Память мёртвых на Весах Истины

– Уверяю вас, наш Владыка любит собак и прекрасно осведомлён о том, на что они способны, – весело продолжал Руджек. – Страшно сказать, он даже собственного коня умеет чистить, представляете?.. Что ж, дальше, прекрасные дамы, позвольте, я сам. Пойдём, молодая госпожа. И щенка с собой бери.

Шепсет выдохнула. Этот воин ей понравился, и с ним было как-то свободнее, чем с чопорными служанками из Ипет-Нэсу, готовившими её сегодня к важной встрече. Она почти смогла расслабиться, пошла уже было за стражем, когда одна из служанок цепко ухватила её за запястье и шепнула:

– Веди себя подобающе, не опозорь нас. Господин Руджек – главный телохранитель нашего Владыки.

Шепсет сбилась с шага, но сумела сохранить достойное выражение лица. Расслабиться теперь, конечно, стало значительно сложнее: от волнения она чувствовала такое напряжение в позвоночнике, словно проглотила прут. В садах царило умиротворение, благословлённое лучами солнечной ладьи, и пели птицы, а жрице казалось, словно она идёт на самое страшное испытание, сулившее ей погибель.

– Интересно, для чего же тебя к нам прислали? – улыбнулся Руджек, ведя её куда-то в заросли, к разросшейся роще плодовых деревьев. – Совсем ещё молодая.

Отвечать что-то про «радовать взор» и «услаждать слух» показалось невероятно глупым, и Шепсет предпочла промолчать, надеясь, что телохранитель Владыки не сочтёт это дерзостью. С каждым шагом ей становилось всё страшнее, и ноги, обутые в золочёные сандалии, словно прирастали к земле. Хотелось развернуться и сбежать, и даже не смотреть на живого Бога, не то что становиться его наложницей. Так страшно ей не было уже очень давно, с тех самых пор, как она только начала слышать голоса Тех. Или когда впервые оказалась в Хэр-Ди, вдали от дома, когда ещё не знала, что храм станет ей настоящим домом, а община жрецов – второй семьёй.

Руджек пытался развеселить её, показывал красивые необычные растения, привезённые из дальних стран, но она едва разбирала слова, так громко кровь стучала в висках. А когда заросли расступились и впереди показался небольшой шатёр беседки, Шепсет показалось, что она вот прямо сейчас умрёт на месте.

У шатра двое воинов откинули полог, предлагая ей войти внутрь, в тенистую прохладу. Мысли заметались, как перепуганные птицы. «Значит, вот где всё случится… И совсем никак нельзя отсрочить?.. А может, ещё не поздно отказаться?..»

Ветер пронёсся мимо и ворвался в шатёр. Шепсет резко окликнула щенка, но от волнения голос сорвался. Руджек с улыбкой покачал головой. Вместе со жрицей он поспешил к шатру, и Шепсет замерла на пороге.

Чёрный щенок развалился на земле, болтая лапами и метя хвостом по полу. Сидевший в плетёном кресле мужчина почёсывал ему живот и улыбался. Шепсет видела его в полупрофиль со спины и почему-то несказанно удивилась, что он оказался… человеком. Не золотой статуей Божества, вышедшей из наоса [41] и спустившейся со своего постамента, не ожившим храмовым рельефом.

41

 Наос – этот термин греческого происхождения имеет несколько значений: алтарная часть храма, либо небольшое святилище, либо деревянный ящик, в котором хранились освященные реликвии или статуэтки. В данном случае имеется в виду закрывающаяся ниша для статуи Божества.

Руджек с поклоном удалился. Воины запахнули полог, отсекая сад и весь внешний мир, и жрица осталась наедине с правителем Обеих Земель. Жрица сглотнула, оглядев шатёр, с удивлением и облегчением отмечая, что нигде не приготовлено ложе.

– Здравствуй, Шепсет, – проговорил Владыка, не отрываясь от своего занятия. – Мне о тебе рассказывали.

Девушка почтительно поклонилась, не зная, что сказать, а когда подняла голову – натолкнулась на его взгляд…

В тот миг её охватило удивительное необъяснимое чувство. Она словно нежилась в лучах солнечной ладьи, окутанная теплом и светом даже изнутри. Внешне Владыка выглядел как немолодой уже мужчина, чьи резкие черты сохранили свою прежнюю благородную красоту, а в руках всё ещё оставалась сила воина. Того самого воина, которого боялись чужеземцы и даже ужасающие Народы Моря.

Но он был одновременно и человеком, и чем-то большим, недосягаемым и непонятным. От него исходила такая Сила, что Шепсет даже не с чем было сравнить. Ни один жрец и чародей не мог бы встать рядом с ним. Она словно оказалась в святилище, глядя в глаза Божества, отражавшие всю её жизнь и ещё целую вечность.

Именно в тот миг она поняла, почему многие с радостью служили Рамсесу Усермаатра-Мериамону. Его милость даровала сердцу радость и крылья и словно придавала самому твоему существованию дополнительный смысл. Он видел тебя до самой сути, и видел всё то, чем ты только можешь стать.

– Ты боишься меня? Не нужно, – мягко проговорил Владыка, и на его губах заиграла улыбка. – Сколько у тебя разных… мыслей. Нет, я хочу лишь поговорить с тобой и узнать тебя.

Глава XI

1-й год правления Владыки

Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Шепсет

«… вернуться к началу… когда только узнала…»

Шепсет плохо помнила, о чём именно они беседовали в тот день, хотя сам день запомнила навсегда. Что-то о доме и о собаках, о служении в храме и о Богине, о страхах и даже о Приходящих из Тьмы.

Просто подле него страх переродился в благоговение, которому после суждено было перерасти в любовь – настоящую, искреннюю и совсем иную, чем она могла бы себе представить. Как и Руджек, и другие, она бы с радостью умерла за него, своего учителя и названного отца.

Впрочем, так и случилось. Только её смерть не помогла ему, а вот возвращение…

«Найди…»

Это был не родной голос, звучавший явственно, как голоса Тех, а лишь воспоминание, лёгкое эхо. Искрящийся солнечный свет, ласковый ветер из заводей – но слишком далёкие и потому почти нереальные.

Почему же из всех Шепсет было так сложно найти его? Его присутствие было не перепутать ни с чем, и нити родства, связавшей их, должно быть более чем достаточно! Владыка ведь уже помог ей вернуть память после возвращения и выводил её из тягучей тьмы кошмаров…

… но никогда не проявлялся до конца. Не мог или она сама была не готова?

Много жрица размышляла над тем, с чем же ему приходилось бороться в последние годы его жизни.

Сердце сжималось от боли, горело от осознания бессилия, когда девушка вспоминала, как обнаружила его распростёртое на полу тело в последние дни фестиваля Опет.

Родная ладонь, похолодевшая, словно камень, никогда не видевший солнца. Голова запрокинута, лицо застыло, горло – глубоко рассечено так, что все величайшие жрецы Кемет уже не сумели бы вернуть его к жизни…