Падающий цветок

Мне сейчас совсем не до приличий и воспитанности. Грубо выдергиваю руку, и не говоря ни слова, возвращаюсь к сыну и Зейду, беру их за руки и выдавливая из себя театральную улыбку, говорю:

– Пойдёмте к себе.

– Иди с Мустафой. – Зейд целует меня в щеку, слегка касаясь губами кожи. – Я должен проконтролировать, чтобы наш павлин ничего не натворил.

Злость изменила мужа, он почерствел и лицо загрубело. Раньше я никогда не видела его в таком состоянии, он собирался бороться за нашу семью. Только ценой каких последствий?

Отрицательно качаю головой. Пытаюсь остановить его, но Зейд ловко выскальзывает из моих рук.

Его взгляд меня пугает.

Он быстро удаляется и мне остаётся лишь провожать его взглядом.

– Мама? – Мустафа дергает меня за руку, пытаясь разобраться, что происходит.

– Пойдём поиграем, Мустафа. – подхватываю сына на руки и быстро уношу в наш шатёр, не желая ни с кем разговаривать.

Интересно, сколько человек заметили, что мой сын копия Эмира?

+++

Ахмед.

С каким холодом она разговаривала.

Предвкушаю, как буду сбивать с нее эту спесь. Поставлю на колени, как когда-то в тюрьме, заставлю смотреть на меня снизу…

Тело становится свинцовым и непослушным, поршень наливается кровью. Стоит только подумать о ней, как я слетаю с катушек. Все эти годы она снилась мне каждую чёртову ночь. Ее личико преследовало меня в кошмарах. Мое личное наказание.

Халиф выделил мне гостевой шатёр и попросил принести в него вино и фрукты. Алкоголь не будет лишним.

– Смакуешь момент?

– Так и знал, что придёшь сюда. – фыркаю, рассматривая незваного гостя. Раскрасневшийся Зейд стоял позади меня, сжимая хрустальный графин с вином. Он явно хотел применить его не по назначению. – Хочешь разбить его о мою голову?

– Конечно, нет. Ты же не посмеешь.

Всегда недолюбливал его, но теперь – особенно. Этот проходимец умудрился в детстве отобрать внимание моего старшего брата, а теперь своровать у меня женщину. И в завершение – он стал отцом моему сыну. За такое я точно его не прощу.

– Нет. Иначе мне грозит казнь, и я не смогу быть со своей женой и ребёнком.

– Ты настолько самонадеян, что думаешь – я позволю всему остаться так, как есть. – меня поражает его наглость. О казни не может быть и речи, я заставлю его гнить в тюрьме. Старого Халифа жаль.

– А ты настолько эгоистичен, что ради мести готов убить своего сына и его мать? Какая судьба ждёт наложницу, сбежавшую от Эмира? А что будет с мальчиком, который у нее родился от Эмира, вдалеке от него? Допустим, тебе безразлична судьба Виктории, а Мустафы? Ты хочешь уничтожить будущее мальчика?

+++

Ахмед.

С каким холодом она разговаривала, даже не смотрела на меня. Это раздражало.

Предвкушаю, как буду сбивать с нее эту спесь. Поставлю на колени, как тогда в тюрьме, заставлю смотреть на меня снизу…

Тело становится свинцовым и непослушным, поршень наливается кровью. Стоит только подумать о ней, как я слетаю с катушек. Все эти годы она снилась мне каждую чёртову ночь. Ее личико преследовало меня в кошмарах. Мое личное наказание. Ей нравится меня сводить с ума.

Халиф выделил мне гостевой шатёр и попросил принести в него вино и фрукты. Алкоголь не будет лишним. Нужно успокоиться.

– Смакуешь момент?

– Так и знал, что придёшь сюда. – фыркаю, рассматривая незваного гостя. Раскрасневшийся Зейд стоял позади меня, сжимая хрустальный графин с вином. Он явно хотел применить его не по назначению. – Хочешь разбить его о мою голову?

– Конечно, нет. Как я посмею поднять руку на Эмира?

Всегда недолюбливал его, но теперь – особенно. Этот проходимец умудрился в детстве отобрать внимание моего старшего брата, а теперь своровать у меня женщину. И в завершение – он стал отцом моему сыну. За такое я точно его не прощу.

– Нет. Иначе мне грозит казнь, и я не смогу быть со своей женой и ребёнком.

– Ты настолько самонадеян, что думаешь – я позволю всему остаться так, как есть. – меня поражает его наглость. О казни не может быть и речи, я заставлю его гнить в тюрьме. Старого Халифа жаль.

– А ты настолько эгоистичен, что ради мести готов убить своего сына и его мать? Какая судьба ждёт наложницу, сбежавшую от Эмира? А что будет с мальчиком, который у нее родился от Эмира, вдалеке от него? Допустим, тебе безразлична судьба Виктории, а Мустафы? Ты хочешь уничтожить будущее мальчика?

+++

– Мальчику ничего не угрожает. Он Аль-Мактум и не виновен в том, что произошло. – отрезаю я с отвращением рассматривая лицо Зейда.

– Не боишься, что он будет ненавидеть тебя всю свою жизнь за то, что ты так поступил с его матерью…

– Зейд… притормози. Кто ты такой, чтобы стоять здесь и читать мне нотации? Судьбу этой женщины и моего сына я решу сам. Как и твою… Если ты не хочешь, чтобы я сравнял здесь все с землей… проваливай нахер отсюда.

Зейд мнётся у входа еще несколько минут, потом уходит, бросая на прощание:

– Как был ублюдком, так и остался.

– Приму это как комплимент.

Когда Зейд уходит, я беру в руки графин. Внутри меня так гадко. Нужно протолкнуть горечь.

В одном он прав, за побег Малой грозит только казнь. Только она может выбелить пятно позора на нашей семье.

Вот только я не могу позволить ей умереть. Если она перестанет дышать – мои легкие перестали бы тоже принимать кислород раз и навсегда.

Но вот отец с братом. Они доведут дело до конца и без моего участия.

Стоило бы поговорить с ней. Но мне страшно. Страшно, что придушу ее. Не смогу сдержать себя.

Осушив залпом графин и вытерев губы тыльной стороной ладони, закуриваю.

Пора расставить точки.

+++

Виктория.

– Мама, почему Эмир сказал, что я его сын?

Ласково глажу Мустафу по голове. Слишком взрослый. Целую его в макушку, плача без слез. Я держусь только ради моего мальчика. Он не должен видеть меня в слезах.

Не успеваю даже придумать ничего, потому что позади меня раздаются тихие шаги, еле уловимые, но я их узнаю. Они преследовали меня все эти годы.