Парагвайский вариант. Часть 1

Кечуа вполне натурально изображали смиренных христиан и бормотали что-то вроде молитвы. Солано добился от своих людей гибкости в этом вопросе, и отличить в молящихся индейцах адептов иного культа было невозможно. Ну разве что подслушать их. А они обещали своему богу, разрушить этот храм и вернуть сокровища тем, у кого они были отняты.

Переговорив с церковным служкой, Поликарпо повёл группу на ночлег в монастырь францисканцев Лос-Дескальсос. По словам служки, монастырь был беден и охотно приютит путников за скромное подаяние.

По пути к монастырю Солано и его спутники пронаблюдали забавный городской обычай. Было примерно шесть часов вечера, когда кафедральный колокол издал три удара, которые повторили все церкви Лимы. Народ на улицах замер как вкопанный. Каждый прервал своё занятие, чем бы он ни занимался. Даже возчики бросили вожжи и погрузились в короткую молитву. После чего все почти синхронно отмерли, сделали знак креста и сказали друг другу: «Буэнос ночес».

«Чудеса дрессуры, — подумал Солано, наблюдая такое единодушие в послушании церкви совершенно разных социальных слоёв. — Сломать такое будет ой как не просто».

* * *

Переговоры с лидерами Корриентеса завершились полным согласием сторон. Официальный договор о границах не только закрепил текущий раздел провинции Мисьонес, но и предусмотрел протекторат Парагвая над её второй половиной.

В секретном же протоколе обговаривалось, что после признания Парагваем независимости республики Энтре-Риос провинция Мисьонес не войдёт в её состав. И присоединение Мисьонес Парагваем препятствий и возражений иметь не будет.

Разумеется, у такой договорённости была своя цена. Парагвай немедленно предоставлял соседу десять пушек с расчётами и тысячу своей регулярной кавалерии. Кроме того, Артигас под свои знамёна собирал добровольцев из числа аргентинских и уругвайских эмигрантов, укрывающихся в Парагвае. По сути, это был наём, но финансовые расходы по оплате «добровольцев» брал на себя Корриентес.

До провозглашения республики Энтре-Риос Парагвай действовал, пользуясь «добровольческим корпусом Артигаса» как прикрытием. И только по достижении этой промежуточной цели и взаимного признания суверенитета двух государств выступал в открытую.

Обсуждение конкретного наряда вооружённых сил и средств вёл Роке Алонсо, и под финальными бумагами красовались подписи сразу обоих консулов. Уже между собой они обговорили, что кавалерией экспедиционного корпуса командовать будет капитан Хосе Доминго Лопес. Братцу пора было расти в чинах. Впрочем, и самому Роке Алонсо тоже, и по итогам успешной кампании в Корриентесе быть Алонсо генералом. А то у соседей этих генералов — считать замучишься, а у Парагвая ни одного. Как-то несолидно.

В общем, всё шло хорошо.

Одно не давало покоя Карлосу всё это время. Уже шёл шестой месяц, а о Франсиско — ни слуху ни духу. На календаре булавка переместилась на 24 июля. Если бы Франсиско был дома, то сегодня устроили бы шумный праздник в честь его дня рождения. Дети просто обожают такие дни и готовятся к ним загодя. Но в этом году и жена, и дети растерянно смотрели на отца, а он не знал, что им ответить.

«Кондоры, может быть, уже склевали остатки отряда, и сына мне не увидеть… Или случилось что-то, где я мог бы помочь, но я об этом даже не узнаю. Проклятое, беспросветное отсутствие связи!»

Раньше он как-то со смирением к этому относился, как к закону природы. Но, послушав рассказы сына о том, с какой лёгкостью потомки общаются между собой на любых расстояниях, преисполнился искренней зависти.

«Хоть бы знак какой свыше», — взмолился Карлос.

И о чудо! Его молитва была услышана. Вечером того же дня три усталых гаучо принесли долгожданную весть. После устного послания от Санчо они отправились отдыхать, оставив Лопеса-старшего наедине с квадратиком запечатанного письма. Разломив немудрёную восковую печать, он с волнением начал читать:

'Уважаемый отец, податели сего письма уже донесли до тебя весть о том, что я принял решение не возвращаться домой. И единственное, что ты сейчас желаешь узнать, — это мои мотивы. Я готов объясниться, но прошу, чтобы это письмо осталось тайной для всех. Итак. Несмотря на ваш с матерью скепсис, шаманы народа кечуа добились результата. Душевная болезнь, сумрак, окутавший моё сознание, рассеялись. Моя личность обрела целостность, но вместе с этим и те смутные воспоминания и навыки, что так беспокоили вас с матерью, теперь стали полноценной частью моей жизни. И я не могу сказать уверенно, остался ли я прежним Франсиско. Скорее нет, чем да.

Зато я могу уверенно утверждать, что твой брат-экзорцист спокойно жить мне не даст. Да и ты сам, отец, любое моё предложение будешь воспринимать как «дьявольское наущение». Я действительно могу дать тебе очень много, но боюсь, что буду неправильно понят.

Поэтому я предпочитаю остаться с моими новыми друзьями-индейцами кечуа. У них нет никаких предубеждений относительно меня. Мои слова они воспринимают спокойно и с благодарностью. Я вижу возможности для реального улучшения их жизни и постараюсь им помочь. Этого требует моя совесть.

Но совесть требует от меня попытаться помочь и Парагваю. Поэтому если у тебя будет разумное предложение для меня по воссоединению с семьёй, то я его приму. Но при одном условии: больше ни слова об одержимости. Я обычный человек. И знания мои принадлежали обычному человеку, жившему полтора века тому вперёд. Это странно, но это так.

Кстати. Твой брат при допросах всё время называл меня «Вайн Долор». Я могу сказать, что он глубоко ошибся. Человек, чья память теперь наполнила мою голову, был этническим русским и носил имя Иван (по-испански Хуан) и фамилию Долов (это слово означает узкую долину). То есть по-испански его имя звучало бы как Хуан Валле Эстречо. И никакими легионами демонов он не командует. Он был дипломатом на службе русского правительства и умер в Парагвае в 2010 году.

Впрочем, я не жду, что ты мне поверишь.

Если всё-таки захочешь написать мне, то оставь для меня сообщение в доме торговца шерстью Чинка Чукито в приходе церкви Святого Себастьяна в Куско. Мне передадут.

Засим прощаюсь и желаю крепкого здоровья тебе, матушке и моим братьям и сёстрам.

Франсиско Солано Лопес Каррильо (Хуан Валле Эстречо)