Панцирь

Зависимый дернулся, вынул из сумки мушкетон. В узком пространстве было легко скрутить хиляка. Чуть придержал, дважды ткнул головой в стену, оставив кровавые полосы на бежевом. Затем отпустил.

Открыл дверь к Йоргу и проверил.

Ничего. Спит себе спокойно. Закрыл.

Вытащил из кобуры Центурион, заглянул в комнату Востра.

Яла лежала, изорванная выстрелом в кровати, забрызгала белые простыни красным. Верхняя часть тела — в лоскуты.

Быстрая смерть — быстрое падение в Бездну.

Моды охладили лицо.

Востр голый стоял в стороне, направлял револьвер на дверной проём, то есть меня.

Его правое плечо и часть головы сильно пострадали. Кровь капала на половицы, в воздухе витали перья дыма.

Невероятно везучий безумец.

Он кивнул мне.

Черная полоса пересекла его левый глаз. Видимо проявиться на правом не выходило из-за ран.

На пороге валялось двое зависимых.

Первый был из новых. Востр его только вчера на Первом Круге нанял. Причина смерти — дыра в правой части лба. Мушкетон возле трупа дымился.

Второй лежал рядом — еще один зависимый, но это старший. Мушкетон разрядить он не успел. Пуля Опциона ударилась в переносицу, изорвав голову.

Вышел, натолкнувшись на Бо. Та замерла с Молотобоем в руках. Смотрела пристально, волосы взлохмачены, губы синие от ска’ва — устроила себе вечер отдыха.

— Что-о? — обеспокоенно спросила.

— Охраняй, — указал на дверь к Йоргу.

Она, несомненно, молодец, но выскочила без модульных спиц. Два выстрела и всё — неделю лечи руку.

Заглянул к Карсу.

Молодой в норме. Собирался, закреплял ремни кирасы. Я показал ему жестами, чтоб присоединился к Бо.

Надеялся он понял.

Потом направился вниз — там как раз стрелять начали.

Тас не был дураком, поэтому услышав выстрелы, сразу схватился за оружие. Увидев, что входная дверь открывалась, расстрелял в дверной проём весь барабан. Зацепил двух вошедших.

Я как раз в этот момент выглядывал сверху. Пятеро мусорщиков, шедших следом за теми двумя, изрешетили барную стойку — и попал в миг затишья.

Дважды громыхнул мой Центурион, и замерший посреди зала гость, увлеченный перезарядкой, рухнул, раскидывая пальцы и зубы, на пол.

Остальные разбежались, перевернули столы. Я воспользовался моментом, перебежал к Тасу за стойку.

Управляющий мутным взглядом посмотрел на меня:

— Глупость какая, — кровь полилась изо рта, и он свалился на бок.

Перевернул его.

Мёртв.

В спине четыре дыры, Тасу хватило. Все залетело между полос примитив– метала и костяных плашек стойки в эрзац-дерево, пробив его насквозь.

Выглянул и отстрелял Центурион в левый стол, услышал крик. Одно оружие в кобуру, другое достал.

Однозначно, если сидеть здесь, то все плохо закончится, поспешу в Бездну вслед за Тасом.

Рванул влево, и когда из-за правого стола показалась голова мусорщика две пули из Виверны тут же отправились в неё.

Остались один с левой стороны и один с правой. Нож был во второй руке. Оставшиеся противники показались одновременно — начали стрелять. Весь зал в дымовых лентах; во рту сплошной привкус гари.

Я подавил ближайшего, выстрелив в него трижды. Пока патроны в барабане не закончились. Зацепил. Подбежал, ударил в грудь. Еще. Нож соскользнул по кольчуге дважды. Третий раз я, обозленный, вонзил его в глазницу.

Последний враг смог прицелиться. Левой рукой с бронеполотном я прикрыл голову.

Первый выстрел ударил прямо по защите, да так что кости предплечья загудели. Второй ткнул в грудь, в панцирь. Не пробил.

Перекатился, вскочил и, использовав инерцию движения, метнул нож. Тот вонзился ниже выглядывающей головы, в край стола.

— Каков везунчик, — восхитилась Желчь.

Еще один рывок. Враг отстрелял последние патроны барабана, и я оказался рядом. Заломал его.

— Кто? — спросил, хотя ответ знал и так.

— Унгур. Быстрее делай, Панцирник. Закончи это скорей. Да уж, — он громко засмеялся. — План был дерьмовый. На что рассчитывали? Давай свою справедливость.

Ему смешно.

Он такого плохого мнения обо мне? Или дурман-травой накачен? Что он о дхалах думает такое? Жаждет легкой смерти?

Вырвал нож из столешницы, и воткнул ему в промежность. Крик слышен был, наверное, и на Втором Кругу. Провел снизу-вверх до пупка, задирая при этом кольчугу на нём.

Пока он визжал, брызгал кровью — никакие переживания не заботили меня.

Мое спокойствие — титаническая пещера.

Моды тихонько гудели.

Глядя в выпученные глаза, я улыбался. Он не воин; какое к нему может быть уважение, если сам он его не проявлял?

Приблизившись, сказал ему на ухо:

— План и впрямь дерьмо, отчаянный мусорный червячок.

Глава 25

Ожидание

17 объятье,

двенадцатого месяца 1366 года.

— Что будем делать, Танцор?

Таков был первый вопрос Батара, когда приступ долгого и злого молчания закончился.

Батар, Ятим и Кряж вернулись уже после всего. Сильно обрадованными они не казались. Слова, что подходили к выражениям лиц, полностью обескуражены.

Да-да. Напасть в промысловике Когти не могли. Я помнил.

Не винил их за ошибочные рассуждения. У меня у самого была голова на плечах и не мешало ей хоть иногда пользоваться. Слышал это полезно.

Предположить, что последует нечто подобное вполне мог, ведь как-то же я подумал о саботаже в лечебнице, просто чуть не докрутил мысль.

Шаблон сковала иллюзия безопасности, совсем расслабился. Еще и постоянные сбои в работе модов; стал больше отвлекаться на незначительное, мыслительные сколы проявлялись чаще. Уничтоженный охладитель — это серьезный удар по стабильности.