Paradisus

застарелого шрама в виде буквы «С» у меня на груди.

Я обнял свою женщину, поцеловал – ее губы пахли тушенкой.

Марина вдруг заплакала.

– Я рада, что ты простил меня, Андрей.

5

ВЗРЫВЧАТКА

Собаки повизгивали, приседая так, что шерсть на груди утопала в снегу.

Шесть пар глаз сверкали в сумерках.

Сильные, лоснящиеся от сытости животные. Чем Снегирь их кормит?

– Берегите собак, - увещевал хозяин, застегивая ремень на шее последнего

пса. Снегирь ловко орудовал левой рукой, помогая себе обрубком правой.
–

Других нам не найти.

– Не волнуйся, - беззаботно отозвалась Марина. – Чуть что, мы способны

постоять и за себя, и за собак. Разве только шальная пуля…

– Чур тебя. Сплюнь!

Марина сплюнула на снег. Поверх комбинезона она надела пуховик с

надписью на спине: «Полиция», на голову водрузила шапку-ушанку. В правой руке

– длинная погонщицкая палка.

Я чувствовал себя неуютно в новой одежде: пальто жало под мышками,

джинсы терли в области паха. Зато гриндера словно специально пошиты под мою

ногу.

Собаки рвались, подергивая ремни. Трудно поверить, что они смогут

сдвинуть сани, если мы с Мариной усядемся в них.

– Пшли! – крикнул Снегирь, ударив по загривку вожака упряжки, пегого пса с

обвисшими, порванными ушами.

Ветер рванулся навстречу.

Красная площадь осталась позади, упряжка понеслась вдоль поросшего

кустарником берега реки. Зеленая вода неподвижна, лишь кое-где плыли по

течению снежные островки. Посреди широкой дороги замерли проржавелые

машины. Казалось, что скрипение полозьев и ровное дыхание собак разносится

на многие километры вокруг.

– Взгляни, Андрей, – окликнула Марина.

Справа от упряжки виднелись белые развалины.

– Храм Христа Спасителя. Здесь проходили церковные службы. В книге

сказано: Храм был разрушен, затем всем миром восстановлен.

– Как это – всем миром?

– Значит, каждый дал, сколько смог.

Направляемые Мариной собаки свернули в переулок. От развалин домов

рябило в глазах. Джунгли еще не пришли сюда – упрямо и бесповоротно - но кое-

где их наступление уже заметно.

Луна скрылась за тучей, стало темно. Я думал, Марина остановит упряжку,

но не тут-то было: собаки не сбавили скорости. Мы въехали на мост, полный

мертвых автомобилей, - река внизу струилась черной лентой.

– Тпру!

Упряжка замедлила ход.

С моста виден густой лес, выросший вдоль речного берега.

– Парк Горького – одно из самых опасных мест в Пустоши, - сообщила

Марина. Голос ее звучал настороженно. – Андрей, держи пистолет наготове.

Мы свернули с моста в тонкую кишку переулка. Снова выглянула луна, снег

заблестел. Полуразвалившиеся здания возникали перед упряжкой, как будто

вырастая из-под земли. Мне начинало казаться, что собаки сбились с пути.

Вдруг Марина крикнула:

– Стой!

Упряжка замерла. Псы дышали тяжело, роняя на снег слюну.

– Приехали.

Я увидел желтую ленту железной дороги, платформу с покореженной

табличкой: «Москва – товарная». До боли захотелось взобраться на невысокую

насыпь и по шпалам – прочь из этого города, в Джунгли.

– Андрей, скорее. Кажется, будет метель.

Марина была права – небо заволакивали тучи; усиливался ветер.

– Здесь раньше был рынок, – перекрикивая ветер, сообщила Марина.
– Кое-

что сохранилось.

– Рынок сохранился?

– Кое-что из барахла.

Я взял вожака за ошейник, дернул. Упряжка последовала за мной, таща

сани.

Это было длинное приземистое сооружение из шероховатых, соединенных

между собой металлических листов. Крыши не было, ворот тоже. Вместе с

собаками мы вошли внутрь. Лучше бы мы этого не делали… Посреди склада

горел костер (и как только мы не заметили, не почуяли дым). У огня, сгорбившись,

сидели трое.

– Мародеры, - шепнула Марина.

Я сжал в кармане рукоять пистолета.

Мародеры поднялись нам навстречу. Двое, крупные, с одинаковыми

квадратными подбородками, с близко посаженными свиными глазками

(близнецы?), с выражением сытой невозмутимости на физиономиях, одетые в

одинаковые тулупы и большие валенки. Третий – коротышка, горбоносый,

тщедушный, в желтом пальто похожий на цыпленка.

– Кто вы такие? – крикнул «цыпленок». Голос у него оказался неожиданно

низким, словно украденным у другого человека. – Уёбывайте отсюда! Это моя

территория.

– Что значит твоя территория? – внешне спокойно ответила Марина. – С

каких пор Район Второго Кольца поделен?

Коротышка сплюнул на снег.

– С тех пор, как я сюда пришел.

– Ты? – Марина пожала плечами. – Я тебя впервые вижу.

«Цыпленок» умолк, глядя по-волчьи. Его сподручные переминались с ноги

на ногу.

– Ну, не будем ссориться, - коротышка вдруг сменил гнев на милость.

Замер, разглядывая меня.

– Кожанка, гриндера… Недурные вещицы… Вы сектанты?

Молчание.

– Можете не отвечать. Вижу: сектанты. Ленинцы, сталинцы, возрожденцы?

– Не твое дело, - оборвала коротышку Марина. – Мы приехали за барахлом,

и имеем на него такое же право, как и вы.

– Не мое де-ело, - протянул, словно зевая, мародер. – Кстати, отличная

упряжка…

Я и моргнуть не успел - в левой руке коротышки появился пистолет.

– Пожалуй, я заберу ее, если вы не против, - он засмеялся. – А ты, кожанка,

– обратился «цыпленок» ко мне, – держи руки по швам. Дернешься достать пушку

– начиню свинцом.

Ветер завывал где-то в черной вышине, ему вторила одна из собак в

упряжке, словно чуя: хозяева попали в беду.