Панцирь

— Почему я — или кто-то еще — не может просто забрать товар? — махнул ладонью. — Не подумай, что хочу чего-то такого. Интересно как ты в диких условиях поддерживаешь свои операции. Для торговца — это важно.

Такое обилие слов далось тяжело. К концу речи мой хрип звучал совсем тихо и безжизненно.

— А я с радостью объясню. Во-первых, доброжелательный настрой обезоруживает. Во-вторых, вы бы не могли, ведь вы наш с профессором друг. В-третьих, этот красавец.

Он продемонстрировал кобуру на бедре и медленно вытянул оружие.

Я даже “разогнаться” не смог. Случись чего — вряд ли успел бы сдвинуться. Он бы всадил в меня пулю.

Стоит отметить, двигался Курт аккуратно и нарочито медленно, чтобы не спровоцировать. Продемонстрировал он пистолет барабанной конструкции, подобных которому я не видел и не знал.

Массивный. Должно быть весом за килограмм. Длинный ствол, тяжесть, барабан. Судя по шарнирному соединению — переломный.

Прекрасный образец.

Даже смотреть одно удовольствие.

Новье.

На рукояти — подлинное дерево с синюшной жемчужиной умного сплава. Корпус частично усилен полосами псевдо– металла, стилизованными под огненные ленты.

— Оружейники Танрилара постарались, — произнес Курт с гордостью. — Таньянское, то бишь чудо. Этот револьвер называют Центурион. Дорого, конечно, но я позволить себе могу. В нем цельный патрон и никаких больше танцев с капсюлями, порохом и пулями. Новая оружейная эпоха… Стоит своих дхарм-хтон. Перезаряжаю я не быстро, но в пулях сердечник из псевдо– металла, что значит…

— Он пробьет панцирь.

Кивнул.

— Верно, любезный двухузорный, — из голоса ушло все веселье. — Он пробьет панцирь. И модули мои могут удивить.

— Зачем такие детали? Я и на демонстрации, — кивнул на револьвер. — Все понял и проникся.

Закашлялся.

Курт молчал секунд десять, играясь с оружием, а затем протянул:

— Театральность, Танцор. Куда без нее. Интересно слегка поважничать, цену набить. Вот такой я человек.

— Неубедительно. Не верю.

— Это чтобы вы, любезный Танцор, не думали о глупостях, — он пожал плечами. — Дхалы постоянно какие-то сомнительные варианты рассматривают. Опыт уже есть. Всякое бывало, профессор Пилик подтвердит. Есть и иные сюрпризы для прочих угроз и других “узоров”, но не стоит о грустном. Вам знакомства с прекрасным Центурионом будет достаточно.

Он оставил оружие на бедре, ствол направил на меня.

— Хочу спросить вас, Танцор, по поводу фуркатской личины: вы что-то не поделили с кочевьем Каганата?

— Нет.

— А как же тогда она у вас оказалась? Это не та вещь, с которой фуркат расстанется добровольно.

— Идол занял бойца. Я выбил Идола. Личину забрал отдать узловой. Таков договор.

Я бы и придержал информацию, но сейчас, когда револьвер был направлен на меня, глупо изображать дерзкую скрытность. Знание это не стоило ничего и уж тем более глупо получать за него ранение.

— Ответ устраивает, но прошу, любезный, примите совет: не носите личину так.

— Как?

— У промежности.

Похоже жест Идола оказался не случайным.

— Негативный подтекст?

— Так носят ее те, кто по уши увяз в кровной вражде. Поверьте, вам оно не нужно. Лучше спрячьте или заверните в тряпицу поневзрачнее. Не все из фуркатов почитают прошлое и относительных предков — многим на это плевать. У большинства мало свободных минут: всадники в делах, как шахтные пчелки. Сразу начнут стрелять. Тратить время на разбирательства для них — это роскошь, а вернуть личину умершим родичам — важная для них вещь. Давайте, все-таки к делам, вижу вы деловой человек… как… нет, деловой кхун. Так вернее. Вижу, что эта беседа вас утомляет, хотя терпения вам Справедливость выделила с большой щедростью.

Профессор Пилик затянул очередь своих “пиликов” секунд на десять, по окончании которой Курт громко рассмеялся. Мне оставалось переводить взгляд с бота на торговца и хмурится.

— Простите Профессора, Танцор, он не воспитан, — Курт наконец разжал рукоять Центуриона и сложил ладони на ударной части музыкального инструмента. — В чем все-таки вы, любезный, нуждаетесь?

— Информация. Хтоны. И всякую мелочевку — товар, — прохрипел.

— Информация какого рода? Я же не могу рассказывать все что знаю. Тогда мы здесь задержимся на несколько недель. А вы, как я вижу, столько не протяните. Будет неуважительно утомлять беседами мертвого.

— Мир. Политика, дхалы, — проговорил, задумался, затем добавил. — Идол.

— Знаете, что хотите от жизни, любезный. А в товаре я так понимаю, — указал на пустышки зарядных пазов. — Хтоны?

— Да. Еще лекарство, пища, вещмешок если есть.

— Какое лекарство?

— Нечто, снимающее последствия встречи с Идолом, если вы здесь такое изобрели. Что-то что блокирует его внушение.

— И как расплачиваться будете?

Я пододвинулся и протянул камни, сорванные с щек опоссума.

— Пойдет?

Он покачал головой и вернул обратно.

— Увы, Танцор, это пыль, пустышка.

Попробовать стоило. Не боялся показаться глупым. Он и так прекрасно видит в каком я положении.

Пожал плечами, снял кобуру с колесцовым пистолем, передал.

Курт тщательно оглядел, ощупал скобу возле спускового крючка, сам спусковой крючок, проверил колесцовый замок.

— Давно такого чудища не видел. Специфическая штука. Детский пистоль, — Курт пожал плечами. — Граждане в “костяках” на заказ детишкам делали. Даже и не знаю собирают их сейчас или прекратили. Считайте, на один хтон-дхарм потянет, если с кобурой. Но для остальных запросов этого мало.

Других лишних вещей не было.

Модуль хоть и стоил, уверен, целое состояние, совершенно точно останется при мне. Я не мог продать Желчь — это Администратор, связующая нить с прошлой жизнью, да и какой-никакой сотоварищ.

О продаже мушкета и речи не могло быть, одно тело Идола на пути без дальнобойного и меня дожмут, соскребай с черепной чаши мозги или просто гуляй захваченный. А именно так и будет. Заберет он меня — сломает.