Память льда

— Капитан, — окликнул Парана один из сержантов, — мы ведь не просто так «гостинцы» достали. Баргасты поперли на нас. А мы крепились. Ждали вашего сигнала.

— Приятно слышать. А теперь — смотреть во все глаза, но сохранять спокойствие. Я иду совещаться с Хумбралом Тауром.

И с этими словами Паран повернулся и зашагал к ристалищу.

Лицо вождя баргастов посерело. Он то и дело поворачивал голову туда, где на окровавленной земле застыл его самый младший и любимый сын. Вокруг Таура толпилось с полдюжины предводителей мелких племен. Все они что-то говорили ему. Даже сейчас каждый стремился перекричать и оттеснить остальных. Но Хумбрал не слушал никого.

Паран протиснулся сквозь толпу. Капрал Недотепа сидел на корточках рядом с Соломкой. Он зажимал рану на левой руке Ходока и что-то шептал, прикрыв глаза. Судя по слабым движениям, раненый был еще жив! И перестал биться в конвульсиях. Значит, Соломка сумел каким-то непостижимым образом восстановить ему дыхание. Паран недоуменно покачал головой: он всегда думал, что перебитое горло означает верную смерть.

«Конечно, если поблизости нет опытного целителя, которому доступен магический Путь Дэнул. Но Соломка точно не из таких. Он простой лекарь, освоивший парочку примитивных заклинаний. И как он только сотворил подобное чудо?»

— Эй, малазанец! — Взгляд Хумбрала Таура застыл на Паране. — Иди сюда. Надо поговорить.

Эти слова были произнесены на даруджийском. Потом Таур что-то крикнул на своем родном языке, обращаясь к толпящимся вокруг вождям. Те нехотя отошли, бросая на капитана злобные взгляды.

Теперь Паран и Таур стояли лицом к лицу.

— Твои воины непочтительно отзываются о тебе. Говорят, что у тебя жидкая кровь.

— Они — солдаты. Я — их новый командир. Они меня еще не знают.

— Ну и что? Они обязаны тебе подчиняться. Ты для острастки убей одного или двоих — остальные сразу научатся тебя уважать.

— У нас так не принято: командиры должны не убивать солдат, а заботиться о сохранении их жизни.

Хумбрал Таур сощурился:

— Ваш баргаст сражался на иноземный манер. Тот, кто ищет родства, не будет биться как чужак. У моего сына еще не было имени, но он успел победить в двадцати трех поединках. Он выиграл их все, не получив даже мелкой царапины. Ему было суждено стать великим воином. А теперь я его потерял.

— Но Ходок до сих пор жив, — сказал Паран.

— Со сломанной глоткой не живут. Наверное, ты и сам это знаешь. И как только у него хватило сил ударить противника мечом? Мой сын пожертвовал рукой, чтобы его убить. Даже если бы мальчишка остался жив, каково воину без правой руки?

— Я ценю доблесть твоего сына, предводитель.

— Напрасная жертва. Так ты утверждаешь, что Ходок поправится?

— Не знаю. Мне нужно спросить нашего целителя.

— Духи замолчали, — через некоторое время произнес Хумбрал Таур. — Они ждут. Вот и нам нужно ждать.

— Младшие вожди могут не согласиться с тобой, — осторожно заметил Паран.

Таур нахмурился:

— Это дело баргастов. Возвращайся к своим солдатам, малазанец. Убереги их… если сумеешь.

— Так что, наша судьба теперь зависит от того, выживет ли Ходок?

— Не только! — прорычал Хумбрал Таур. — А пока довольно разговоров.

Он повернулся к капитану спиной. И вновь соперничающие предводители племен окружили его, требуя внимания.

Преодолевая вспыхнувшую в животе боль, Паран вернулся туда, где лежал Ходок. Капитан опустился на землю рядом с целителем Соломкой. Между ключицами раненого торчала костяная трубка, через которую Ходок со свистом дышал. Его горло выглядело сплошным кровавым месивом. Баргаст находился в сознании; в его открытых глазах застыла боль.

— Я соединил сухожилия на его левой руке, — сообщил Соломка. — Руку он сохранит. Но чтобы она совсем поправилась, моего умения мало. Как же здесь нужен Молоток!

— А это еще что? — спросил Паран, указав на костяную трубку.

— С магическими Путями творится что-то неладное, — пояснил целитель. — Да и не силен я по части исцеления чародейством. А это — хитрость костоправов. Когда я еще служил в Шестой армии, подсмотрел у Бычары, тамошнего целителя. У него тоже не особо ладилось с магией, вот он и напридумывал разных способов обойтись без колдовства.

— Но штучка-то хлипкая. Полагаю, это лишь временное средство.

— Так и есть, капитан. Потому я и сказал, что нам очень нужен Молоток.

— И все равно ты молодец, Соломка. Не дал Ходоку задохнуться, а это главное, — сказал Паран и встал.

— Спасибо, капитан, — смущенно пробормотал целитель.

— Капрал Недотепа! — крикнул Паран.

— Я здесь.

— Возьми нескольких бойцов, и охраняйте Ходока. Мало ли что у баргастов на уме. Как только Соломка даст позволение, перенесете его в наш лагерь.

— Слушаюсь.

Капрал бросился выполнять приказ.

Капитан обвел глазами небо и облегченно вздохнул:

— Ну наконец-то!

Соломка тоже встал:

— Вы к ним Меченого послали, да, капитан? Смотрите, он возвращается с пассажиром. Хотя, может, это Быстрый Бен…

Паран продолжал всматриваться в черное пятнышко:

— Только если морант нарушил мой приказ…

— Неужели Молоток? Клянусь копытом Фэнера, а вы здорово придумали, капитан.

— Наша встреча с баргастами не должна повлечь гибель ни одного сжигателя мостов. Такой приказ я получил.

Соломка растерянно кивнул и снова склонился над Ходоком.

Нельзя сказать, чтобы склон был слишком уж крутым. Но Быстрый Бен поднимался по нему с заметным трудом.

— Слушай, маг, может, позвать ребят, чтобы они тебя понесли? — предложила Хватка.

Быстрый Бен отер пот со лба и покачал головой:

— Не надо. Мне уже лучше. Здесь полным-полно баргастских духов. Их становится все больше. Они стойко противятся заразе. Скоро я совсем оправлюсь.

— Верится с трудом, — хмыкнула капрал.

— Тропа Худа — не место для веселых прогулок. Там явно творится неладное.

— Это дурная новость. Чего же нам тогда ждать дальше?

Быстрый Бен промолчал.

— Не хочешь говорить? — насупилась Хватка. — Я и так знаю. Когда наш сержант услышит про баргастских духов…

— Тебе нравится, когда Мураш дергается? — спросил маг, заставив себя улыбнуться.

— Естественно. Должны же у нас быть хоть какие-то развлечения!

На вершине холма сжигателям мостов попалось еще несколько гробниц, меньшей величины. В выгоревшей траве прыгали длинноногие серые птички. Все так же неутомимо жужжали насекомые. Люди шли молча. Говорить на жаре — лишь понапрасну тратить силы, а впереди еще несколько часов пути по солнцепеку.