Падший ангел. Явление Асмодея
Шрифт:
Той же ночью народ вышел в свой факельный поход. К ним присоединили отряд солдат. Люди прочесали лес, но ни людей-волков, ни их логова не обнаружили.
Глава 38
День, яркий и свежий, переливает солнечное золото по веткам берез. Сад утопает в роскошном цветении. Стоит райская тишина. В это весеннее блаженство случайной птицей залетает звонкий девичий смех.
Между яблонь кружится девушка в тонком платье. Она зовет кого-то, тихо-тихо. Голос – будто не голос, а птичье пение, кажется знакомым священнику, вот девичьи руки уже обвились вокруг его головы. Пара кружится, то ли кружится цветущий сад? Все покрыто яблоневым цветом – не отличить деревьев от людей.
–
Он молчит, восхищенно глядя на нее:
– Нет, нет. Не заменит женщина Бога, – это говорят его глаза.
– А может женщина – это и есть Бог на земле? Женщину можно любить как Бога и больше чем Бога.
Они продолжают кружиться. Но вот он кружится один, вцепившись руками в пустоту…
Льется невидимый дождь. Перекрестив руки, девушка стягивает через голову мокрое платье. И он узнает в ней Кристину. Мокренькая, дрожащая, она залазит в пустую бочку, наполненную до краев студенистым соком. Он черпает его пригоршнями и пьет. Она окунается с головой и раскрывает глаза. Ему видны ее глаза. Она смотрит из бочки на небо. И он целует поверхность, позволяющую увидеть эти глаза. Дождь обретает видимость и каждая капля приносит наслаждение. Дождь белеет и сыпется яблоневым цветом и покрывает волосы и лица лепестками цветов. Лепестки текут вместе с каплями сока. И снова глаза! Но! Сколько страдания и упрека спрятано в этих глазах! Он трусливо прячется от них, но в ладонях не находит спасения. Его руки сползают с лица – перед ним всплывает головка ребенка, какой-то маленькой девочки, чьи волосы расплываются, закрывая всю поверхность бочки. Голова поворачивается – на него в упор смотрит Олина, она не пропадала, она живет в саду.
А – а – а – а – а – а – а – а – а! – доносится из леса крик Кристины. Он оборачивается на крик и бежит туда, откуда он послышался, бежит, сначала робко, поджимая колени, потом все увереннее и тверже. Вдвоем с Кристиной они стремительно плывут по высоким зарослям травы. Бросаются в самую гущу, разгребая волны. Они амфибии, обезумевшие от потери земных притяжений…
Он проснулся, с горечью осознавая, что все привиделось во сне. Глупо пытаться заснуть еще, чтобы вернуться к утраченному. Еще глупее молиться Богу, когда хочешь женщину. Он встал, пошлепал босыми ногами к камину, оставляя за собой грязный след. Ноги опять оказались испачканными в земле. Было ясно – он бродит во сне, сам или кто-то ведет. Скорее второе.
…Он не помнил, шел по земле или летел. Он нырнул с обрыва в холодные утренние воды озера, и не хотел всплывать на поверхность. Но, не поддавшись этому легкому влечению смерти – вынырнул из воды и поплыл к другому берегу. Дышалось на редкость легко. Подземные воды обдавали тело ледяными потоками. Плыть обратно, впереди водоросли – можно запутаться в них – поплыл в сторону… И тогда он увидел ее глаза, под водой. И медузой надувшееся красное платье. Он выплыл на поверхность, жадно вдыхая воздух! Это не сон!
Выбравшись на берег, он упал и схватился за голову. Там мертвое тело девушки. Не могло быть никакого наваждения. В голове промелькнули черные фигуры людей в мантиях и сутанах, их суета у костра, выжженная земля вокруг, дикие крики, кровь, огонь, и все без лиц, лица спрятаны за капюшонами и лишь у одного, стоящего спиной, вместо затылка – козлиная маска.
Смерть кругом. Он вытащил ее на берег, вместе с веревкой, опутавшей шею. Он помолился за ее душу.
Он был тогда на поляне и должен был ее спасти. Теперь не мог сдержать себя – катался, как медведь, ужаленный пчелами, по земле, и бился о землю, как рыба пойманная в сети. Он выл как проклятый под воротами людского отчуждения. Он хватал землю, не в силах унять свои порывы. Он вопрошал к Богу раскрыть ему глаза. Он не услышал слов Спасителя…
Сомнений быть не могло – Олина погибла! Старуха вернула ее, но мертвой. Девушка никогда не назовет имя своего мучителя. Глаза ее видели
того, кто принес смерть и тех, кто знает пришельца.Как были бесконечно длинны ее волосы, распустившиеся водорослями по дну, но как коротка ее земная жизнь.
Что мог он сделать? Он пытался разгадать причины зла, но Сатана всегда опережал. Он вспомнил кровавую надпись на стене дома: «Solve et Coagula», с древних языков она означала: «Растворяй и сгущай». Еще предстояло найти ключ к этому шифру. Ключ к пониманию того, что его ждет…
Глава 39
Накануне Праздника Поздних Цветов в Кодене загудела ярмарка. Ретивой торговкой, она ворвалась в тишину узких каменных улиц, и раскрыла свои объятия для заждавшихся участников. Роскошные ряды, яркие товары и товарки манили весь люд, вытащив на свет белый самых скаредных и нелюбопытных. Большинство покупателей явилось даже не за товаром – им хотелось наговориться вдосталь, услышать сплетни. Никогда на ярмарке не замечали Отца Марка. А тут и он заявился. Его лицо осунулось до неузнаваемости. Он был небрит. Сильнее всего бросалось в глаза не то, что сутана его была помята и испачкана глиной. Впервые он не приветствовал никого. Прошел опустив глаза – подумали – ищет кого-то.
– Скоро праздник, а он, глянь явился какой!
– Где? Кто?
– Да вон священник наш пошел!
– А! Это вон там, в стороне мясных лавок?
– Протри глаза! Вон он идет! – и уверенная рука показывала в обратном направлении.
– Не может быть! Чего ему на рынке делать? К нему домработница Клара с мужем всегда приносят провиант.
– Да может уже сбежали от него?
– Я б не пошла к такому грешнику.
– Ну а ты видела?
– А ты видела?
– Чего видела?
– О чем вы? – в разговор двух подруг вмешалась третья.
– Да ни о чем, – парировали спорщицы.
– Знаю вас. Вы вспомните, как у булочника на лотке люди пальцы отрубленные находили…
– Ох! Опять ты страсти рассказываешь… К чему это вспоминать?
– К тому, чтоб вы за товаром своим следили, а не за священником.
– Волосы!
– Какие волосы?
– Волосы его растрепаны! А одежда? Грязная, будто валялся на земле…
– Ты все разглядела, да?
– Погоди, сегодня ж его видели у южных ворот! Я заходила за саженцами к фру Марии. Он шел – уверенно так, весь подтянутый, и одежда была на нем чистая.
– Может правду говорят – дьявол он, а не священник. Детей бы уберечь.
– Да! Твоего Пиху совратишь! Вырос уже на две головы выше тебя. Сколько ему уже? Шестнадцать? Семнадцать?
– А в церковь как ходить теперь?
– Как-как! Как раньше!
– Ни Бога – ни черта не боишься! Фру Изольда.
– Верно! Перекрестись! Такие страсти говоришь! Олину-то он нашел. Хоть мертвую, но нашел – родители смогли похоронить. Если б он виновен был – чего бы тело ее из воды вытаскивал?
– Бедного Иоахима – отца ее не видно давно! На улицу они теперь не показываются.
– Дожились мы – священника обвиняют – мол, одержим бесом! Тьфу!
Все с подозрением стали озираться вокруг, и чудились им козлиные рожи из – за углов старых домов, примкнувших к площади. Но никто не признался в этом, чтобы не подняли на смех. Никто не рискнул посмотреть в глаза другому – понимая что там он прочтет те же плохие предчувствия что были у самого.
Отец Марк прошел торговые ряды, остановился у лавки мастера сопилок. Под любопытные взгляды из торговых рядов, он без торга купил и завернул инструмент в кусок холста. Славный подарок для Кристины! Когда-то она любила играть на этом инструменте, пусть вспомнит свое умение. Еще он искал Янека. После их встречи в заброшенном доме, он обнаружил там следы еще одного человека, о котором Янек умалчивал. Тот след был узкий и размером меньше. Тот след привел его к настенной надписи: «ВСТРЕЧАЙ ПОСЛАННИКА СМЕРТИ». Сотворенная на стене выше человеческого роста, в отличие от первой латинской «Solve et Coagula» эта надпись была создана кусками обгоревших головешек, сваленных в кучу под стеной.