Параллельные

— Нас были готовы взять сюда, — однажды пожаловалась Павлова, — но не в срочном порядке, все квоты на этот год были распределены.

С моим же вмешательством за Егора взялся сам заведующий отделением. Правда, с операцией он медлил, настаивая на медикаментозном лечении.

— Если бы он попал к нам на ранних сроках жизни, всё бы уже давно было сделано, но сейчас лучше не торопиться.

Карина была не согласна, она, ведомая чувством вины за отсрочку постановки диагноза сыну, испытывала потребность действовать здесь и сейчас, мне же казалось, что нам нужно не спешить и просто довериться врачам.

Следующие полгода прошли в странном режиме — Карина с Егором кочевали между больницей и квартирой, которые оплачивал им я. Сам я наведывался к ним примерно раз в месяц, чтобы… что? Убедиться в том, что Егор не растворился неожиданно в воздухе? Или же чтобы сухо констатировать тот факт, что они прекрасно справлялись без меня?

С Павловой мы всё ещё находились на стадии холодной войны, предпочитая замалчивать степень нашего разочарования друг в друге.

Самым поганым была постоянная необходимость врать Нине. И я воспринимал это как своё персональное наказание, крест, который буду вынужден тащить на себе всегда.

Но всё изменил один-единственный звонок посреди ночи.

***

Что что-то случилось, понял сразу. Первое предположение — Егору плохо. Но я ошибался. Карина на том конце телефона сбивчиво несла мне какой-то бред.

— Давай по порядку, — прошипел я, прикрывая за собой дверь в нашу спальню, где спала Нина.

— Я никуда не поеду, — жалобно всхлипнув, невпопад отозвалась Павлова.

Тряхнув головой, пытался хоть как-то сопоставить одно с другим, когда из динамика раздался уже совсем другой, мужской голос. Неизвестный представился врачом скорой помощи. По его словам, у гражданки Павловой было подозрение на двустороннюю пневмонию и она нуждалась в срочной госпитализации, чему гражданка Павлова всячески сопротивлялась, мотивируя это тем, что ей не с кем оставить ребёнка.

Выматерившись от души, я потребовал Карину обратно к телефону. Но ничего внятного она мне сказать так и не сумела, явно находясь в каком-то полубреду, повторяя лишь одно: «Никуда я не поеду».

Весь разговор не занял и пяти минут, но скольких нервных клеток он мне стоил — не подсчитать. Я убеждал себя, что меня это никак не касается, что Каринка обязательно разберётся сама, ведь она далеко не первая мать-одиночка в этой стране и как-то люди же выкручивались, да и не мог я сорваться посреди ночи, ничего не объяснив жене. Не мог, но пальцы уже, подрагивая, искали билеты на нужный рейс.

Наплёл Нине нестройную ложь про срочную командировку в Москву, крепко прижав её к себе.

— Ты мне рёбра сломаешь, — сонно пошутила она, поцеловав меня в висок и погладив по голове. — А вообще, ты меня пугаешь. Всё хорошо?

— Всё будет хорошо, — пообещал я ей, повторяя своё заклинание. — Всё обязательно будет хорошо.

Сердце бешено колотилось в груди: я бы простоял так вечно, просто прижимаясь к женщине своей мечты. Но где-то там, в самом сердце Сибири, меня ждал мальчик, которому было не выжить без взрослых рядом. Самым страшным было понимание того, что каждый шаг в сторону Егора становился шагом от Нины; собственноручно я рушил свой брак, медленно, но верно погребая его под развалинами лжи, иррационально до последнего надеясь на то, что смогу что-то придумать.

Дорога до города, где жили Карина с Егором, заняла всю ночь. Спускаясь по трапу самолёта вместе с первыми лучами нового дня, я не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей отрешённости. Я прилетел сюда, чтобы убедиться, что… мальчишка в безопасности. И лишь запоздало, уже когда я сидел в такси, до меня дошло, что для этой цели я вполне мог обратиться за помощью к Косте.

В последние наши встречи Карина мало походила на себя прежнюю, какой она была почти четыре года назад и какой я помнил её. Тогда она была молодой и привлекательной девушкой, полной надежд и амбиций, но с появлением в её жизни сына ей пришлось резко повзрослеть, а потом, наверное, и вовсе стало не до себя. По крайней мере, я чётко видел на её лице следы усталости и измотанности. Но на этот раз она буквально походила на живой труп, заходившийся в каком-то невероятном по силе приступе кашля.

— Тебе нужно в больницу, — с порога констатировал я очевидное.

— Не могу, — замотала она головой, с трудом сдерживая слёзы. — Егор.

Решение было на поверхности, но сделать этот шаг мне было непросто.

— Я… побуду с ним, — заявил не совсем уверенно.

— Нет, — отрезала Карина, резко сделавшись стальной и вмиг отогнав от себя все признаки болезни. На дне её глаз в этот момент читалось столько гнева, что казалось, ещё одно такое моё предложение и она разорвёт меня на части, — нет и ещё раз нет. Я не оставлю тебя с ним. Ты даже не представляешь, что с ним делать. А вдруг ему станет хуже, тогда что?

— Вот об этом и думай. Что, если ему станет хуже, а ты не в состоянии стоять на ногах. Ты хочешь сдохнуть прямо здесь, у него на глазах? — говорил осознанно жёстко. — Ну давай, дерзай. Уверен, осталось совсем чуть. День, два… И вот тогда останется действительно только молиться, чтобы Егор достался мне, а не твоей матери или, не дай бог, системе, которая вряд ли будет столь внимательна к его потребностям.

Карина вздрогнула и медленно сползла по стенке. К счастью, не в обморок, а просто рыдать и кашлять.

— Мне страшно, — чуть придя в себя, призналась она.

— Мне тоже, — скрепя сердце, решился я на откровение. — Не представляю, что мне делать. Но я буду… стараться.

— Ты увезёшь его?

— Нет. Нина… ничего не знает, и я не могу сейчас просто так свалиться ей на голову с…

…мальчиком, зачатым в самую страшную ночь нашей жизни.

Говорить последнее вслух я не стал, но Карина и без этого прекрасно меня поняла.

Когда заспанный Егор появился на кухне, его мать уже собрала вещи. Мы сидели за небольшим столом и ждали приезда такси, должного отвезти её в больницу.

Увидев Карину, он заулыбался:

— Мам…

Она встрепенулась и повернулась к сыну, но тот, заметив меня, тут же стал серьёзным, будто бы готовясь к сражению.

— Привет, мой сладкий, — из последних сил проворковала Павлова, опустившись на колени перед сыном. Её заметно мотало из стороны в сторону, но она держалась. — Помнишь моего друга, Илью?

Вопрос меня неожиданно царапнул, и пусть выдуманная полгода назад легенда всех устраивала, на этот раз мне не хотелось быть просто дядей со стороны. По крайней мере, чтобы меня помнили — вдруг почему-то стало важным.

— Мне нужно уехать, Илья пока поживёт с тобой. Ты можешь ему доверять во всём, он о тебе позаботится.

Она врала, вернее, не верила в то, что говорила, и все мы это понимали. Но упрямо делали вид, что поверили заверениям Карины.

Егор изо всех сил вцепился ей в плечи, но ничего не возразил, лишь попросив:

— Ты только недолго, хорошо?

Его мать кивнула головой и больше не выдавила ни слова, видимо боясь разрыдаться.

***

Каринино «недолго» продлилось две недели. Всё это время я бессменно прожил с Егором, оставляя его одного в комнате максимум на полчаса, чтобы позвонить жене или же сходить в душ. Я даже спал в его комнате на неудобном диване, прислушиваясь к хрипловатому дыханию в страхе, что в какой-то момент оно оборвётся.