Память мёртвых на Весах Истины
Шрифт:
Нахт был теперь единственным человеком, которого жрица с уверенностью могла назвать другом. Но как можно было рассказать ему, что она видела возможную гибель его близких? Всех тех замечательных людей, привечавших её вопреки следовавшей по пятам опасности? Да и знала Шепсет, что страх, облекаясь в покров из слов, может обрести плоть и стать уже не мрачным предупреждением, а настоящим знамением.
– Ты её как-нибудь называешь?
Девушка вздрогнула от неожиданности. Меджай словно почуял, что она думала о нём, подошёл ближе, расслабленно оперся на борт. Раны словно его совсем не беспокоили, или же он просто хорошо делал вид. Шепсет сама обрабатывала их и меняла повязки, знала, что ему было больно, хоть он и не жаловался – только морщился и тихо шипел сквозь зубы.
Хорошо хоть в этих ранах, нанесённых искажёнными
10
Ушебти (др. егип.) – погребальные статуэтки, «ответчики». Как правило, создавались в форме мумии, с руками, либо скрещёнными на груди, либо держащими орудия труда. Ушебти должны были исполнять за умершего его работу в ином мире, то есть заменяли слуг.
Когда Нахт негромко окликнул её, девушка поняла, что так и не ответила на его вопрос. Она поспешила напустить на себя безучастный вид, опасаясь, что тревоги отразятся на лице. Впрочем, ей и стараться не пришлось – окружающие всегда говорили, что она слишком мрачная и замкнутая. Сказывалось дыхание Той стороны, да и служение её Богине.
– Кого? – уточнила Шепсет, стараясь не слишком пристально смотреть на воина – ещё заподозрит неладное.
– Ну, собаку эту.
Они оба знали, что создание, сражавшееся на их стороне в ином пространстве гробницы, не было собакой – просто любило принимать такую форму. Это же создание вывело Шепсет из тысячи многоликих пещер и переходов, вырвало из хватки Забвения. И имени своего оно не называло. Проводник душ, чьи глаза сияли путеводными звёздами в первозданном мраке. Сама жизнь, что помогла Шепсет заново осознать и обрести себя.
Они оба знали – и жрица, и меджай. Но легче было держаться хоть за какое-то привычное понимание, особенно Нахту, который впервые оказался на границе и увидел то, что для смертных глаз не предназначено.
– Она разве не ваша, некропольская? – проговорила девушка, немного ему подыграв.
Нахт пожал плечами.
– Стражи некрополей – необычные звери, особенно некоторые из них. Знаешь, как у нас говорят: сами Боги, защищавшие мёртвых, издревле выбирали себе собачьи формы. Отец частенько рассказывал… ну, ты знаешь, как оно бывает…
Шепсет осторожно кивнула.
– Знаю, конечно. Я ведь обучалась в храме сепата Инпут [11] . Но даже мне она кажется необычной…
Даже если ему было любопытно, как всё устроено по Ту Сторону, едва ли он не испытывал тот же инстинктивный первобытный страх перед непостижимым, что и большинство людей. Этот страх когда-то пропастью пролегал между Шепсет и её сверстниками.
«Странница с перевёрнутым лицом!..»
Девушка чуть тряхнула головой, отбрасывая воспоминания. Видели б они её теперь – мёртвую тварь из Дуата, не понимающую даже, кем она стала. Вот уж где страху б набрались! Она встала со стола бальзамировщика. Это уже не шепотки в ночи, не всякое их «тебе всегда есть с кем поиграть и поговорить, даже когда вокруг нет никого».
11
Сепат – административная единица в Древнем Египте, в эллинистическом Египте – номос, ном. Означает «округ», «область».
Семнадцатый ном Египта назывался по имени Инпут (Инпут).Почему-то от этой мысли стало смешно. А в следующий миг – не по себе, потому что она поняла вдруг: вызывать страх у Нахта совсем не хотелось.
Вспомнились его слова, сказанные когда-то.
«– Боишься меня? Знаешь же, как говорят. Люди боятся того, чего не понимают.
– Бояться – не стыдно, стыдно не пытаться преодолеть свой страх. И нет, я тебя не боюсь. На вид – так вроде обычная девчонка… со странностями».
Тогда он ещё не знал, с какими странностями. Шепсет чуть усмехнулась.
Нахт понял её мрачное веселье по-своему.
– Она нам хоть и не представилась, но надо ж её хоть между собой как-то называть. А то всё «собака» да «собака».
– Всем собакам собака, – улыбнулась жрица, погладив острые уши своей спутницы.
Та лизнула ей руку и вывалила язык, переводя взгляд с Шепсет на Нахта. Её словно забавляло происходящее, и определённо очень нравилось играть в нормальность вместе с людьми, которых она назначила своими подопечными.
– Знаешь, у меня ведь был пёс, – проговорила девушка. – Во дворце. Я привезла его из Хэр-Ди ещё щенком… Ветер звали.
– Почему же «звали»? Так и зовут.
– Да, о нём обещали позаботиться, когда меня не станет, – тихо согласилась Шепсет.
Сам Рамсес обещал. И наверняка позаботился достойно. Даже заговорщики не тронули священного пса – заперли в покоях в тот день, когда…
Каждый раз ей было сложно завершать эту мысль, говорить даже про себя, что Владыки не стало. Он убит, и её, Шепсет, обвинили в его смерти. Неудивительно, что она так не хотела возвращать себе память, когда ожила. И даже теперь предпочла бы забыть. Но лишь будучи собой до конца, будучи целостной, она могла надеяться исполнить то, что на неё возложено.
«Первозданные воды омывают тебя. Дарую тебе своё дыхание – дыхание Западного Берега. Твоя плоть жива. Твоё дело ещё не закончено, моя Шепсет… Ты нужна нам…»
С чего же начать? Девушка посмотрела на собаку, точно понимавшую всё гораздо лучше, чем она сама.
– Если б я давала ей имя, то назвала бы её Хека [12] .
– А твоя Богиня не обиделась бы, что ты дала её собаке имя другого божества? – усмехнулся Нахт.
Псица то ли кашлянула, то ли фыркнула. Меджай и жрица переглянулись, затрудняясь как-либо трактовать этот знак.
12
Хека (др. егип.) – дословно – «усиление Ка», увеличение силы души. Термин, обозначавший в Древнем Египте магию, а также имя одного из древнейших божеств, покровительствовавшего самому принципу магического искусства.
Некоторое время они молчали, глядя на утопающий в вечерних сумерках берег. Солнечная ладья уже закатилась, оставив меркнущие алые росчерки на западном горизонте, далеко над пальмовыми рощами и подступающей к ним пустыней. На востоке небо уже приобрело глубокий тёмно-фиолетовый оттенок, облачаясь в украшения из первых искорок звёзд.
– Те создания ведь не получат его? – тихо спросил Нахт, не глядя на девушку. Он смотрел на Запад – туда, куда уходили Боги и души.
Шепсет понимала, о ком он. Меджай скорбел, оплакивал человека, которого знал, наверное, с детства. Она и сама скорбела, успев привязаться к жрецу, который исподволь исцелял её разум и сердце, самые глубины её существа, а в конце концов отвоевал её у врага.
«Я не проиграл. Посмотри, забрал у него то, что он принёс… здесь, где твои корни… Пора тебе стать собой…»
Такими были последние слова Имхотепа, жреца Хонсу.
Украдкой Шепсет смахнула слёзы, почему-то устыдившись их. Она словно имела права на эту скорбь меньше, чем Нахт и жители гарнизона, оставшиеся без целителя.
– Конечно, – уверенно сказала девушка, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Ты это точно видела? Ты ведь умеешь… видеть то, что Там… – он неопределённо махнул рукой, не зная, как сказать лучше. Но услышать ответ ему было очень важно – Шепсет понимала.