Панна Эльжбета и гранит науки
Шрифт:
Начал тут пан ректор озираться по сторонам, словно бы выискивал кого-то. А рыжий принцев дружок принялся по скамье этак медленно сползать. Только не помогло то.
– Свирский! – заприметил таки княжича глава Академии и глазами сверкнул зело недобро.
Вздохнул шляхтич молодой тяжко да с расстройством великим.
– ?сь?
Нахмурился пан ректор пуще прежнего.
– Что за «ась»?!
Глянул на него Свирский осуждающе, на скамье сел прямо.
– Что угодно, пан ректор?
– говорит.
И навроде все правильно, а все одно как-то с усмешечкой. Только
– Про тебя молва идет, заводилой был, студиозус Свирский.
Округлил глаза княжич, вид принял невинней прежнего и глазами захлопал. Ну чисто младенец безгрешный в люльке.
– Не было того.
Стукнул по кафедре кулаком ректор Бучек.
– Тому свидетелей без малого два десятка имеется!
Не проняло то Свирского и самую малость.
– Трезвые? – спрашивает.
?астерялся спервоначала профессор, а я сразу поняла, куда шляхтич клонит.
– Что – «трезвые»?
Улыбнулся довольно княжич, макушку рыжую почесал и говорит:
– Ну свидетели-то хоть вчера трезвые были?
Тут наставник разгневанный порядком смутился, а принцев друг продолжает как ни в чем не бывало:
– Думается мне, свидетели напились в первую голову и поболе прочих. А разве таким вера есть?
И ведь нагло-то как вещает, уверенно! Ажно зависть взяла!
Поди ведь и в самом деле упились все насмерть и нельзя на слова тех свидетелей полагаться. Вот только кто ж такой смелый нашелся, чтобы против княжича Свирского слово сказать? Чай не быдло какое – шляхтич благородный.
– ?пять пререкаетесь?
– рявкнул ректор грозней прежнего. Проникновенно так рявкнул. Конечно, не чета моему батюшке покойному, а все ж таки пробирает.
А вот Свирскому хоть бы хны. Сидит как ни в чем не бывало! Поди не в первый раз его так распекают.
– Да как можно? Просто вот не станет же магистр почтенный на студиозуса напраслину возводить? Без доказательств веских?
Кто-то хихикать начал. Тихо, а только по всей аудитории слыхать. До ушей ректора тот смех тоже дошел.
– Ну и кто тут такой веселый?
– магистр Бучек спрашивает.
Оборвался тут смех, будто и не было его. Сидят старосты на своих местах пряменько, очи долу опустили – ну чисто девицы в храме. Девицы, кстати, что среди старост имелись, на молодцев глядели с возмущением. То ли потому что загулы их не были им по сердцу,то ли потому что прошлым вечером вместе с парнями теми не веселились.
В столицах этих девки вели себя подчас столь вольно, что куда там мне. Еще тетка про то сказывала, а она не чета моей матушке, много чего понимала и осуждать все, что не по обычаю дедовскому, не спешила.
– Так вот, следует вам сегодня до соучеников своих довести, что без разрешения от декана, письменного с печатью, никто Академии впредь не покинет.
Прокатился ропот по аудитории. Такой строгoсти старосты не обрадовались. Уж больно любили студиозусы вoльницу да веселье хмельное. А для тoго в город надобно.
– И вас это, Свирский,тоже касается! – особливо к княжичу рыжему пан ректор обратился.
– И всех друзей ваших. И его высочества. Донесите
Пожал плечами шляхтич. Мол, с разрешением так с разрешением. Слова поперек не сказал.
Срaзу мне то подозрительным показалось . Чтобы гуляка – и не расстроился даже от этакой строгости? А ну как задумал что?
– Узнаю, что сбежал кто самовольно, взыскание наложу, – пригрозил Казимир Габрисович со всей возможной суровостию.
Ну чисто тетка моя, приказчиков в жульничестве уличившая.
И снова Свирский только улыбался да глазами хлопал. Тoчно что-то замыслил. Вот только чего ради мне о том беспокоиться? Уж дела княжича этого меня никаким боком не касаются. Пусть его декан да ректор к порядку призывают.
– А теперича, панове старосты, обсудим мы расписания и ближайшие важные мероприятия.
Через час измучилась я до крайности и захотелось проклясть профессора Невядомского. Чтобы после ни?то проклятья моего не снял до конца времен. Это ж надо было так на мне отыграться-то! ? ведь я ему даже ничего не сделала! Пан ректор объяснял все обстоятельно, ни одной мелочи не обходил вниманием – и времени тратил столько, что умереть можно!
Мы и расписание обсудить успели, да в мельчайших деталях,и про праздник посвящения поговорили и даже визит ее величeства, коя каждый год девиц молодых в Академии на ум наставляет, помянуть не забыли.
Вышла я из аудитории – ну чисто упырь оголодавший, даже ноги толком не гнутся.
И Свирский рядом вышагивает – шутки шутит, посмеивается. Так к своим и не отошел, холера этакая! С нашей компанией, некромантской примкнул.
– Да сгинь ты уже, - не сдержалась я, очами грозно свер?ая. – Чего неймется?!
Другой бы уже прочь бросился, а этот даже не дрогнул. Не боится сглаза – как есть не боится! Вот же бесстыжий!
– А больно хороша ты, панна Эльжбета. Кто ж тут устоит?
Вот же… трепло!
Устоять-то могли немногие. Но все больше на ногах и со страху. Жених мой пропащий, князь Рынский, долго ко мне приближаться не желал, ой долго. Его на два голоса уговаривали – моя мать да его собственная.
– А кто хочешь, устоит, – фыркаю.
– И перегаром от тебя разит к тому же.
Расхохотался шляхтич пуще прежнего.
– В княжны не хочешь?
Экий он бесстрашный.
– А не пошел бы ты, княжич ясновельможный… на занятия?
Возвратилась я к себе, на постель упала и выругалась от всей души. Свирского я все ж таки сглазила. Да только чуяло мое сердце, что толку с того не будет как и в прошлый раз. Кто-то бы уже слезами десять раз умылся, а этому все смех один.
Веселится княжич, потешается надо мной, разговор завести норовит. Уж чего ради – сама не ведаю. Ну ничего, сперва он посмеется надо мной, а после уж и я над ним.
Подремать удалось пару часов, после собрания у ректора сил не прибавилось да и выспаться ночью не вышло. Все ж таки не для ?екромантов утро, наша порода – она все больше для сумерек, для ночи. А тут подняться пришлось ранехонько, едва не вместе с солнцем.
Ох и припомню я то пану декану. И однокашникам тоже на орехи дoстанется – за коварные их замыслы.