Панна Эльжбета и гранит науки
Шрифт:
– Может… того?
– Шпак спрашивает.
– Воротимся уже? А то тоскливо как-то тут. И комары…
Фыркнула Эльжбета Лихновская.
– Нет комаров. Никаких, – молвила угрюмо девка, по cторонам зыркая. – А быть должны в великом избытке.
То-то и оно, что гнуси кровососущей нынче самое время явиться на поживу.
– Вы как хотите, – соученице Соболевский вторит, - а я до рассвета и шага из круга не сделаю.
?бвел Тадеуш Патрикович подопечных взглядом суровым.
– Кому головы своей не жаль – геть из круга. Только опосля того не жальтесь.
Поворчали студиозусы
И ведь самое поганое – невдомек было Невядомскому, что же случится , если из круга выйти. Может,и ничего. А может… Проверять всяко не хотелось.
До рассвета ученикам своим пан декан лекции читал, юные умы просвещая с усердием и старанием. Ну и байками те лекции пересыпал щедро, чтобы не заснули в конец. А когда солнце поднялось,так и разошлись.
Беспокойно ночь проходила у князя Потоцкого да княжича Свирского. Подскакивали то и дело, к окну подходили, снова на постель ложились. А сон все не шел – ?ет как нет.
Не утерпел в итоге Марек и друга спрашивает:
– Ты чего это мечешься?
Бросил на князя молодого Юлек взгляд до того серьезный, что даже не по себе Мареку стало. Завсегда княжич рыжий был веселым и говорливым – а тут на те, стоит молча, смотрит…
– ? ты чего? – говорит Свирский и плечами зябко передергивает.
Неспокойная была ночь… Наврoде и тихо, а все ж таки неправильно, муторно. Ни собака не забрешет, ни птица не заголосит.
– ? вот не знаю, – вздыхает Марек, лоб потирая.
Распахнул Юлиуш окно настежь, наружу высунулся – то ли прислушивался, то ли принюхивался.
– Дурное что-то, – после раздумий недолгих молвил княжич Свирский.
– Будто перед грозой, дышать тяжело… ? молния все не бьет и не бьет.
Смолчал Марек Потоцкий. Лучше ведь и не скажешь.
– Спать давай. Без нас всяко разберутся, – прошептал князь молодой и улегся поудобней.
Вот только до рассвета глаз сомкнуть не удалось.
Как с кладбища вышли, так первым делом магистр Невядомский стопы свои направил к профессору Кржевскому. Конечно, Здимир Амброзиевич – нежить и притом сильная,и предвзято к нему относились в Академии, а только пан декан к знаниям подчиненного своего относился с немалым пиететом.
Обретался лич в самом глухом углу кампуса, посреди рощи настолько густой, что и за лес сойдет. Не любил магистр Кржевский к персоне своей излишнего внимания, да и суеты не выносил. Мертвец – он мертвец и есть.
Стоял домишко махонький прямо посреди деревьев. Деревья те кронами сплелись – и лучика света на проберется промеж листвы. Тяжко нежити в белый день, вот и скрывается как может от светила.
Подошел Тадеуш Патрикович к двери, постучал раз, другой – на третий со крипом дверь отворилася. Стоит на пороге магистр Кржевский, щурится хитро.
– А я все думаю, когда же многоуважаемое начальство ко мне явится.
Острый язык был у Здимира Амброзиевича, зайца на бегу обреет.
– Да уж явился, – ворчит пан декан, взгляда вопрошающего с магистра Кржевского не сводит. – А чего ж ты нонешней ночью на погост не явился? Али не почуял?
Пожал плечами лич, упрекам не вняв.
– Да вот непонятно, что бы стряслось, кабы я самолично отправился.
Сам знаешь, Тадеуш Патрикович, годков немало мне, силы накопил изрядно – и все черная, некромансерская.Покачал головой дека? Невядoмский, правоту лича признавая. Пусть и не хотелось.
Ох дурнo было на кладбище ночью. Тут только катализатора не хватало, что бы началось бес знает что. А Кржевский бы за катализатор тот сошел за милую душу.
Или не сошел. Тут уж и не понять – не случилось же ничего. По крайней мере, видимого.
– Шел ты ко мне неспешно, не запыхался. Стало быть, все целые, - усмехнулся криво лич. – Так и чего ты трагедии на моем пороге разыгрываешь?
Ох как захотелось пану декану разораться, да во все горло. Да вот не стал. Толку-то? Уж не сочувствия же он от лича древнего ждал? Там ведь души не осталось давно – одна только жажда знаний.
– А чего это ты, Здимир Амброзиевич, с Лихновской все беседы разводишь? – тему сменил пан декан.
Хмыкнул профессор Кржевский с неодобрением.
– Донесли уже, стало быть. Ох какие нынче студиозусы-то словоохотливые пошли. В ученики хотел Лихновскую взять. Хорошего она рода, сам понимаешь.
И вроде сетует этак беззлобно, а все одно предчувствие у Тадеуша Патриковича дурное появилось. Да и мысль, что Кощеева праправнучка может в ученицы к Здимиру Амброзиевичу угодить, пану декану совсем не по душе пришлась.
– Да ты не переживай особливо, не переживай, – продолжает лич насмешливо, а в глазах свет желтый, мертвый.
– Отказалась девка. Думала-думала – и отказалась.
Хотел бы тут магистр Невядомский выдохнуть с великим облегчением, да только не позориться же перед личем! Такое и с человеком-то не след делать, а уж с нежитью и подавно.
Да и что там Лихновская – тут и без нее делов в избытке.
– Так что мыслишь-то про ночное происшествие, Здимир Амброзиевич? Не могло быть, чтоб не имелось у тебя никаких мыслей.
Прикрыл глаза магистр Кржевский, призадумался крепко.
– Да вот есть у меня кое-какие идейки… Да все слабовато – сплошь измышления. Будто бы все магические потоки натянули до предела самого. Тронешь – и лопнут тут же. И потом силу из них словно бы выкачала. Зачем – мне то неведомо. А что после случится… кто знает? Уж вряд ли что доброе. А причина в чем – и не спрашивай. Не всеведущий я.
Может, и знал лич что-то большее, а вот рассказывать не спешил. Или просто цену себе набивает. Со Здимиром Амброзиевичем наверняка никогда и не сказать. Коварное он существо, а все ж таки знает, как рядом с живыми оставаться.
– Ладно, пойду я, - молвит пан декан без охоты.
– Но если надумаешь чего – ты уж поделись, сделай милость.
Кивнул Кржевский.
– А как иначе? Не изволь беспокоиться, Тадеуш Патрикович. За мной дело не станет.
«Хотелось бы верить в то...»
Явились на занятия Юлиуш Свирский с Марекoм Потоцким серые, умаянные. Ну так всю ночь не спали – оно и неудивительно.
А соученики веселятся-пересмеиваются – небось друзья неразлучные по бабам пошли.
И только шляхтичи молодые на пороге аудитории появились, как словно из-под земли декан Круковский выскочил. Брови у него нахмуренные, глаза молнии мечут.