Параллельные

— Чего это?

— Она другая. С ней половина общечеловеческих фокусов попросту не срабатывает, — сообщил с нескрываемой гордостью я.

— Ок, ладно. А кого реабилитируем-то?

— Карину.

— Понятно, — хмыкнул он. В телефонной трубке повисло противное молчание. Но, как обычно, друг не подвёл, в конце концов пообещав: — Ладно, знаю я несколько способов. Только кошелёк готовь.

— Без проблем.

Из миссии по возвращению Каро к жизни Козырев вернулся с расцарапанной физиономией.

— Любуйся, — ткнул он пальцем в свою щёку. — Твоя постаралась.

— Она не моя, — напрягся я. — Мне стоит переживать на тему того, что именно ты с ней сделал?

— Попытался затащить к парикмахеру.

— И как, успешно?

— Смотря для кого. Нанятый мной стилист утверждает, что она теперь похожа на человека. Зато моя Ева уверена, что я себе любовницу завёл.

— Хочешь, я с ней поговорю?

— С Евой? И что ты ей скажешь? Что это ты любовницу завёл?

— Костя! — шикнул на него.

— А, ладно! — друг махнул рукой. — Мой брак уже мало что может испортить ещё сильнее.

***

Карина теперь действительно выглядела иначе. Отдалённо напоминала себя прошлую. Не скажу, что она стала более живой, но надежда на то, что случившиеся изменения во внешности как-то её взбодрят, меня не покидала.

— Этот придурок выкинул всю мою старую одежду! — зашипела она на меня, когда, уложив Егора спать, мы остались вдвоём на той же кухне, где я когда-то впервые принял судьбоносное решение остаться с сыном один на один.

— Нужно повысить ему зарплату, — усмехнулся я. — Но поверь, это только цветочки. Дальше самое главное.

Павлова почти застонала.

— Даже боюсь себе это представить.

— Я хочу… отдать Егора в садик.

Злиться она не стала. А смысл гневаться на умалишенного, коим она меня посчитала? С ними не спорят, их изолируют от общества.

— Шутишь?

— Нет.

— Подожди, подожди, — включила она режим сарказма, — то есть ты хочешь ребёнка со смертельно опасным заболеванием отправить в детский сад, где толпа оголтелых детей и где каждый может его задеть, толкнуть, ударить и ещё невесть что?

— В целом да, но я бы несколько иначе расставил акценты.

— Нет.

Проспорили почти всю ночь, так ни к чему и не придя. А на утро, поцеловав Егора в висок, я вылетел домой.

***

До запланированного ЭКО оставались считанные дни. Нина ходила дёрганная и напряжённая, но при любых попытках поддержать её пыталась сделать вид, что всё в норме, словно и не было всех этих иголок. Наверное, опасалась, что если я решу, что ей тяжело даётся гормональная терапия, то обязательно поверну назад. И да, я боялся, но лишить нас этого шанса я бы никогда не отважился.

А потом как гром среди ясного неба — Нину обвинили в злоупотреблении должностными обязанностями и похищении чужого ребёнка. До этого дня я и не подозревал, что для неё значило все эти годы продолжать работать с детьми, каждый из которых напоминал о том, чего была лишена она.

Скандал случился несусветный, во многом и из-за нашей фамилии. Жена чахла на глазах, сгорая от чувства стыда и занимаясь самоедством. И пусть мои люди достаточно быстро всё замяли, все эти потрясения не прошли мимо.

Прервав гормональную терапию, Нина сказала чёткое «нет».

— Не вывожу, не справляюсь, — плакала она, уткнувшись мне в грудь.

Я же буквально кипел от ярости, но не на неё.

— Найди этого Павла Сергеевича — отца мальчишки, которого спасала Нина, — велел я Косте на следующий день.

— А что его искать? — удивился Козырев. — Ты же сам ему денег отстегнул за молчание. Так что мы про него теперь всё знаем.

— Я хочу, чтобы впредь он был у нас под полным колпаком. Каждый шаг вправо-влево.

— Убивать будем? — полусерьёзно уточнил друг.

— Компромат собирать. Ему сейчас от денег крышу снесёт, поэтому поймать его на чём-нибудь противозаконном будет раз плюнуть. А тут мы… слегка посодействуем, чтобы его закрыли.

— Эт можно, — кивнул Костян. — Как говорится, было бы тело, а дело всегда найдётся.

***

После этой истории Нина впала в странное оцепенение. Нет, это не было похоже на прежнюю депрессию. С ней я хотя бы понимал, что делать. А вот с такой растерянной и испуганной… это ставило в тупик, ещё больше порождая во мне желание защищать и оберегать. Но все мои попытки растормошить её заканчивались ничем.

Она не страдала в открытую, продолжая улыбаться, быть вежливой и тактичной со всеми, но ощущение было такое, что внутри неё что-то надломилось, очень тонкое и понятное лишь ей одной. Словно впервые за все годы нашего знакомства она лишилась своей самостоятельности.

Принятые решения больше не казались мне правильными. И если честно, то и я сам начинал захлёбываться в собственной беспомощности. Разрываться между ней, командировками и Егором было больше невозможно.

— Вы должны переехать в наш город, — сообщил я в телефонную трубку Карине.

— И что? Только это? — ощетинилась она.

Знаю, её всегда задевало то, что я ставил спокойствие жены во главу всего.

— Да. Так будет лучше для всех.

— Так будет лучше для тебя! — поправила она меня.

— Послушай, Егору сделали операцию, и сейчас вы уже не так привязаны к исследовательскому центру. У нас в городе тоже есть хорошие учреждения, я узнавал.

Она молчала.

— Карин, я хочу рассказать всё Нине. Не сейчас, но чуть позже. У неё сейчас нелёгкий период.

— Да, Костя рассказал. Она действительно похитила ребёнка?

Мои нервы тут же натянулись тетивой. «Убить Козырева», — решил мой мозг.

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

— Но просишь переехать.

— Прошу. Прошу пойти мне навстречу.

— Я… подумаю.

С Костей я таки разругался. От души. Впервые за долгое-долгое время.

— Какого хера ты обсуждаешь с Кариной нашу с Ниной жизнь?!

— Ты сам просил, чтобы я приглядывал за Павловой!

— Но не так же!