Паломничество с оруженосцем

– Все к костру, все к костру! – закричал Самуил Светлоокий, собирая публику.

Над темно-синим лесом на том берегу догорал опаловый закат, казавшийся тусклым в свете костра. Искры улетали с треском в прозрачное зеленовато-голубое небо, и опускались вокруг черными хлопьями.

Стоногин подождал, когда застелют бревно брезентом, - сел, расставив жирные ляжки. Рядом присела скво тоже с гитарой, и они, взглянув друг на друга, взяли аккорд… Голос у главного был слабый, гнусавый, но пел он самозабвенно, притопывая ботинком. Сначала они исполнили "Солнышко лесное" – все, сидевшие и стоявшие вокруг костра, сразу обнялись, стали раскачиваться в такт песне и подпевать. Андрей увидел Зою, она сделала ему знак присоединяться, но он покачал головой. Потом запели "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались", и толпа начала раскачиваться и подпевать с еще большим энтузиазмом. Какой-то пьяный голос старался перекричать всех, выводя истошно вместо "собрались" – "нажрались".

Андрей хотел сразу уйти, но тут ему пришла одна мысль, которую он намеревался проверить. Для этого ему нужен был Стоногин, поэтому он решил дождаться конца номера.

Он отошел к краю косогора. Здесь было уже темно. Бурый отсвет костра едва освещал траву и обрывался чернотой. Несмотря на то что впереди ничего не было видно, чувствовалась пустота под ногами. Дальше снова поблескивала внизу река. А выше, над черным лесом на той стороне, синела узкая полоска – все, что осталось от вечерней зари. Маленькие тусклые звезды повисли над головой. По берегу краснели точками костры рыбаков.

Шагах в десяти остановился еще кто-то и стал мочиться.

– Что они делают, а? что делают!.. – по голосу Андрей узнал Макса. – Обязательно надо собраться, сбиться в кучу, – и раскачиваться туда-сюда, туда-сюда!.. Собраться – и раскачиваться…

– Я им устрою сегодня перформанс! – сказал второй пьяный голос, который тоже показался знакомым.

– Нет, зачем они раскачиваются, скажи? Зачем обязательно надо раскачиваться, а? И так тошно…

Андрей дождался, когда они уйдут, и тоже вернулся к костру.

Там перестали раскачиваться. Стоногин положил гитару и отошел покурить. Но тут же вскочил, пошатнувшись, поэт Шкворень и вытянул вперед руку:

– Нью поэм! "Низвержение в Мальстрем" (подразумевается мейнстрим), – провозгласил он с гневом, глядя остановившимися, расширенными зрачками в огонь. И рявкнул: – Всё, тихо!

– Мы тебя слушаем, Иван, – сказал, как можно спокойнее, Светозар.

Шкворень опустил руку, а потом поднял ее медленно над головой, начал:

И все-таки мы падаем в Мальстрем —

Летим, опустошенные паденьем.

Вся жизнь была для нас сомненьем —

И вот сомненья нет: низвержены, как спермь…

Он рубанул рукой воздух.

– Как что, Иван? – спросил Светозар. Шкворень отшатнулся, словно впервые увидел его, разглядел и сказал:

– Как сперма.

– Извержены или низвержены? – не отставал ученый.

– Низвержены, блядь!

– Сперма обычно извергается…

– А у меня низвергается! – заорал и наклонился к Светозару чтец.

– Хорошо, продолжай, – сказал тот и, когда Шкворень набрал воздуху в легкие, пожал извинительно плечами: – Гневлива порода поэтов.

Шкворень продолжал чтение:

Все затопил счастливый визг.

Наш дивный вождь, с глазами павиана —

Близкопосаженность есть признак мана, —

Зовет назад, но мы сорвались вниз…

– Иван! – прервал его снова Светозар. – Это – сложное для восприятия на слух произведение. Давай, мы с ним познакомимся, когда ты опубликуешь его в "Графомане", хорошо? Сейчас мы все равно ничего не поймем. Для первого ознакомления достаточно: сразу чувствуется, что это - программная вещь, которую нужно еще осмыслить. Договорились?

Шкворень задумался: смеются над ним или нет – решил, что нет, и мотнул головой в знак согласия.

– Значит, в "Графомане"… Для тех, кто не знает: это – наш литературный альманах. – Шкворень еще раз мотнул головой, очевидно, поклонился и сел на бревно, но с размаху повалился на спину, задрав кверху ноги. Раздался смех, он с трудом поднялся и хотел снова вскочить, однако ему не дали.

Андрей между тем решил исполнить то, ради чего остался. Он подошел к Стоногину, курившему за кругом с телепоросенком и Максом.

– А-а, – воскликнул скорпион. – Охрана! Это – наш сторож… Как его? – запамятовал… Ай-м вери, вери сорри!

– Извините, я хотел с вами поговорить, – сказал Андрей, пропустив мимо ушей выпад Макса. Они отошли в сторону, и Стоногин, изобразив на лице внимание, наклонил голову, расставил ноги.

– Тут есть деревня неподалеку… – Андрей, не вдаваясь в подробности, рассказал о том, что случилось с деревней Тишкино.

– Видите ли… во всякой игре есть свои правила, – приступил к разъяснению с начальственным терпением Стоногин. – Но есть одно общее: не играть против своей команды. Я не могу помещать материалы даже против одного игрока, если это противоречит нашей идеологии.

– Какая игра? при чем тут это? – погибли люди, – возразил Андрей.

– Для этого существуют правоохранительные структуры…

– Боюсь, они тоже в вашей команде, – усмехнулся майор.

– Обратитесь к оппозиционной прессе, – сказал Стоногин ледяным тоном.

– Где она? – развел руками Андрей.

– У вас за спиной стоит. – Андрей оглянулся и увидел Макса.

– Да их там нет! Их нет!.. – завопил в стельку пьяный скорпион. На шум подошли Светозар, Зоя, еще кто-то из "перьев".

– Это вас нет, – сказал Андрей, и хотел уйти. Он почувствовал, как в нем все закипает, но решил еще что-то объяснить:

– Здесь в тридцати километрах есть деревня…

– Не-ет!.. – завопил истошно Макс.

Стоногин отвел поросенка в сторону, подальше от скандалистов.

– Нет, есть. Она из пепла встанет и в аду будет гнаться за вами!.. Как за мной – кишлак… – последнее Андрей кинул главному вдогонку.

– Нет деревни – и ада нет! Ничего нет! – верезжал Макс. – Да он же никто, никто – он сторож! Ну-ка пшел вон, мразь!.. – Андрею кровь ударила в голову. Он приподнял Макса за шиворот, встряхнул его и разглядывал, держа на весу (лишь носки кроссовок касались земли), словно придумывал, что с ним сделать.

– Немедленно опусти его! – Он увидел настороженное лицо Зои и поставил присмиревшего скорпиона на ноги. Тот сразу обмяк, уснул – или притворился спящим: стал оседать, как мешок, – его подхватили и увели.

Когда туман перед глазами рассеялся и ярость утихла, Андрей разглядел рвущегося в бой Шкворня: того удерживал писатель-вагинист.

К майору, как укротитель к разъяренному льву, приблизился Светозар.

– Вам надо было сразу ко мне обратиться: я вхожу в общественный совет при губернаторе – есть такой совещательный орган. А они люди подневольные – поденщики пера, – сказал он мягко, делая кому-то знаки, чтобы не беспокоились за него. – И я уверен, глава области не оставит без внимания вашу просьбу. Мы с ним как раз на следующей неделе встречаемся, чтобы обсудить наболевшие проблемы. Как правило, к нам прислушиваются. Давайте сядем, – пригласил он Андрея на бревно.