Пагубная любовь

Когда на пожертвования был куплен участок для нового дома, Силвестре принялся рушить обгорелые стены. Он работал вместе с женой, а возчик увозил камень.

Однажды в субботу, в четвертом часу пополудни, когда возчик, по обычаю, уже кончил работу, Силвестре с женой сносили то, что оставалось еще от последней стены, чтобы к понедельнику покончить с работой. Пиротехник заметил, что эта часть прямоугольной стены была на пядь толще, чем остальные стены, причем избыток толщины был обращен во внутреннюю часть дома. На потрескавшейся глине можно было еще различить царапину, оставшуюся от трения какого-то предмета о непросохшую известь.

Силвестре заключил, что, судя по этой вмятине, здесь со стеной соприкасался край дедовой кровати; к этому выводу он пришел еще и потому, что по дошедшим до него слухам часть сокровища была зарыта под кроватью; да и сам он, когда впервые вошел в дом, видел яму, вырытую в двух пядях от этой стены.

— Здесь камень потолще будет, — сказал пиротехник жене.

— Как бы не так! — возразила она. — Он кажется толще, потому что слой глины тут толще; не веришь, так убедись.

И она стала простукивать стену острым концом кирки; из-под отслаивавшейся, отваливавшейся кусками глины проступали камни, и они были ничуть не толще остальных.

— Ты права, так оно и есть, — согласился муж. — Будем рушить стену с этой стороны, а глина-то сама собой отпадет.

И с этими словами он схватил другую кирку и начал отваливать камни; жена тем временем, чтобы не сидеть сложа руки, стала обивать слой глины. С силой ударив киркою в стену, она почувствовала, что металл пробил глину и вонзился во что-то деревянное.

— Здесь доска, — сказала она.

— Щепка какая-нибудь завязла в глине, — пояснил Силвестре.

Женщина сделала еще несколько ударов в радиусе двух пядей; звук был всюду одинаков.

— Похоже, что в этом месте пустота... — заметила она.

— Что?! — Муж, работавший на подмостях, соскочил наземь и подбежал к ней. — Пустота! Что ты сказала?!

— Что ты слышал... Вот гляди... Слышишь, какой звук?

— Ох, жена! — вскричал Силвестре, впившись в нее взглядом, полным предчувствий, которые он не решался высказать словами.

И поскольку в этот миг появились люди и остановились поглазеть на развалины, пиротехник сделал жене знак; она поняла и смолкла.

— Собери инструмент, Мария, и пошли отсюда, уже почти ничего не разглядеть, — сказал он.

— Вот все, что осталось от дома Бенто-камнедробильщика, да вразумит Господь его душу! — сказал самый старый из зевак. — Какие деньжищи хранились в этой развалюхе! Пятьдесят шесть тысяч крузадо! Он же был самый богатый человек в городке и в округе, а такую нужду терпел, дьяволова добыча, прости его Господи, — и все для того, чтобы денежки поделили меж собою молодцы Луиса Пристава, а того тоже нечистый забрал, когда всадили ему две пули в брюхо на мосту Сантьяго!

— Так уж им было на роду написано, дядюшка Симеон, — сказал Силвестре.

— Будь ваш отец человек другого склада, вы бы теперь в золоте купались, как свинья в грязи, — не отставал старик.

— Все верно; да вот Господу оно не было угодно. Злая судьба...

— А вы только вообразите себе, что напали на богатство вашего дедушки!

— Не поспел вовремя...

— Верно; но вообразите только, что нашли деньги! Что бы вы сделали, сеньор Силвестре?

— Откуда мне знать, дядюшка Симеон!

— С ракетами больше возиться не стали бы, закладываю два против одного!

— Что об этом толковать... Возиться с ракетами суждено мне всю жизнь, и дай мне Господь здоровья, чтобы мог я с ними возиться.

— Аминь; но кабы досталось вам три тысячи золотых, вы бы весь наш городок себе в карман упрятали, широко бы размахнулись!

— Полно вам, какой там размах... Купил бы себе земельки да стал бы заниматься хозяйством, как сейчас занимаюсь ракетами.

— Пошли отсюда, муженек, — сказала Мария: ей уже надоели назойливые расспросы Симеона, а тот стоял, опершись на цапку, и, казалось, упивался, строя досужие гипотезы и блаженно почесывая одну ногу другой.

Симеон ушел с остальными, а пиротехник с женой отправились к себе; но как только во всех домах на улице затворились окна и двери, супружеская чета снова была тут как тут, и оба, стараясь производить как можно меньше шума, скребли стену в том месте, где киркою простукивалось полое пространство.

Им недолго пришлось потрудиться: вскоре они обнаружили гладкую поверхность доски, вмазанной в стену, словно оконная рама. Они без усилий отделили ее от камня, потому что ее не держали ни петли, ни какие-либо другие приспособления — ничего, кроме толстого слоя глины. Силвестре сунул руку в проем и нащупал что-то холодное.

— Что там? — спросила Мария, задыхаясь от волнения и молитвенно сжав ладони.

— Котелок... — пробормотал он. — Ох, женушка!.. Дай руку, сам не знаю, что у меня с головой!..

— Пресвятая дева! — воскликнула она. — Пресвятая дева!

И вместо того чтобы дать мужу руку, она сунула обе в проем и схватила котелок; а Силвестре тем временем открывал и закрывал рот в гримасе великого счастья, столь бессмысленной, что вызвать подобную могло бы лишь великое горе.

В этот миг крепкая молодка рывком вытащила тяжеленный котелок с золотом; и, присев на корточки с котелком в подоле, она воскликнула прерывающимся голосом:

— Ох, Иисусе! Я помру от радости!..

Силвестре обеими руками сжимал живот. В этой позе нет ничего смешного либо неправдоподобного для тех, кто знает, что кишечник почти всегда отзывается на душевные потрясения.

На следующее утро, при первом свете зари, стена была снесена. Соседи, слышавшие грохот, предположили, что ее свалил порыв ветра.

Но на следующей неделе строительство нового дома прекратилось. Пиротехник говорил своим благодетелям, что собирается сменить место жительства, а может быть, и род занятий.

X

В ту пору один фидалго, состоявший при дворе дона Жоана VI [142] , распорядился продать обширные поместья, которые были у него в провинции Миньо. Главная усадьба, где некогда был феодальный замок, находилась в окрестностях Барселоса. Она именовалась «Честь рода Ромарис» и составила в XII веке приданое, которое дона Женебра Трокозенде принесла своему супругу, каковой звался дон Фафес Ромаригес; он был сыном дона Эгаса и породил дона Фуаса, и все они так долго и в таком изобилии порождали потомство, что в конце концов выродились, что и доказал упомянутый фидалго, распорядившийся продать родовое гнездо, дабы украсить свой герб со львами, изготовившимися к прыжку, роскошным изображением танцовщицы.

142

Дон Жоан VI (1767—1826) — португальский король, утвердивший в стране конституционный режим.