Para bellum
Шрифт:
Глава 8
1930, август, 7. Москва
— Не понимаю я вам Михаил Васильевич, — произнес Сандро, отпив чая. — Николай Николаевич Младший ведь заслужил расстрельной статьи. И атаман Семенов. И прочие, что добровольно выступили на стороне Польши даже не удосужившись вступить в ее армию. Ведь по всем нормам права и обычая они есть разбойники. Да, если бы они выступали на стороне претендента на престол или человека, провозгласившего себя Императором их можно было бы рассматривать как военнопленных.
— А тут я не хочу повышать градус внутри страны.
— Но они непримиримые враги!
— Поэтому они будут непримиримо махать кайлом. До конца своих дней. В решительной попытке отработать тот вред, что они причинили России. А тех, кто откажется трудиться, отправят в специальную лабораторию. Заменив им исправительные работы ролью «добровольцев» при испытании медицинских препаратов.
— А если они выживут?
— Вы слишком хорошего мнения о наших лаборантах. — криво усмехнулся Фрунзе. — И эта их смерть не будет пустой. Они принесут реальную практическую пользу обществу.
— Да вы вообще всем заменили сидение в тюрьме, на труд, — заменила Ксения Александровна крайне недовольно.
— Да. Чем постарался исправить поломанную вашим дедом систему исполнения наказания. Трудовых отрядов много. Все они созданы по принципу количества и тяжести судимостей, а также отнесенности к так называемым элитам уголовного мира. Чтобы случайно оступившихся не «учили жизни» матерые уголовники.
— Вам не кажется, что это жестоко?
— Что именно?
— Отправлять людей на медицинские опыты?
— Туда отправляют людей не сразу. Это нужно заслужить. Если ты честно трудишься в трудовом отряде, то какой с тебя спрос? Если нет, то тебя начинают продвигать по рангу строгости, переводя последовательно из отряда ниже уровнем в отряд выше. Пока не будет достигнут предел, после которого идет отправка «добровольцем» на опыты. Как правило туда попадают матерые рецидивисты и «воры в законе», которым претит трудиться вообще. Ну и те, кто идет по особо тяжким статьям. Маньяки, например, убившие массу людей. И я не вижу смысла их жалеть.
— Но это люди.
— Которые целенаправленно пошли на то, чтобы испортить жизнь окружающим. И я не считаю дурным или неправильным то, чтобы окружающие испортили жизнь им.
— Жестоко это. — покачала она головой.
— А не жестоко было создавать тюрьмы, в которых случайные ребята, попавшие за решетку, оказывались в «цепких лапах» матерых уголовников? И они всю жизнь им ломали, перековывая в себе подобных. Из-за чего, выходя из тюрьмы, они оказывались неспособны вернуться к нормальной жизни. Это не жестоко?
— Жестоко, — произнес Александр Михайлович и жестом осадил супругу, которая хотела возразить. — Я думаю, что нам психологически трудно представить, что Великие князья окажутся на каторге. Ведь, называя все своими именами, вы ввели именно каторгу разной степени тяжести, заменив ей сидение в тюрьме.
— Ваш отец и брат, — кивнул Фрунзе Ксении Александровне, — совершенно распустили членов Императорской фамилии. Их нужно было пороть. В свое время. На заднем дворе. Потому что их задача — помогать Императору в управлении державой. А они чем занимались? Можете не отвечать. Грубые и матерные выражения для дамы невместны, а без них описать то, чем занималось большая часть Императорской фамилии невозможно. Не все, но многие.
— Вы к ним слишком строги.
— Михаил Васильевич честен. Просто честен. — угрюмо произнес Александр Михайлович. —
Я не могу представить кто бы еще смог России навредить больше, чем они.— Мне кажется, что не справедливо, обвинять их в гибели Империи.
— Не справедливо, — кивнул Фрунзе. — Главными виновниками были Александр III и Николай II. Все остальное лишь производные следствия.
— Поясните, — нахмурилась Ксения Александровна.
— Вот возьмем великих князей? Кто их распустил? Кто их не наказывал? Кто их не заставлял честно трудится на благо Отечества? Не иначе как Святой Николай или Мария Магдалина? Не находите? Ведь выше членов Императорской фамилии был только Император. И это было его прерогативой держать их в узде.
— Это ужасно звучит, но соглашусь, — нехотя произнесла она, после того, как Сандро пнул ее под столом ногой. — Но разве дело только в этом?
— Увы, не только. Империя шла к гибели последовательно. Издалека. Начав это торжественное шествие во второй половине XVIII века.
— Вы еще скажите, что во времена Рюрика, — хмыкнул Сандро.
— Не будем копать так глубоко. — вернул улыбку Фрунзе. — Давайте коснемся последней точки бифуркации — Крымской войны.
— Чего простите?
— Точки бифуркации — момента в истории, когда ключевое событие могло пойти по разным дорожкам, изменив коренным образом всю последующую историю.
— А почему Крымская война?
— Потому что именно она привела элиты России, прежде всего дворянские, к некому прояснению сознания. И спровоцировало вторую индустриализация. Ибо производственных мощностей, оставшихся от первой, проведенной еще Петром Великим, не хватало ровным счетом не для чего. Ни в плане объемов, ни в плане качества.
— Хорошо. — кивнул Александр Михайлович, принимая ответ.
— Александр II попытался провести индустриализацию за счет внутренних ресурсов. Ибо долгов, набранных его отцом, было чрезмерно много и с ними едва удавалось справиться. Поэтому он обратился к внутренним частным ресурсам, привлекая капиталы купцов и промышленников. Этих средств имелось немного, рынок был узкий, так что, рывок получился скромным. Впрочем, его вполне хватило для того, чтобы российская армия получила современное оружие, а флот — современные корабли.
— Не сразу, — кивнул Сандро.
— Разумеется. Но к середине 1870-х — вполне. Однако рынок быстро оказался переполнен, а ресурсов для внутренних инвестиций не хватало. И ладно инвестиций. У нас образовался общий дефицит денежной массы, который, кстати, сохранялся до конца Империи. Что совокупно ударило по перспективам индустриализации. Ведь мы так и не смогли догнать ведущие страны мира. И не могли. Что привело к коллапсу либеральной модели общественного развития и началу консервативной реакции. Волне «поиска особого пути» и прочих маргинальных рефлексий.
— У вас все очень просто выходит, — усмехнулся Александр Михайлович. — Реакция наступила по множеству причин.
— Главной из которой стали деньги. Все остальные — либо высосаны из пальца, либо производные.
— Не согласен, но пусть так. И что дальше?
— Дальше была третья индустриализация. Чтобы догнать и перегнать ведущие страны мира требовалось две вещи: инвестиции и рынки сбыта. Инвестиции удалось найти в крупных иностранных банках. А из рынков сбыта стоял незанятым только Китай. Что привело Россию к проекту Великого Сибирского пути. Прекрасное, кстати, решение в обход британской юрисдикции, позволяющее выйти в Китай и крепко на этом заработать.