Память (Братья)

– Ты сегодня цветешь, с чего бы это? – спросил Дубенко довольным тоном. Как и все мужчины, он решил, что женщина прихорашивалась исключительно ради него.

– Как вы себя чувствуете, Дубенко? – Антонина проигнорировала его хамский вопрос.

– Ты не ответила!

– Хорошо. У меня сегодня важная встреча. Сразу после дежурства.

– Свидание, что ль? – усмехнулся он.

Антонина посмотрела на него с жалостью и ничего не ответила. «Опять хамит от бессилия. Почему мне по жизни попадаются только такие вот, слабые?». Надев манжету для измерения давления на руку Дубенко, Антонина задумалась.

Богатого опыта общения с мужчинами у нее не было. Да и мужчин в жизни Тони Ворониной было всего три. Замуж она вышла, будучи еще студенткой. Любовь и жалость к слабому, совсем неприспособленному к жизни профессорскому сынку, толкнула ее к нему в постель. Она хотела просто утешить его после очередной неудачи: в тот раз он провалил экзамен, и даже мамины старания не помогли. Получилось то, что никак не ожидалось: она забеременела сразу. Мамочка, вопреки ожиданиям, обрадовалась известию о будущем внуке. Развернув бурную деятельность, она быстро организовала свадьбу, выделила молодым две смежные комнаты в профессорской квартире и, скинув на молодую жену заботу о непутевом сыночке, спокойно вернулась к любимым крыскам и мышкам: биологом она была известным, и по ее учебникам учились тысячи студентов. Работу по дому выполняла Искра: не поймешь девушка, не поймешь старушка. Она приехала из деревни и была столь непомерно толста, что жировые складки на лице вполне можно было принять за глубокие морщины. Кто в ее захолустье дал ей такое чудное имечко, она не говорила, только краснела и смущалась. Антонина, сама выросшая в небольшом городке на Каме, жалела ее и старалась особенно не нагружать. Так получилось, что Искра стала единственной близкой подругой Тони, у которой беременность протекала очень тяжело. Жалея друг друга, они дружно возились на кухне, ходили на рынок за парным мясом и свежими овощами. По-крестьянски экономная и честная, Искра вела хозяйство отменно, время от времени складывая в отдельную коробку из – под печенья оставшиеся рублики. Копила она не для себя, так, на черный день «хозявам», как она называла профессоршу и ее сына. «Мужика – то у них нет, мало ли что!» – рассуждала она. Тонин муж мужиком не считался. «Валерик чисто дитя, как ты за него пошла, не знаю!» – сокрушалась она, жалостливо глядя на растущий животик Антонины. Искра же и открыла ей глаза на мужа: оказывается, тот пил водку чуть ли не со школы, периодически укладываясь в клинику для поправки здоровья. И папаша у него умер, хлебнув некачественного пойла. Вот так. Размеры катастрофы Тоня поняла после родов: мальчик родился с ДЦП. Отдать сына в спецзаведение Тоня отказалась, взвалив на себя еще и заботу о больном ребенке. Об учебе пришлось забыть. Муж пил, неделями не показываясь дома, свекровь еще больше ударилась в работу, а Тоня с Искрой по очереди возились с малышом, который был так хорош собой, словно ангел со старинной открытки. Слава Богу, денег в семье было достаточно, свекровь, видимо понимая, что ничем другим не может помочь невестке, все заработанные деньги отдавала ей. Однажды, когда в очередной раз Валерик, высохший и с зеленой физиономией, появился в дверях маминой квартиры, она выгнала его. «У меня нет сына, только дочь и внук!»– сказала она ошарашенному парню, закрывая перед ним дверь. После этого она позвала к себе в кабинет невестку и Искру и, тяжело опустившись в кресло, начала нелегкий для нее разговор. Тоня и Искра, замирая от ужаса и жалости, узнали, что она больна, и жить ей осталось всего ничего. Это были последние наставления, она все продумала и решила за двух неопытных подруг. «Я не ошиблась в вас, девочки», – были ее последние слова. Валерик, узнав о смерти матери из некролога в газете, явился на похороны в стельку пьяным. После поминок он исчез. Больше они о нем ничего не слышали долгие пять лет. Девушки выполнили все, что завещала его мать. Антонина закончила медицинский, Искра – курсы парикмахеров. Они продолжали жить в этой огромной квартире, ухаживая за мальчиком, играя с ним и по мере возможности обучая необходимым навыкам. Васятка рос спокойным, улыбчивым и терпеливым: болел он часто, можно сказать, что здоровым он был всего несколько месяцев в году.

Черная полоса в жизни Антонины началась со смерти мужа. Однажды к ним пришел участковый с известием, что за городом, в дачном массиве, нашли его тело. По иронии судьбы он умер, как и его отец – от «левой» водки. Заболел менингитом Васечка. Антонина съедала себя поедом, что не смогла вытащить сына: он умер во сне, заплатив своей жизнью и смертью за грехи отца и деда. Антонина и Искра остались одни. Они почти не разговаривали, у них словно не хватало сил говорить ни о чем. Антонина, после интернатуры, попала на работу в военный госпиталь, беря в нагрузку дополнительные дежурства, только бы пореже находиться в квартире. Искра напротив, принимала клиентов на дому, зарабатывая стрижками и укладками. Она немного похудела, стала покупать себе вещи «с талией» и перестала стесняться низкого декольте. Все еще надеясь устроить свою бабью судьбу, она обзавелась новыми подружками, такими же незамужними, как и сама. С ними она ходила в клуб «кому за тридцать» на танцы. Однажды ей улыбнулась удача: ее пышными формами соблазнился командировочный с Севера, мужик здоровый и при деньгах. Девочку Искра родила крепенькую, на четыре с половиной килограмма. А вот саму мамочку спасти не удалось. Отдав все силы ребенку, она вздохнула последний раз, с мольбой глядя на Антонину, присутствующую при родах. И опять Тоня корила себя в смерти подруги: у Искры оказалось слабое сердце, просто она никогда не жаловалась. Конечно, девочку она удочерила, дав ей простое деревенское имя, как и пожелала Искра – Фрося. Записав своего бывшего мужа в отцы, она получила на Ефросинью Валерьевну Воронину метрику и стала растить ее как родную дочку.

«Как там Фроська в Италии? Вот бы внучку привезла в этом году», – помечтала она. Когда ее дочь заявила, что станет моделью, Антонину просто заклинило: впервые она заорала на бедную девушку. Фрося, забыв от страха обидеться на мать, побежала к аптечке накапать чего – нибудь успокаивающего. Потом они весь вечер проплакали, по очереди утешая друг друга. «Это не профессия, ты не сможешь себя прокормить, бегая по «языку», – твердила Антонина. Она видела то, чего не хотела замечать девочка: худоватый подросток ростом метр семьдесят пять со временем может превратиться в пышку. Вспомнив Искру, она тогда решила, что должна все рассказать дочери об ее настоящей матери. Фрося долго смотрела на фотографии Искры, веря и не веря в то, что она не дочь Антонины. Отцом она даже не поинтересовалась, а Антонина решила за благо промолчать. Моделью Фрося таки стала: изнуряя себя диетами и шейпингом. Первый показ в Падуе оказался последним: в нее с ходу влюбился местный ресторатор. Забросав девушку комплиментами и подарками, он добился ее согласия на брак, поставив только два условия: она бросает подиум и немного прибавляет в весе. Родив Лусию, или Люську, как называла ее Антонина, Фрося обзавелась лишними десятью килограммами. Муж просто таял от счастья, обожая свою пышечку – жену и пухляшку – дочку…

– Ну, что ты там намерила?

– Все хорошо.

– Что может быть хорошего, если я тут валяюсь?

– А что ты хотел? – раздражаясь, Антонина опять перешла на «ты».

– Ты говорила, что поставишь меня на ноги! – в голосе Дубенко слышались просящие нотки. Антонина с удивлением посмотрела на него.

– По – моему, я сказала, что это зависит и от тебя.

– Я денег тебе дам. Много.

Антонина окончательно взъярилась.

– Ну что ты за человек, а, Дубенко? Что ты все на деньги меряешь? А просто человеческое отношение тебе недоступно?

– Ну не от большой же любви ты со мной возишься?

– Да, не от большой. От большой люди только глупости делают.

– Вот видишь.

– А от больших денег дураками становятся.

– Это ты обо мне?!

– Нет, о Пупкине!

– Злая ты, Антонина. Это от того, что мужика с тобой рядом нет.

– Есть, – Антонина усмехнулась: она не соврала. «Мужик» в доме имелся. В данный момент, накачавшись пива под самую макушку, он наверняка спал у компьютера. Нынешний «муж» Тони слыл поэтом, в годы советской власти кропавшим стишата на модную тогда «трудовую» тему. Сейчас его вдохновить могли только литров пять пива. Его Муза, видимо потребив градусы на пару с ним, засыпала раньше, чем опустошалась последняя бутылка. Начатое стихотворение так и оставалось недописанным. Антонина утешала поэта, проспавшегося после трудового подвига, и давала ему рубли на опохмел. Ей самой порой не было понятно, отчего она его не выгонит: у поэта имелась вполне сносная жилплощадь в коммуналке.

Антонина вдруг представила себе милую картинку: она, усталая после дежурства, приходит домой, а ее встречает муж – Дубенко. На нем поверх домашних треников повязан ее любимый клетчатый фартук, а в руках… скалка! Брови сдвинуты «домиком», губы сердито поджаты. Антонина глянула на больного и рассмеялась: у мужика было точно такое выражение лица.

– Ну?! – Дубенко разозлился.

– Иван Иванович, давайте еще раз попытаемся поговорить серьезно. Мой визит к вам на службу мне даже вспоминать не хочется…

«Скажите, какие мы нежные», – со злорадством подумал он.

– Здесь я на своей территории, да и ваше положение дает мне возможность повторить все то, что я говорила вам в прошлый раз.

– Не стоит, у меня память хорошая!

– Замечательно. Тогда у меня один вопрос: вы хотите вновь стать мужчиной?

– Это в каком же смысле? – в голосе Дубенко послышалось ехидство.

– Это в таком смысле, чтобы встать на свои ноги и перестать изображать умирающего.

– Издеваешься… – утвердительно качнул головой Дубенко.

– Понимайте, как хотите. Но без вашей помощи мне не справиться.

– Говори, что надо делать, – вполне миролюбиво буркнул Дубенко.

– Всего лишь, перестать мне сопротивляться.

Дубенко только молча кивнул. «Вот и ладненько. Первый шаг мы сделали», – подумала Антонина, сама не зная толком, что имела в виду: то ли его выздоровление, то ли зародившееся, похоже только у нее, чувство.

Глава 40

Отговориться от заботы Ляльки Маринка смогла только уверив ту, что запрется на все замки и сразу же ляжет спать.

«Как же я устала», – Маринка отперла дверь «черного» хода.

Она впервые после смерти отца поднималась по этой узкой лестнице, которой пользовались только жители третьего этажа: выходов на другие этажи с нее не было. Ведь папу нашли именно здесь: человек, застреливший его, а потом и Маринкину бабушку, столкнул его тело вниз по ступенькам.

Маринка вошла в квартиру и скинула туфли. Босиком прошлепав в свою комнату, она буквально рухнула на кровать. «Что же теперь делать? Я понимаю, Борин не мог мне сказать, что Вадима подозревают в убийствах девушек, вот и придумал на ходу, что того разыскивают, как свидетеля. А я уверена, это он. Он мог. Потому я его и бояться начала, что он вдруг стал раскрываться с другой стороны. Он просто снял маску, перестал сдерживаться. Как я не замечала, что он не адекватен? Приписывала его срывы кавказскому темпераменту. Только вот знать бы, какие тараканы у него в голове? И что мне ждать? А вдруг правда посмеет ко мне придти? Прав дядя Леня, нужно дверь запереть на все замки». Маринка побрела в коридор. Когда – то отец, заказав новую входную дверь, попросил врезать туда замок, который можно было открыть снаружи и изнутри только ключом. Обычно, они, находясь дома, не запирали его. Маринка выбрала из связки самый длинный ключ, вставила в замочную скважину и повернула три раза.

Сон накрыл ее, как только голова коснулась подушки. Она не слышала ни скрежета металла, ни легкого скрипа дверных петель.

Лялька, сидя в машине, смотрела на Маринкину спину, на ее опущенные худенькие плечики и чуть не плакала от жалости к этой девочке. «Да что же это такое! Когда же это закончится!», – она никак не могла понять, почему за грехи их с Галкой биологической матери расплачивается сестра и теперь еще и ее дочь. Анна Андреевна никогда не была идеальной женой и матерью и, похоже, даже сейчас не задумывалась о своей уже почти прожитой жизни. Уже одно то, что в молодости она оставила новорожденную Галину в роддоме, уехав со своим любовником, не делало ей чести. Хорошо, что девочку сразу же удочерила тетя Валя, ее двоюродная сестра. То, что Галина рождена ею, Лялькина мать сообщила им только после гибели тети Вали. Галине к тому времени исполнилось уже сорок! Как же все – таки порой несправедливо обходится судьба с человеком! Тетя Валя, открытый и щедрый душой человек, не сказавший ни о ком ни одного дурного слова, жестоко убита. Теперь все, кто ее любил, ощущают сиротство. Лялька сама без конца «разговаривает» с ней, может быть, поэтому ей удается сохранять в своей жизни пусть и хрупкое, но равновесие. Что же говорить о Галке, которая в тот же день потеряла и мужа…