Para bellum

И все бы ничего, но 18 июля англичане оказались публично унижены. Пять лучших линкоров отправились на дно, парламент едва не был уничтожен в полном составе, вместе с массой министров и самим королем, а их служба разведки выбита почти подчистую, во всяком случае центральный аппарат.

Это заставило многих задуматься.

Очень многих.

Потому что Великобритания уже не выглядела такой уж «тихой гаванью» славной своей безнаказанностью. И работа на нее, а даже и не работа, но простое сотрудничество, выглядело не таким уже и интересным. Ведь подобное обращение было характерно для страны 3-его мира, но никак не Великой державы, да еще такой, какая претендовала на первенство…

Фрунзе же, пользуясь уникальным историческим моментом, решил не останавливаться и действовать дальше. В конце концов шоковое состояние Великобритании давало очень большие шансы и перспективы. Поэтому группа «революционеров» из Колумбии, среди которых находились те самые три взвода ССО, добрались на рыбацких баркасах до Кубы.

Высадились.

И на захваченных с собой велосипедах направились в Гавану. Благо, что было недалеко — их высадили в рыбачьей деревушке неподалеку. Милях в десяти.

Велопробег этот, конечно, выглядел странно, но Мачадо никто не донес. То ли не успел, то ли не посчитал этих людей угрозой. Военные велосипеды местные жители не отличали от обычных, а оружие находилось в чехлах, не привлекая внимания. Из-за чего для простых обывателей, эти велосипедисты не выглядели чем-то угрожающим.

И вот Гавана.

Остановившись в квартале от дворца, бойцы оставили свои велосипеды и взявшись за оружие пошли на штурм. Быстро. С ходу. Без раскачки.

Рискуя.

Сильно рискуя.

Потому что Мачадо, в отличие от охреневших от безнаказанности английских лордов, был настороже и жил в достаточно опасной стране. Так что охрана у него имелась. И весьма серьезна. Именно по этой причине ССО и включили в состав «революционеров», натурально набранных по объявлению. Чтобы эта затея не захлебнулась дурным образом на ровном месте.

Вместе с тем началось выступление и местной, кубинской оппозиции во главе с ректором Гаванского университета — Рамоном Грау Сан-Мартином, который с 1927 года вел подпольную борьбу с Мачадо.

Но выступление такое…

Едва вооруженные группы местных революционеров с флагами и криками пытались занять узлы связи и логистики по Петроградскому сценарию. Впрочем, именно воевать им ни с кем-то не требовалось. Эти ключевые позиции практически не охранялись.

Полиция же местная смотрела «в другую сторону» и «курила бамбук» получив денег и обещания определенных гарантий. Ведь полиция нужна всегда. А устраивать на Кубе тотальный переворот всего вверх ногами никто не собирался.

Минута.

И на площади перед дворцом появились первые революционеры. В том числе и такие колоритные личности, а как эффектные дамы с горящими глазами и разодранными блузками. Или, скачущий вперед на костылях одноногий негр, кричащий что-то антиправительственное. Что, разумеется, снимали находящиеся тут же кинооператоры. Ведь именно эти «борцы за свободу» и должны попасть в самые сочные кадры, формируя общественное мнение о природе данного переворота. Дескать, народ, не выдержав гнева тирана, поднялся и в едином порыве… Смешно, конечно. Михаил Васильевич прекрасно знал, что все революции, это, безусловно, операции чьих-то спецслужб, действующих в интересах своих нанимателей. Но в данном случае решил поиграть на популярном образе, который в свое время разгоняли англичане и французы в общественном сознании. Потыкав, как говорится, их самих в свое собственное говно.

Третья минута.

Бойцы уже находились на ступеньках дворца. Прозвучали первые выстрелы. Здесь уже обходились без глушителей. Работали плотно, жестко и наверняка. Стараясь как можно скорее подавить охрану Мачадо.

Пятая минута.

Самые боеспособные «революционеры», то есть, бойцы ССО вошли внутрь, начав захват дворца. Остальные обеспечивали его оцепление. Чтобы никто не ушел.

Десятая минута.

Стрельба стихла.

В части окон дворца не горел свет. Он погас во время коротких, но очень яростных боев внутри. Видимо повредили лампочки или еще что.

Двенадцатая минута.

Над дворцом взвился красный флаг Кубинской народной республики. О создании которой уже через час столица вещала по всем каналам связи, констатируя низвержение «тирана Мачадо». И провозглашении Временного правительства во главе Рамоном Грау Сан-Мартином.

Первой страной, которая признала Кубу, был, разумеется, Советский Союз. Точно по тому же сценарию, по которому англичане организовали признание поляками Украины. То есть, посол с верительными документами прибыл на остров вместе с революционерами. И вечером 28 июля во дворце, наспех отмытом от следов боя, торжественно их вручил.

И там подписал ряд важных соглашений.

Кубе предоставлялись те же условия сотрудничества, что и Колумбии. И те же возможности для вхождения в состав Советского Союза на правах конфедерата, в случае всенародного волеизъявления, выраженного в референдуме.

Будет ли кто-то еще признавать Кубу Фрунзе не интересовало.

Вообще.

Никак.

Потому что ему хватало факта того, что ее признал Союз. А значит с ней можно будет вести полноценную торговлю и взаимодействовать на хозяйственном уровне. Строя те же железные дороги и электростанции.

Зачем Союзу Куба?

Ну, в общем-то незачем. При наличии Колумбии она не имела особого смысла. Да, контролировала Карибское море и выступала ключом к Панамскому каналу и важной базой в самом центре Атлантики. Но не так уж и сильно это на что-то влияло при наличии союзника в лице Колумбии.

Единственным мотивом для Михаила Васильевича стала ностальгия. Его старые воспоминания оттуда — из конца XX и начала XXI веков. Фидель Кастро, правда, в это время еще ходил пешком под стол. Но сути это не меняло. А так как ситуация сложилась очень благоприятная, Фрунзе решил, что чем черт не шутит?

Один человек Артузова поговорил с Сан-Мартином, найдя сразу полное понимание. Другой подтянул активистов с Колумбии, которые пожелали поучаствовать. За денежку, как в таких случаях и бывает. Хотя и не без идеи. Просто идеи на хлеб плохо намазываются и требовалось, чтобы одно состыковалось с другим, а городских сумасшедших, то есть, людей с психиатрической патологией в виде навязчивых идей, известных также, как идейные борцы, использовать опасались из-за их неуправляемости и, нередко, полной невменяемости…