Папа в подарок, или Шанс на новую жизнь
Шрифт:
На пороге квартиры стоит та, кого я меньше всего ожидал увидеть в канун праздника. В дешевом пуховике, который ей совершенно не идет, в сбитых растоптанных ботинках, она переминается с ноги на ногу и прижимает к себе девчонку примерно пяти-шести лет.
– Вероника? – удивлённо вытаскиваю из себя я, пока малышка изучает меня настороженным взглядом, и старательно прокашливаюсь.
Потому что голос отчего-то меня подводит и начинает хрипеть.
– Здравствуй, Гордей.
Тряхнув копной густых каштановых волос, откликается Ника и по старой
И я так глубоко окунаюсь в водоворот памяти, что не сразу соображаю, как сильно не нравится Диле наши с Вероникой молчаливые переглядки и мой ступор.
Только вот дверь перед Солнцевой закрыть не могу. И у меня на это масса причин…
Ненадолго между нами повисает тяжелая пауза, которую первой нарушает Ника.
– Я бы никогда к тебе не обратилась…
– Но ты обратилась.
– Хотела попроситься к тебе на пару дней, пока буду искать жилье. Но теперь вижу – зря.
Опуская подбородок, твердо чеканит она и почти успевает развернуться, но ее дочь оказывается быстрее и смышленей.
Отклеившись от Солнцевой, кроха подбегает ко мне и храбро цепляется за рукав, выпаливая.
– Дяденька Гордей, пустите нас с мамой переночевать, пожалуйста.
– Переночевать? – повторяю за мелкой болванчиком и, поддавшись порыву, сажусь на корточки, изучая ее густые волосы цвета спелой пшеницы и огромные, на пол лица, голубые глаза.
– Ага.
– Неужели вам больше некуда пойти?
– Некуда.
– Совсем?
– Совсем-совсем. Я знаю, вы добрый. Вы не выгоните нас на улицу в канун Нового года, правда? Там холодно и темно.
Жалобно частит малышка, бессознательно прибегая к женским уловкам, и окончательно растапливает мое сердце, покрытое коркой льда. Да, у меня немало вопросов к самой Веронике, но я совершенно точно не выпровожу ее дочь в лютый мороз.
– Тебя как зовут?
– Соня.
– Приятно познакомиться, Соня. И добро пожаловать в мой дом.
Потрепав девчушку по щеке, я поднимаюсь на ноги и протягиваю ей руку. Она робко вкладывает пальчики в мою огромную ладонь, делает несколько шагов вглубь квартиры и торопливо разувается.
Нике же не остается ничего другого кроме, как протиснуться мимо Диляры следом за нами и молчаливо наблюдать, как я помогаю ее дочери снять пуховик и смешную шапку с непропорционально большим помпоном.
– Гостевая справа по коридору.
Озвучиваю зачем-то, хоть Вероника наверняка помнит расположение комнат, и готовлюсь к неминуемому скандалу, ведь оправившаяся от первого шока Диляра, наконец, отмирает и приближается ко мне, как айсберг к «Титанику».
– Гордей, ты в своем уме?!
Она не любит выяснять отношения при посторонних, поэтому сейчас вместо крика переходит на свистящий шепот. Тычет длинным тонким пальцем мне в грудь и разве что не крутит им у виска.
– Диль, прости. Я не мог поступить иначе.
– Не мог? Северский, да ты издеваешься?!
Распаляется Диляра, все больше сомневаясь в моей адекватности. Да я и сам начинаю в ней сомневаться.
–
Когда-то мы были очень дружны с братом Вероники. У нее, действительно, больше никого нет. Родители погибли, когда ей было двенадцать.– А брат?
– Пропал. Восемь лет назад.
Прихватив приличную сумму бабла и повесив на меня долги, да.
– Но есть же еще подружки, муж, в конце-то концов.
– Ника никогда бы не пришла сюда, не будь у нее на то веской причины.
– Ты мог отправить ее на такси в любую гостиницу.
– Новый год – семейный праздник. К тому же, ты сама должна понимать, все мало-мальски приличные номера забронированы заранее.
– И что ты собираешься делать?
– Завтра отвезу Нику с дочкой на дачу. Она все равно пустует.
– А сейчас?
– Пойду ставить чайник.
– Нас Лебедевы ждут.
– И ты к ним поедешь и прекрасно проведешь время.
– Без тебя?
– Без меня.
Отрезаю безапелляционно, потому что чувство ответственности во мне намного сильнее чувства привязанности, и удаляюсь на кухню, не оборачиваясь на врезающийся между лопаток укоризненный бубнеж.
– Сколько можно, Гордей? Раньше ты тащил в дом грязных дворняжек и облезших котов, теперь настала очередь сироток?
Конечно, Диля имеет право злиться, ведь мы рассчитывали провести этот вечер в компании друзей. Но меня ее негодование задевает лишь по касательной, и я даже испытываю что-то отдаленно похожее на облегчение, когда она бросает мне «счастливо оставаться» и, запахнув полы длинного молочного пальто, устремляется навстречу приключениям.
На какое-то время в комнате воцаряется блаженная тишина, и я охотно отвлекаю себя рутиной. Наливаю воду в чайник. Засыпаю заварку в заварочник. И инспектирую содержимое холодильника на наличие в нем вкусняшек.
К счастью, там находится целый торт, несколько кусочков грибной пиццы и мясной рулет. В общем, все, чтобы накормить двух наверняка голодных девчонок и перекусить самому.
– Тебе помочь?
Спрашивает бесшумно материализовавшаяся в кухне Ника, и я оборачиваюсь. Скольжу взглядом по ее точеным скулам, цепляюсь за ключицы и отмечаю, что она практически не изменилась за восемь лет.
Та же угловатость. Та же простота. Та же естественность.
Трясу головой, отгоняя непрошеные мысли, и возвращаюсь к ее вопросу.
– Все почти готово, садись. Расскажешь, что привело тебя сюда тридцатого декабря?
– Позже, – одними губами шепчет Вероника, кивком указывая на перепрыгивающую через порог Соню, и я соглашаюсь.
– Хорошо. Позже.
Глава 4
Ника
– А папа нас больше не любит.
Наклонившись к Гордею, доверчивым шепотом сообщает ему Соня и думает, что я ничего не слышу. У меня же как будто вся кровь в организме приливает к щекам и окрашивает их в помидорный цвет.