выходить из-под контроля и единственное чего мне удалось добиться, так это запретить им сюда входить.

– А тот человек, которого они порвали, кто он?

– Сергей? Водитель, он мне солярку привёз.

– Такое количество? Зачем?
– Внутри меня росло нехорошее подозрение.
– Вы хотели всех их сжечь?!
– Доктор молчал.
– Они же люди! Вы наверное со-всем сума съехали...

– Они не люди! Они фанатики, вы сами видели, на что они способны!

– Доктор! Ты псих!

– Да не орите вы! Я уже понял, что это не вариант! Спалю я эту горстку, а ос-тальные!? Сколько там их!? Тысячи! Десятки, а может и сотни!? Что я с ними сделаю!? Всех не сожжёшь.
– Я недоверчиво закрутил головой, не представ-ляю, что должно случиться с человеком, что бы он решился на такое.

Он аккуратно начал укладывать инструмент обратно в эльфольк, как неда-леко от дома прогремел взрыв. Несколько стёкол в окнах со звоном треснули и посыпались в комнату, а я, инстинктивно пригнув голову, заметил как форминга вылетела из дрогнувших рук Кморина, и ударилась об пол одним из своих рогов.

По пространству разнёсся низкий, протяжный, выдавивший из лёгких весь воздух звук. Всё вокруг на какие-то мгновения замерло, потеряло цвет, сде-лалось спрессованным, сжатым как пружина, в которой чувствовалась такая сила, которая способна вышвырнуть с орбиты даже Юпитер.

Я увидел выпученные глаза Кморина, изумлённо смотрящие на свои скрю-ченные руки, искривлённый рот, замерший в немом крике, всё это показа-лось мне застывшей маской смерти, в которой я разглядел надвигающуюся катастрофу.

Через долгую, похожею не вечность секунду, когда ты уже сам хочешь, что бы всё ЭТО, наконец, закончилось хоть как-нибудь, мир взорвался!

На улице взвыли одурманенные люди и повалились на землю, зажав уши руками, а затем они впали в безумство как гении, услышавшие в божествен-ном произведении фальшивую, да нет, не просто фальшивую, а НАМЕРЕННО ФАЛЬШИВУЮ НОТУ!

Невдалеке рвануло несколько бочек с соляркой, обдав жидкой волной пла-мени близлежащие дома и людей, вопли боли выстрелили в воздух и по улице забегали живые факелы, но никто их не тушил.

Кморин подхватил формингу, критически оглядел её и сунул обратно в эль-фольк.

– Может, они в себя приходят?
– Стоя у окна спросил я. Рядом материализо-вался доктор.

Во двор дома влетел полыхающий человек, сшиб одного из сторожей, уда-рился о сарай и, повалившись на землю, завертелся юлой рядом с лужей со-лярки.

– Надо уходить.
– Сказал он, отворачиваясь от горящего, живого факела, сто-рожа кстати, на него внимания мало обращали.
– Дом напротив уже вовсю горит, ещё несколько минут и вспыхнет мой. Давайте что-то решать Василий Александрович.

– Дробовик заряжен?

– Там всего два патрона с дробью на уток.

– А кто же тогда в председателя из снайперской винтовки стрелял, а потом из калаша садил?

– Это Паша, его Эррат привёл, он вроде вас, одурманиванию не подвержен, тоже пытался раскопать, откуда у этой дряни ноги растут, даже в милицию обращался, только толку? Выслушали, поржали, и в клинику послали, психи-атрическую.

– Ну да, бывает. Да и кто в такое поверит? Вы поглядите на него, - указал я доктору на одного индивидуума стоящего под окном - взгляд ясный, лицо адекватное, на улице мимо пройдёшь и не подумаешь что одурманенный.

– Отойдите от окна, нечего их провоцировать. И вообще, чего мы тут разгла-гольствуем, пора сваливать, как говорят некоторые наши сограждане с зани-женной планкой социальной ответственности, что впрочем, не мешает неко-торым из них быть патриотами.

– Вы это о ком?

– Да так, знаю одного бандита который детям помогает, безвозмездно. Васи-лий Александрович, - резко сменил тон Кморин - давайте в конце концов выбираться отсюда!

– Как!? Они весь дом окружили! Только высунемся и...

– Пусть попробуют.
– Доктор решительно перехватил дробовик.

– Я как-то не дошёл ещё до такого, что садить по людям из ружья.

– А я дошёл, и вам советую поскорее дойти....
– На улице снова рвануло и поднялся какой-то гомон. Доктор метнулся к окошку и, приоткрыв занавеску, припал к щели.
– Похоже, зря я уронил формингу.

– А в чём дело?

– Непонятно, они как-то стали себя по-другому вести, более возбужденно, что ли. Ой, а это кто? Вы случайно сюда не с поддержкой пришли?

– ЧЕГО!?
– Я бросился к окну полный самых плохих предчувствий и они меня не обманули, по улице нёсся белый как мел Петька, а за ним летела молча-ливая толпа одурманенных нелюдей, и остались буквально секунды до того момента как они его схватят. Я рванул к выходу, но доктор вцепился мне в руку и затараторил:

– Это хороший шанс Василий Александрович, пока он отвлекает их на себя, мы можем уйти с меньшими потерями, может даже, убивать никого не при-дётся.
– Я посмотрел ему в глаза, доктор боялся, не до беспамятства, не до безумия, но боялся по животному, то есть окончательно, такой страх не пре-одолеть, не изменив себя в корне, что тоже практически не возможно. Что же этот Пехкавор с ним такое сделал? Пехкавор, складной человек, так ка-жется переводится, или нет? Если выберусь, нужно будет у отца спросить.