Память мёртвых на Весах Истины
Шрифт:
– Ты найдёшь путь туда. Тебе нужно будет лишь выстоять, когда окажешься там.
– Она не будет одна, – тихо, но твёрдо проговорил Нахт.
– Ты понадобишься ей, страж.
– Чтобы выстоять там, куда не смогут пройти другие.
– А дальше… дальше ты узнаешь имена, Хекерет-Нэсу Шепсет. Немало их удивит тебя, немало их ты не знаешь вовсе. Останется лишь разрушить колдовство и освободить их.
– Позволь справиться с этим тем, кто подле тебя. Тот, кто привёл тебя в Нубт, знает, что с этим надлежит делать.
Они говорили о Таа. Если тайник Сенеджа даст им нити к другим заговорщикам – там чати справится гораздо лучше Шепсет,
Что ж, это звучало разумно.
И она не могла не спросить, полная надежды.
– Стану ли я слышать голос Владыки Рамсеса ярче, яснее?
– Ищи пути.
– Попробуй вернуться к началу, когда только узнала его.
– Ты должна стать его голосом для других.
– Должна услышать, что он повелит и что пожелает сказать миру.
– Ради этого он выбрал тебя, когда разглядел. Знал, как может повернуться его путь.
Эти слова засели в сердце, точно заколдованная игла Сенеджа. «Знал, как может повернуться». И уже второй раз жрецы говорили, что Владыка Рамсес выбрал её для некой цели. Неужели он был готов к тому, что его собственные союзники обернутся против него? И что ему понадобится кто-то, кто услышит его с Той Стороны?..
Один из жрецов выступил вперёд, неспешно прошёл по залу, минуя статуи. Тени и пламя обрисовывали его силуэт и лицо, скрытое за архаичной ритуальной маской, похожей скорее на погребальную. Он принадлежал пространству храма и вместе с тем казался нереальным. Отчего-то его присутствие вызывало в Шепсет трепет. Но она не отшатнулась, не отвела взгляд, когда жрец приблизился к ней почти вплотную.
– Твои собственные разум и сердце могут стать угрозой на этом пути, – прошептал он, и этот шёпот эхом прокатился внутри неё, пробуждая старые страхи. – Стать створами, не пропускающими истину. Потому ты можешь оступиться и не услышишь его. Сама запрёшь своё восприятие.
Сквозь прорези маски блеснули отражённым пламенем глаза. Его взгляд сковывал так же, как его слова – пугали.
Губы Шепсет разомкнулись, но она не сразу сумела произнести хоть слово.
– Как… как мне избежать этого?
Жрец покачал головой.
– Ты не сможешь избежать того, что живёт внутри тебя, – проговорил он мягко, почти сочувственно. – Но в час, когда придётся выбирать, выбирай мудро.
Он чуть подался вперёд, наклоняясь к ней, и словно пахнуло ветром Той Стороны из-за ложной двери гробницы. Когда жрец снял маску – Шепсет была почти готова к тому, что увидит там…
Почти.
Его лицо иссохло – мёртвые останки, одухотворённые его присутствием, освящённые ритуалами Инпу. Мумия, поднявшаяся из своего саркофага. Только теперь девушка разглядела, что помимо жреческих одежд на нём были остатки погребальных покровов. До этого сознание словно вымещало эти детали как нечто неприемлемое.
Черты его не были пугающими, застыли в благородной красоте, сохранённой бальзамировщиками. Пугало скорее то, что Шепсет теперь уже не знала, кто из говоривших с ними жрецов был живым, а кто – мёртвым. В месте, существовавшем по своим законам, это не имело значения.
Но его последующие слова подняли в ней тот же инстинктивный страх, который вызывала в людях она сама.
– Ты стоишь гораздо ближе к нам, чем к нему, – жрец указал иссохшей рукой на ошеломлённого меджая. – Это не хорошо и не плохо, просто так есть, дитя. А его кровь горяча, и он крепко стоит на Восточном берегу обеими ногами. Пылкая юность и юность, застывшая в
этом мгновении, – его тонкие губы тронула лёгкая улыбка. Тёмные глаза сверкнули алым. – Вместе. Ему я передам наш подарок.Потрясённая, Шепсет смотрела, как мертвец разворачивается к Нахту, жестом велит подойти. Меджай, нужно отдать ему должное, не показал страха и не медлил – приблизился к жрецу и склонил голову в знак уважения и приветствия.
Мертвец достал что-то из складок своих одеяний, протянул воину в иссушенных ладонях.
– Сосуд с плотью Сета, песками Дешрет, озарёнными Его дыханием, – чтобы напомнить наследнику, кто он. Амулет-меч, оружие Сета, выкованное в Нубте, – чтобы воскресить в наследнике Силу, положенную ему по праву крови и духа, и сделать его непобедимым. Его победа нужна всем нам. Отдай ему это, когда отыщешь его. Скажи, что его отец будет с ним. Таков дар живых и мёртвых у истоков его рода.
Нахт поклонился, принимая дары.
Жрец посмотрел на Хека, неподвижно сидевшую у статуи, потом снова обернулся к Шепсет.
– Не забывай видение, которое открыл тебе Сет. Береги свою спутницу, как она бережёт тебя. Она – твоя сила и твоя слабость, та, кто вернул тебя. Через неё тебе могут навредить, если узнают.
С этими словами он надел маску и шаркающей походкой направился к своему проходу, где стоял до этого. Шепсет поняла, что всё это время почти не дышала, вслушиваясь в каждое слово. Мертвец говорил о её недавнем сне, в котором слепые безликие воины пленили Хека. И сеть, наброшенная на собаку, спутывала саму жрицу, затрудняя дыхание, удушая.
Они были связаны сильнее, чем Шепсет даже могла предположить.
– Скоро забрезжит рассвет, – проговорил кто-то.
– Ладья Ра уже завершает свой путь подземных часов.
– Пора отпускать наших гостей.
– Пора!
– Пора!
– С благословением Властителя Семи Звёзд отправляйтесь в путь.
– Мы пришлём на помощь одного из живых сыновей Нубта, когда придёт нужда.
Что-то неуловимо изменилось в самом пространстве. Гасли один за другим светильники, постепенно погружая зал во мрак. Зверь Сета поднялся, прошёл почти вплотную к Шепсет и Нахту, уводя за собой, и Хека последовала за ним. Меджай, спрятав дары жрецов в сумку на поясе, протянул руку своей спутнице. Девушка сжала его ладонь, благодарная за то, что он был таким живым и реальным, что и ей помогал ощущать себя настолько же живой.
Когда они покидали святилище, Шепсет обернулась через плечо в последний раз. Возможно, не стоило оборачиваться: она ведь не знала, что там увидит. Но слишком уж стало любопытно.
В проходах уже не было ничьих фигур, и последний светильник погас. Святилище казалось осиротевшим, заброшенным, словно сама душа ушла из него.
Они с Нахтом шли почти ощупью, в сопровождении собак, и точно заблудились бы, если бы странный зверь не вёл их. Храм погрузился в тишину – больше не было ни музыки, ни чьих-либо голосов.
А когда меджай и жрица поднялись на поверхность, прошли между колонн, их взорам открылся некрополь и лежащий впереди город. Вокруг царило безмолвие – лишь ветер шептал среди камней. Величественная чёрная тень пирамиды таяла с самым тёмным часом перед рассветом. На восточном горизонте поднималась ладья Ра, и в эти мгновения стены Нубта, великого Золотого Города, в самом деле воссияли золотом, открывая свой истинный забытый лик.
В торжествующем свете утра этот лик мерк, уступая место непритязательной маске. Сомкнувшиеся эпохи и пространства возвращались на свои места. Шепсет и Нахт были единственными живыми свидетелями ночного празднества.