Память льда
Шрифт:
«…Мое имя Карасса Ав… Однажды после захода солнца я увела сына Тала — нашего заклинателя костей — в долину Глубокого мха. Я была тогда женой Ибинала Чода и дважды нарушила древний закон: изменив супругу и раньше времени сделав мужчиной этого мальчишку…»
«…В год Сломанного Рога мы нашли волчат…»
«…Я мечтал отвергнуть Ритуал. Я хотел встать на сторону Оноса Т’лэнна…»
«…Лицо, залитое слезами, — это было мое лицо…»
«…И я, Ибинал Чод, видел, как моя жена повела мальчишку в долину. Я знал, что там она сделает его мужчиной; знал, что он окажется в самых нежных руках, какие только есть на этом свете…»
«…Огонь катился по равнине, сжигая траву…»
«…Ранаги…
«…Я так любил ее…»
Множество голосов. Лавина воспоминаний. Эти воины ничего не забыли. В мертвых телах сохранялись живые воспоминания. Сохранялись почти триста тысяч лет.
«…Был другом Онрака из Логросовых имассов. В последний раз я видел Онрака среди погибших воинов его клана. Их всех убили на улице, но одиночников мы уничтожили. Правда, заплатили за это чудовищную цену…»
«…Я была готова бросить свое сердце к ногам Легана Брида. Ах, какой он был смышленый. А уж как умел меня развеселить…»
«…Едва обряд начался, наши взгляды встретились — мои и Маэнаса Лота. Я увидела в его глазах такой же страх, какой ощущала сама. Наша любовь, наши мечты о новых детях, которые родятся взамен погибших во льдах… все это теперь приносилось в жертву Ритуалу…»
«…Я, Канниг-Тол, смотрел, как мои охотники метнули копья. Она, бывшая самой последней на континенте, упала, не издав ни единого звука. Будь у меня тогда живое сердце, оно бы разорвалось. Война поглотила нас. Мы забыли своих богов и стали поклоняться богу жестокости. Такова страшная правда, и я, Канниг-Тол, не собираюсь замалчивать ее…»
Разум Итковиана отчаянно сопротивлялся, пытаясь помешать его собственной душе откликаться на горестные призывы множества страдающих душ, стремясь закрыть сердце перед исповедями т’лан имассов.
«Как вы могли совершить такой чудовищный Ритуал? Что вы с собою сделали?.. А ведь она отвергла ваши мольбы. Она бросила вас».
Нет, теперь несокрушимый щит уже не мог спастись: он принял их боль и лавина воспоминаний медленно уничтожала его. Слишком много всего, слишком сильные чувства, каждый миг вновь пережит этими заблудшими, неупокоенными созданиями… Итковиан тонул. Он опрометчиво пообещал этим несчастным душам освобождение, даже и не предполагая, какой поток хлынет на него. Итковиан чувствовал, что захлебывается в невидимых волнах. Еще немного — и силы его иссякнут, и тогда тысячи т’лан имассов вновь останутся обманутыми. Но ему не справиться с этим самому. Ведь бог оставил его.
«Я — Пран Чоль. Смертный, ты должен выслушать меня».
Он один, совсем один, и сил становится все меньше.
«Внемли мне, смертный! Есть место — я могу показать тебе его! Ты должен отнести туда все, что мы даем тебе, — это недалеко, совсем рядом! Слышишь, смертный? Туда, в то место».
А силы уже совсем на исходе…
«Смертный, ты должен это сделать. Ради „Серых мечей“ ты должен это сделать. Продержись еще немного, и ты им поможешь. Я отведу тебя».
Ради «Серых мечей»?
Итковиан протянул руку и ощутил пожатие дружеской руки. Сильной, теплой, живой.
Мхиби казалось, что ползет не она, а земля под нею. Мимо проплывали зеленые стебельки и чашечки лишайников, заполненные чем-то красным. Встречались и другие лишайники — белые, точно кости, и полные изящных узоров. Кое-где серел гранит, на котором они и росли. И весь этот мир был совсем рядом.
Она вторглась сюда и безжалостно крушила своим телом хрупкую красоту, оставляя за собой мертвую полосу. От этой мысли Мхиби захотелось плакать. Но впереди была клетка из костей и сморщенной кожи, а внутри — что-то громадное и расплывчатое. Тень,
которая по-прежнему звала ее и требовала сломать клетку. Разбить ее и коснуться того, что находилось внутри.И вдруг нечто — невидимое и огромное — придавило женщину к земле. Бедняжка похолодела от ужаса.
Земля под нею зашевелилась и выгнулась, вспышки замерцали в густеющих сумерках, воздух внезапно стал горячим. В отдалении прогремел гром.
Подтянув ноги и упираясь одной рукой, Мхиби кое-как сумела перевернуться на спину. Хриплое дыхание вырвалось из груди, и она увидела…
Рука крепко держала Итковиана. До несокрушимого щита начало доходить: за лавиной воспоминаний его ждала лавина боли. Той самой, которую он посулил принять на свои плечи. А дальше — освобождение. Дар, обещанный т’лан имассам. Если только он вообще выдержит все это…
Рука повела Итковиана. Путешествие совершалось в его разуме; тем не менее несокрушимый щит шагал, словно великан, глядя с высоты своего роста на ландшафт, который был где-то далеко-далеко внизу.
«Смертный, отпусти эти воспоминания. Пусть они напитают землю и глубоко погрузятся в нее. С твоей помощью, смертный, они вернут к жизни этот опустошенный, умирающий край.
Пойми же. Ты должен это понять. Воспоминания принадлежат почве, камням, ветру. Они слагают незримую суть земли, которая затрагивает душу каждого, кто способен узреть невидимое. Затрагивает тихим шепотом, отзвуками безмерно далекого прошлого. Каждая жизнь добавляет сюда несколько своих собственных слов.
Напитай этот мир, смертный, чтобы он перестал быть миром снов. И знай: мы преклоняем перед тобою колена. Наши сердца благодарно замирают перед твоей щедростью. Ты — не т’лан имасс, Итковиан, но ты вызвался нам помочь… Отпусти же эти воспоминания и оплакивай нас, смертный».
Облако возникло из ниоткуда и теперь вздымалось, разрасталось, черным куполом накрывая бесцветное небо. Оно ползло, погребая под собой рваные полосы радуги. Горизонт тут и там разрывали багровые молнии.
Мхиби думала, что сейчас хлынет дождь, но вместо этого пошел град. Он ударял по земле, по хрупким лишайникам. Ближе, еще ближе. Наконец первые градины посыпались и на нее тоже.
Рхиви закричала, стараясь защититься, прикрыться руками. Каждый удар был взрывом, на бедную женщину обрушились не просто замерзшие капли воды, а нечто куда большее.
Жизни. Древние, давно позабытые жизни. И воспоминания. Они все падали сюда, где лежала Мхиби, и били больнее, нежели обломки железа.
Внезапно боль прекратилась. Чья-то тень укрыла рхиви, рядом с нею сгорбился некий силуэт. Теплая, мягкая рука коснулась ее лба, и раздался голос:
— Еще совсем немного, милая девочка. Эта гроза — неожиданность… — Ее защитник замолк, а потом охнул, когда град внезапно усилился. — И тем не менее… все складывается чудесным образом. Но тебе никак нельзя сейчас останавливаться. Ничего, Крупп тебе поможет…
Как смог, он укрыл ее от града, а затем потащил вперед, все ближе и ближе…
Серебряная Лиса брела бесцельно, сама не зная, куда идет. Глаза распухли от слез. Все, что задумывалось еще там, на безвестном кургане близ Крепи, в пору ее недолгого детства, теперь представлялось пустой затеей.
Она отвернулась от т’лан имассов. Отвернулась от т’лан айев. Но ведь не навсегда, а только на время, на короткое время, пока будет создавать для них новый мир. Она думала, что соберет духов и у древних воинов появятся боги. Исстрадавшиеся души т’лан имассов обретут покой и исцеление. Там, в том мире, ее мать вновь станет молодой и здоровой. В мире снов — щедром подарке К’рула и Круппа.