Para Bellum

* * *

Александр Николаевич Поскрёбышев уточнял список ответственных товарищей, вызванных на сегодня к Хозяину. Как обычно, секретарь пытался понять, какие вопросы сегодня признаны первоочередными, и составить для себя стратегический план действий на ближайшее время, чтобы быть готовым к любому распоряжению начальника. Сталин ценил это качество помощника даже выше, чем личную преданность.

Зазвонил второй телефон, тот, номер которого мог сообщить только сам Вождь. Потому этот аппарат оживал нечасто. Поскрёбышев снял трубку.

– Здравствуйте, – прозвучал в мембране женский голос, – мне надо поговорить с товарищем Сталиным. Это очень важно.

– Как о вас доложить?

– Корлюченко. Зинаида Петровна.

Кто такая эта Кор… как там её… ченко, Александр Николаевич вспомнить не сумел.

– Извините, а откуда вам известен этот номер?

– Мне его сообщил сам товарищ Сталин, – с гордостью произнесла Зинаида Петровна.

Обалдевший Поскрёбышев прикрыл ладонью трубку и по внутренней связи доложил:

– Товарищ Сталин, вам звонит Корлюченко.

– Кто такой этот Корлюченко? – после короткой паузы спросил генсек.

– Это женщина. Говорит, будто номер ей дали вы лично. Утверждает, что имеет сообщение чрезвычайной важности. Зинаида Петровна.

– Зинаида Петровна, – протянул Хозяин, припоминая. – А-а, ладно, соединяйте.

Иосиф Виссарионович взял трубку:

– Здравствуйте, Зинаида Петровна! – В голосе Вождя звучали искренняя приязнь и расположение.

– Здравствуйте, товарищ Сталин! Извините, что беспокою, но у меня крайне важное сообщение.

– Слушаю вас.

– Вас собираются убить.

– Опять, – вздохнул Иосиф Виссарионович. – Что за сезон такой.

– Я узнала об этом от Сергея Петровича Маркова.

– Говорите. Я слушаю очень внимательно. – Теперь голос Сталина звучал сухо и требовательно.

– У него есть друг, который вас ненавидит. А вы сделали его чуть ли не начальником охраны. Товарищ Сталин, дорогой Иосиф Виссарионович, вы меня простите, нельзя же быть таким доверчивым! Не дай бог, что… – женщина осеклась. – Нет, я атеистка, просто так говорят.

– Ничего, Зинаида Петровна. Со мной Господа поминать можно. Я сам в семинарии учился. Вот если приведётся беседовать с товарищем Ждановым…

– Ой, я отвлеклась. Этого, который, ну, злоумышляет, зовут Лось. А Сергей Петрович Марков отказался соучаствовать. Хотя они друзья.

– Спасибо, Зинаида Петровна. Ни о чём не беспокойтесь. Мы уже приняли меры. Очень надёжные меры. Но всё же, расскажите всё поподробнее.

Пока Корлюченко-старшая передавала всё, что услышала сегодня от Маркова, вождь прижал трубку плечом и принялся крошить папиросы над пепельницей. Когда женщина стала рассказывать о покушении на Маркова и упомянула Заковского, Иосиф Виссарионович хмыкнул. Собеседница тут же осеклась.

– Что-то не так, товарищ Сталин? – встревожилась Зинаида Петровна.

– Всё в порядке, – успокоил Хозяин. – Тут у меня табак просыпался.

– Вы бы курили поменьше, Иосиф Виссарионович. Берегите здоровье, оно нужно народу.

Сталин поморщился, помолчал, что-то обдумывая или припоминая.

– Как дела у вашей девочки, Лены, правильно?

– Спасибо, Иосиф Виссарионович. Елена учится хорошо. Правда… – Женщина замялась.

– Что-то случилось, – констатировал вождь. – Рассказывайте.

– В институте провели сегодня комсомольское собрание. На стене написали такую фразу: «А мы – умы, а вы – увы». Кто-то из органов…

– Откуда?

– Из НКВД или из ГУГБ, точно не знаю, усмотрел в предложении идеологическую диверсию. Студенты по молодости и глупости стали спорить. Теперь их могут исключить из комсомола, соответственно, и из ИФЛИ.

– Борцы за чистоту идеи, – хмыкнул Хозяин. – Суслики. Ладно, товарищ Корлюченко, не беспокойтесь напрасно. У вас хорошая девочка, скажите ей, пусть занимается наукой и не отвлекается на всякую мелкую ерунду.

– Я вам так благодарна, товарищ Сталин…

– Это я вам признателен за сообщение и ещё больше за заботу. Если возникнут затруднения, звоните. А сейчас извините, меня ждут товарищи.

– Конечно, конечно, – заговорила Зинаида Петровна, но в ушах уже звучало короткое злое попискивание.

Опустив трубку на рычажки, Вождь целую минуту раздумывал. Потом приказал Поскрёбышеву: «Берия» и через пятнадцать секунд уже раздражённо говорил:

– Лаврентий, твоим людям совсем нечего делать? Что за охоту на ведьм они устроили в ИФЛИ? Мне голову не морочь, я знаю, кому звонить, Меркулову или тебе. Вот именно, разберись и доложи. – Потом распорядился: – Александр Николаевич, найдите ректора Института философии, литературы и истории.

– Карпова, – раздалось в трубке. – Кто говорит?

– Сталин говорит.

– Внимательно слушаю вас, Иосиф Виссарионович.

– Что в вашем институте за история с политическими перегибами и чистками по этому поводу, товарищ Карпова?

– Меня зовут Анна Самойловна. Я член партии большевиков с 1904 года. И я своей партийной совестью ручаюсь: пока я руковожу ИФЛИ, ни один студент по политическим соображениям исключён не был и не будет.

– Не горячитесь, Анна Самойловна. Мой партийный стаж, в том числе и дореволюционный, немного больше вашего. Вы руководите высшим учебным заведением. Ваши выпускники не станки будут делать. Хотя и для машиностроителя важно правильно понимать смысл происходящих событий. А ваши студенты завтра будут разъяснять политику партии. Со страниц газет, с институтских кафедр. Можно ли терпеть в такой среде скрытых или открытых, не скажу – врагов, просто людей, не до конца убеждённых в нашей правоте? Думаю, только такая постановка вопроса является истинно партийной. Это первое.

Второе. Я хочу разобраться, имеем мы сейчас дело с настоящими противниками или с излишней самодеятельностью некоторых чересчур подозрительных сотрудников. Потому что обижать и отталкивать от себя одарённую молодежь, убеждённых патриотов, коммунистов по духу, это хуже, чем преступление. Это ошибка.

– Извините, товарищ Сталин, – заговорила Карпова, – конечно, я погорячилась. Но поймите меня. В подавляющем большинстве наши студенты – дети рабочих и трудового крестьянства. Отбор ведётся самым строгим образом, ведь кроме прочих качеств ИФЛИ требует таланта. И когда некоторые люди, не понимающие этой специфики, раздувают шумиху вокруг дела, не стоящего выеденного яйца…

– Вы полагаете, что в данном случае мы столкнулись с головокружением некоторых товарищей от мнимых успехов?

– Убеждена в этом, товарищ Сталин.

– Ну что же, в нашей партийной бюрократии, да и не только в ней, этот недуг распространён. Спасибо, товарищ Карпова. Думаю, в этой ситуации мы поддержим вашу позицию. Спокойной ночи. – Вождь положил трубку.

Сталин не был бы Сталиным, если бы не спросил себя, а почему он решил беседовать с какой-то заурядной околонаучной кандидатшей, этой Зинаидой Корлюченко, вмешиваться в процесс прочистки мозгов возомнившим о себе соплякам. Подумаешь, поэты они. Сплошные Пушкины вперемежку с Лермонтовыми. И это в ситуации, когда дел невпроворот, когда Вождь взвалил на себя обязанности главы правительства, и нужно ждать ответного хода противников, а завтра война, и наркомы три дня ждут приёма по важнейшим государственным делам, и буквально только вчера сама жизнь Хозяина была подвешена на тончайшем волоске.